О. Генри - Короли и капуста (сборник)
Невдалеке качался на якоре «Карлсефин», его огни пронизывали воду на сотни саженей, отражаясь в глубине неровными мерцающими отблесками. Карибы трудились не покладая рук – в доверху нагруженных шаландах они перевозили на судно бананы из огромных банановых штабелей на берегу.
На песке, прислонившись спиной к кокосовой пальме, среди множества сигарных окурков сидел Смит. Он явно чего-то ждал, и его острый, пристальный взгляд был все время обращен в сторону парохода.
Бог знает, почему этот яхтовладелец, выглядевший настолько несообразно своему статусу, сосредоточил весь свой интерес именно на этом невинном фруктогрузе. Дважды его уверили в том, что никаких пассажиров на нем не было. И все же с настойчивостью, которая так не вязалась с его образом праздного путешественника, он передал это дело на рассмотрение наивысшей судебной инстанции – то есть решил проследить лично. Невероятно похожий на какую-то разноцветную ящерицу, притаившуюся возле ствола кокосовой пальмы в ожидании своей добычи, он продолжал неотрывно наблюдать за «Карлсефином», при этом его маленькие, как бусинки, глаза непрерывно бегали из стороны в сторону, придавая ему еще большее сходство с указанной рептилией.
На белом песке стояла еще более белая, чем сам песок, гичка с яхты, вытащенная зачем-то на берег, и ее охранял один из матросов – тоже весь в белом. Неподалеку, в пульперии, располагавшейся на шедшей вдоль берега Калье Гранде[41], трое других матросов топтались со своими киями вокруг единственного в Коралио бильярдного стола. Лодка лежала на берегу в полной готовности, так что ее можно было спустить на воду и отплыть буквально за несколько минут. В атмосфере витал запах ожидания, столь несвойственный воздуху Коралио. Что-то должно было произойти.
Словно какая-то перелетная птица с разноцветным блестящим оперением, Смит спустился ненадолго на этот счастливый берег, почистил клювом свои перышки и бесшумно улетел неизвестно куда. Когда утро осветило берег первыми лучами солнца, уже не было там ни Смита, ни ожидающей гички, ни самой яхты. Смит не оставил ни единого намека на то, в чем заключалось его дело, и никаких следов, которые подсказали бы нам, где он бродил той ночью в поисках своей тайны. Он приехал, поболтал на своем диковинном жаргоне асфальта и забегаловок, посидел под кокосовой пальмой и – исчез. На следующее утро Коралио, лишенный Смита, ел свой жареный плантан[42] и говорил: «Человека в цветная одежда ушла, однако». С наступлением «сиесты»[43] этот инцидент отошел, зевая, в историю.
Так что на некоторое время Смит должен покинуть место действия нашей пьесы. Он больше никогда не приедет в Коралио и никогда не придет к доктору Греггу, который напрасно сидит, покачивая своей густой бородой, и ждет этого слушателя-дезертира, чтобы облагодетельствовать его волнующим рассказом о трепанации и завистниках.
Но, чтобы придать ясности этим несвязным страницам, Смит должен затрепыхаться среди них снова. В самый последний момент он должен явиться и рассказать нам, почему той ночью разбросал он так много нервных сигарных окурков вокруг кокосовой пальмы. Это его долг, ибо, когда в предрассветных сумерках отбыл он из Коралио на своей яхте, увез он с собой и ответ на загадку, столь важную и запутанную, что немногие в Анчурии решались даже заговорить о ней.
Глава IV
Беглецы настигнуты
План перехвата быстроногого президента Мирафлореса на побережье был разработан очень тщательно, и вероятность того, что этот план не сработает, была минимальной. В Аласан для установления сторожевых постов отправился лично доктор Савалья. В Солитасе организацией караульной службы занимался либеральный патриот Варрас – на него можно было вполне положиться. Гудвин взял на себя Коралио и окрестности.
Новость о побеге президента хранилась в строгом секрете, и в прибрежных городах об этом не знал пока никто, кроме членов амбициозной политической партии, желавшей унаследовать власть. Телеграфный кабель, шедший от Сан-Матео к побережью, был перерезан далеко в горах агентом доктора Савальи. Задолго до того, как неисправность смогут устранить и местные власти официальным образом получат из столицы соответствующую информацию, беглецы уже достигнут побережья, и вопрос о том, смогут ли они ускользнуть, так или иначе разрешится.
