Лиляна Хабьянович-Джурович - Петкана
Многие иноки подвизались суровейшим образом, ограничивая себя во всем. Христолюбивые души проходили все степени послушания и украшали себя различными добродетелями. Твердо держались правила, усвоенного от старцев, сподобившихся истинного духовного опыта. И никогда не забывали о постоянной молитве. Лежа ли, стоя ли, работая или вкушая пищу, иноки не переставали славить Бога, помня слова Господни: «Дело — спорится в руках, а имя Божие — не смолкает на устах». То был наш неписаный закон.
Был среди нас и иеромонах Евфимий, брат Параскевы. Усердный и достойный юноша, сподобившийся многих даров от Господа. Он быстро постиг мудрость Священного Писания и убедился в бренности и ничтожности всего земного. И часто повторял глаголы Всевышнего: «Будьте и вы совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Он так и жил — стремясь достичь той высоты, в которой видел единственный смысл своего существования.
Он и привел ко мне Параскеву. Когда они подошли ко мне после богослужения, сердце мое взыграло и я мысленно возблагодарил Господа, столь мудро и дивно, как это умеет только Он один, соединившего их кровными и духовными узами и даровавшего друг другу.
Едва взглянув на нее, я тотчас ее узнал. Ибо милостивый Господь уже возвестил мне в видениях о ее приходе.
Жизнь свою я провел в вере и посреди верных. Многие приходили ко мне ради духовной пользы и стремились исполнить все, чтобы добиться полного единства с Богом. Между тем за всю мою жизнь я встретил всего лишь одну душу, равную ей. Юношу, который будет прославлен во святых под именем Симеона Нового Богослова. Он станет величайшим поэтом, богословом и ясновидцем византийского мира. Сей дивный юноша также украсил мою жизнь, научаясь Божественным истинам подле меня.
Посему и глаголю аз, недостойный: «Слава Богу, не оставляющему милостью Своей всех любящих Его».
Но вернемся к Параскеве.
Она поселилась в Ираклийском предместье, при храме Покрова Пресвятой Богородицы, и прожила там пять лет. Верная раба Господня, она трудилась в лечебнице для бедняков и помогала им всеми силами и от щедрот своих. Она всецело предала себя службе Божией. Смиренная и стыдливая, говорила всегда тихо и кротко. С людьми она была немногословна. Зато душа ее постоянно беседовала с Богом. Ежедневно и ежечасно обращалась она к Господу, прославляя Его величие. Ей был дан редкий дар: видеть Творца везде и во всем.
Ко мне она приходила регулярно. Ради поучения. К этому побуждала ее любовь к Богу и стремление узнать как можно больше о Нем. Меня радовала разумность ее вопросов и ее рассудительность. В ней чувствовалась подлинная жажда истины. Порой мне казалось, что мне уже нечему ее учить. Что она и так все знает. Ибо знание ее было живым знанием.
Она знала, что путь к Богу ведет через покаяние, пост, молитву, исповедь, милосердие. И она постилась. Молилась — о спасении души своей и о других. На исповеди она говорила мне: «Человек не смеет простить себе прегрешение, чтобы после ему простил Бог. Не смеет оставаться неосужденным. В противном случае Бог осудит его. Ибо кто прощает себе, тому не простит Господь». И со слезами молила меня подсказать ей, как еще можно украсить себя добродетелями.
Ведь добродетели способны умножаться. Но умножаются и грехи. Грех — к греху. Добродетель — к добродетели. Лени и гордости сопутствует гнев. Сребролюбию — зависть. Вору свойственно лгать. Тщеславие склонно к клевете. Добродетели же — как ступени на Лествице святого Иоанна. Они возводят нас на небеса, в Царство Небесное.
Все это знала она. Но не из книг, как большинство. Нет. Она носила в себе это знание как живое чувство. Ей было ведомо и самое главное: «Сила наша — в немощи». Так писал в Послании к Коринфянам святой апостол Павел. Когда человек осознает свое ничтожество и всемогущество Бога и всецело полагается на милость Божию, тогда он действительно силен. Ибо милость Божия хранит его и ведет по жизни.
Знавал я немало дивных душ, подвергавших себя многим мукам ради того, чтобы совладать — в течение всей жизни — с какой-нибудь одной-единственной страстью. Дабы сказать затем с чистым сердцем: «Господи, у меня нет иных желаний, кроме как исполнять Твои желания и Твою волю!» Параскева знала и это.
Несмотря на все, она каждый раз сетовала, что не имеет полной уверенности в том, что достаточно угодила Богу. И вновь и вновь спрашивала меня, что ей еще сделать. Она словно чувствовала, что мне ведом ответ на этот вопрос. «Придет время — узнаешь», — неизменно отвечал я. Я знал, когда настанет сей час и что это будет за час. Но не смел открыть ей. Ибо прежде меня об этом должен был возвестить Тот, Кому она уже давно и полностью предала свою душу со всей верой, надеждой и любовью своею.