Гудвин расставил вдоль берега вооруженных часовых на милю в обоих направлениях от Коралио. Часовые получили приказ не дремать и бдительно следить, чтобы под покровом ночной темноты Мирафлорес не смог тайно пробраться на какой-нибудь корабль при помощи лодки или шлюпа, случайно оказавшихся у берега. В самом городе десятки секретных патрулей как бы прогуливались по улицам, готовые, однако, немедленно схватить уклоняющегося от своих обязанностей правителя, случись ему показаться в Коралио.
Гудвин был вполне уверен, что приняты все возможные меры предосторожности. Он бродил по улицам Коралио (которые, несмотря на все их громкие названия, были на самом деле лишь заросшими высокой травой узкими переулками), внося и собственную лепту в несение караульной службы, организацию которой поручил ему Боб Энглхарт.
Город уже окунулся в умеренно-бурный круговорот своих вечерних развлечений. То здесь, то там можно было видеть важного франта в белом полотняном костюме, с элегантным шейным платком, который, небрежно помахивая бамбуковой тросточкой, брел по колено в траве к дому своей прекрасной сеньориты. Почитатели музыкального искусства тоже занялись своим любимым делом – удобно устроившись возле своих окон и дверей (чтобы их было лучше слышно), одни из них растягивали меха плакучих концертино, другие скорбно бренчали на гитарах. Изредка пробежит мимо солдат в широкополой соломенной шляпе, но без мундира и без ботинок, сжимая в одной руке, как копье, свою длинную берданку Изо всех зарослей громко и раздражающе квакали огромные древесные лягушки. Издалека доносился лающий кашель аллигаторов, обитающих в черных заводях, да гортанные крики мародеров-бабуинов то и дело разрывали величественное безмолвие леса.
К десяти часам вечера улицы совершенно опустели. Муниципальные керосиновые фонари, светившие до этого кое-где на углах домов нездоровым желтым светом, были погашены каким-то экономным служащим. Раскинувшись между нависающими горами и подплывающим морем, Коралио спал спокойно и безмятежно, как похищенный младенец на руках у похитившего его гангстера. Где-то там, в этой тропической тьме – возможно, даже уже перевалив через горы и пробираясь через низинные земли, – высокопоставленный искатель приключений и его спутница продвигались к краю земли. Игра «лиса на охоте» должна была скоро вступить в свою завершающую стадию.
Следуя своему тщательно продуманному маршруту, Гудвин миновал длинное низкое здание казармы, где мирно посапывал Коралийский гарнизон вооруженных сил Анчурии. По закону гражданским лицам не разрешалось после девяти часов проходить так близко от этой цитадели военного могущества, но Гудвин всегда забывал о таких мелочах.
– Quién vive?[44] – завопил часовой, ожесточенно пытаясь побороть свой длинный мушкет.
– Amerikano, – проворчал Гудвин, даже не поворачивая головы, и, не останавливаясь, пошел дальше.
Он повернул направо, потом налево и зашагал по улице, выходившей на Плаза Националь[45]. Когда до улицы Гроба Господня оставалось всего несколько шагов, Гудвин вдруг остановился.
Он увидел, как какой-то высокий мужчина, одетый во все черное и с большим саквояжем в руке, спешит по боковой улочке в направлении берега. Присмотревшись внимательнее, Гудвин заметил, что мужчина был не один – за его локоть цеплялась какая-то дамочка, которая то ли увлекала своего спутника вперед, то ли поддерживала его при ходьбе. При этом они продвигались вперед хотя и довольно быстро, но почти бесшумно. Эти двое были не из Коралио.
Гудвин последовал за ними, ускорив шаг, но без всяких хитрых приемчиков, которые столь дороги сердцу сыщика. Американец был слишком высок и слишком красив, чтобы поддаться инстинктам полицейской ищейки. Он был сейчас полномочным представителем народа Анчурии, и, если бы не некоторые политические соображения, то потребовал бы у беглого президента отдать деньги прямо здесь и сейчас. Таков был план либеральной партии – вызволить народные деньги из неволи, вернуть их в государственную казну, а уже потом взять власть без шума и пыли.
Парочка остановилась у дверей гостиницы де лос Экс-транхерос, и мужчина принялся стучать в деревянную дверь с нетерпением человека, не привыкшего ждать. Мадам долго не отзывалась, но наконец свет зажегся, дверь открылась, и гостей впустили в дом.
На улице все стихло, Гудвин закурил еще одну сигару и стал ждать. Через две минуты слабый свет показался между жалюзи в окнах на верхнем этаже гостиницы.
– Они заняли комнаты, – сказал Гудвин сам себе. – Значит, еще не все готово к отплытию.