Время меняло ее лицо. Лица, постоянно орошаемые слезами бессильной ярости и жалости к себе, быстро старятся. Ее же слезы были слезами покаяния. Слезами любви ко Господу, к Пречистой Его Матери и всем святым Его. Такие слезы проистекают из чистого источника. Они чисты и сами по себе. Поэтому лицо ее неизменно сияло. Становилось прозрачней и тоньше. Она же — еще прекрасней. Это замечал даже я, старик.
Быть может, из-за этой ее необыкновенной красоты многие знатные женщины относились к ней неприязненно. Распространяли о ней разные сплетни. Смотрели на нее то с ненавистью, то с насмешливым злорадством. Тщетно я пытался уверить их, что это — равноангельная душа. Такие разговоры только разжигали их ярость.
Кто не верит в добро, тому никакие беседы не принесут пользы. Сердце, исполненное зависти, глухо ко всему, словно камень. Разум, помраченный злобой и себялюбием, не просветит никакой свет небесный. Посему и труды мои часто оказывались напрасными.
Когда она отправилась на Святую землю, я понял, что в этой жизни мы с ней уже не свидимся. Один Бог ведает, куда лежит ее путь. И какие муки и подвиги ждут ее на этом пути восхождения ко Господу и постоянного приближения к Нему.
Уезжая, она попросила у меня благословения. Я, недостойный, смутился тогда. Так же, как стыжусь и теперь, рассказывая об этой дивной и чистой душе. Дай Боже, чтобы все, о чем я поведал, было по воле Твоей. И да простит мне Господь, если я в чем согрешил при этом.
Она же, преподобная Параскева, пусть помолится обо мне, грешном.
ПАСТУХ ИЗ ОКРЕСТНОСТЕЙ ЦАРЬГРАДА
Отец мой был пастухом. И все свои знания об овцах передал мне. А когда пришло время — передал мне и стадо.
Дни я проводил на пастбище, ночи — в нашей хижине на опушке леса. Я был женат. У нас были дети. Жена заботилась о детях, а я — об овцах.
Овцы мои были довольны своей жизнью. Они всегда вовремя получали пищу и воду. Я стриг их, когда подходил срок. Давал им соль. Оберегал от диких зверей. Особо заботился о тех, что понесли, и всегда знал, когда какая из них принесет ягнят.
Я был привязан к моему стаду. И они ко мне — тоже. Ведь я знал их всех. Всех — поименно. Имена им я давал сам. Белянка. Хромоножка. Ленивица. Красотка. Розочка. Каждая из них оправдывала свое имя.
Я всегда разговаривал с ними. Как с людьми. Человеку нужно с кем-то поговорить, чтобы скоротать время. Да и что мне еще было делать? Целый день лежать на траве и смотреть в небо? Следить за тем, как порхают по кустам птахи? Играть на свирели? Срывать травинки? Во всем этом есть свое удовольствие. Но рано или поздно это наскучит.
Я рассказывал овцам об одной девушке, которая своим взглядом лишила мою душу покоя. А смехом своим — покорила мое сердце.
Когда же девушка эта стала моей женой, я стал описывать им нашу хижину и счастливые ночи под ее кровом. Расскажи я об этом другим пастухам, они бы посмеялись надо мной и потом не давали бы мне проходу. А овцы слушали молча и щипали траву. Они знали всё и о моих детях. Сын мой, говорил я, когда вырастет, тоже будет пастухом. Я рассказывал овцам про моих товарищей и про торговцев мясом и шерстью. Про императора Никифора Фоку, которого мы сперва встречали как спасителя Отечества, а потом изгнали за его злодеяния. И о царице Феофано, которая подбила его на злые дела. Рассказывал о волках. О холодных ветрах и граде, уничтожающем посевы. Обо всем, что взбредет на ум.
Овцы слушали. Они верили мне. И хотя для жизни им было вполне достаточно воды и пищи, в моих историях они тоже не видели ничего дурного.
Я также был доволен своей жизнью и в чем-то походил на собственных овец. Тогда-то и повстречалась мне эта странная девушка.
Алела заря. Овцы уже проснулись, а значит, и мне было не до сна. Мы с ними вышли на сонное еще поле. И тут я увидел ее. Тонкий силуэт на фоне рассветного неба с воздетыми ввысь руками. Она стояла на коленях. «Привидение!» — подумал я. И вся утроба моя сжалась от страха. Однако овцы были на диво спокойны, а уж они-то всегда первые почуют опасность. Это меня ободрило. И, осмелев, я двинулся дальше, чтобы посмотреть, что же это за создание.
