Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха
Сбылась мечта – заниматься творческим трудом, научное определение которого выучено еще в юности: творческий труд не сводится к повторению усвоенного алгоритма операций, включает в себя применение нестандартных решений, различные виды проектирования и экспериментирования, применение теоретических знаний в практической деятельности, смену видов работы в пределах своей специальности.
Еще в вузе и армии у него сформировалось особо уважительное отношение к главным конструкторам – создателям новой техники. В армии с почтением взирал на заглавные листы технической документации с фамилиями главных конструкторов – жрецов науки и техники. В память врезался Харитон.
На работу принимал как раз главный конструктор, его канцелярская внешность несколько разочаровала. Однако при ознакомлении с системой, которая разрабатывалась под его руководством, возник волнующий подъем – от возникшей причастности к большому делу.
Это был величественный (грандиозный) проект. На подводной лодке устанавливаются крылатые ракеты «Аметист». Лодка находит противника с помощью акустической системы и стреляет в него ракетами. Ракета выскакивает из-под воды и на малой высоте – 50 метров – летит на цель. Затем включается радиолокационная головка самонаведения, которая своим лучом рыскает перед собой, находит цель и наводит на нее ракету.
Несколько тысяч человек участвовало в реализации проекта. Генеральный конструктор Челомей возглавлял весь проект и создавал саму ракету. Крылатая ракета – некий аналог самолета, крылья управляют ее движением. Американцы в то время не делали таких ракет, только баллистические. Последние управляются только на старте, например, тремя ступенями и далее летят по расчетной траектории. Челомей был один из трех самых главных ракетчиков в стране. Еще были Янгель (межконтинентальные баллистические ракеты) и Королев (космос). Конкуренты шутили: «Кто на кого работает? Янгель – на нас, Королев – на ТАСС, а Челомей – на унитаз».
В парке Победы на аллее лучших людей Ленинграда стоит бюст Исанина – главного конструктора кораблей, в том числе тех атомных подводных лодок, на которые устанавливаются крылатые ракеты.
Институт делает аппаратуру управления для ракеты и для подводной лодки. Здесь работают пять тысяч человек. Специализированные отделы разрабатывают радиоголовку, автопилот, корабельную аппаратуру, блоки питания, привода и др. Математики рассчитывают параметры системы и моделируют ее на вычислительной машине.
Он оказался в комплексной лаборатории, которая сама никаких конкретных устройств не проектирует, а ведет разработку всей системы в целом: стыковку автопилота и радиоголовки, согласование с ракетчиками и корабелами.
Его задача: быть разработчиком-универсалом. С одной стороны, высокая ответственность и обязанность знать всё, с другой – расплывчатость прав и той же ответственности – легко превратиться в непрофессионального верхогляда. По известной формуле: универсал знает ничего обо всем, в то время как специалист знает всё о ничем.
Он попал в группу из шести помощников главного конструктора. Его непосредственным начальником стал Саша Коршунов, ведущий инженер, приятный, доброжелательный, его сверстник. Саша занял такое место при главном конструкторе, которое позволяло ему постоянно закреплять представление о себе, как о грамотном специалисте, способном к основательным суждениям и не склонном к крайностям и рискам. Не проявлял инициативы, но и не отказывался от работы. Работы получалось немного, и это Сашу не беспокоило. Рабочее время уходило большей частью на некоторые обсуждения в очень широком диапазоне – от конкретных проектных вопросов до положения в отделе, институте, в стране и в мире.
Впрочем, в курилках много говорили на технические темы. Он с ужасом обнаружил, что вообще ничего не понимает. Не знает многих исходных понятий, как потом выяснилось, достаточно простых, отчего для него становилась непонятной вся картина. Так, например, неведомый ему «тангаж» оказался углом наклона ракеты вверх-вниз, а таких загадок было немало. Постепенно из расспросов, из документации в течение нескольких месяцев он вникал в тематику.
Работы было мало – в других подразделениях шла разработка схем и конструкций, стыковку которых на бумаге провели раньше, поэтому их группа работала эпизодически. На общих совещаниях от имени главного конструктора выступал въедливый аккуратист Юра Евстафьев. Доброжелательный человек не отказывал в помощи новичку.
Сам главный конструктор в детали не вникал, на совещаниях бывал редко.
Через несколько месяцев предстояли испытания системы в целом. Колесов взялся за составление комплексной инструкции. Именно взялся, никто ему это не поручал. Изучив всю документацию по всем частям системы, он построил проверку как имитацию процесса запуска и полета ракеты. И через месяц положил на стол руководству пухлый том. На лице добрейшего и тишайшего заместителя начальника подразделения отразилось смущение. Оказалось, новичок поставил сразу два эксперимента. Первый – единолично выполнил работу целой лаборатории, запланированную на два квартала (чудеса планирования в НИИ он освоил позднее). Второй – прихватил функции других подразделений, описал за них порядок контроля их устройств.
— Надо переделать, — сказал заместитель, — исключить автономные проверки, это дело спецов по радиоголовке и автопилоту. Оставить только проверку их стыковки.
Он так и сделал.
В первые месяцы иногда появлялось желание сменить работу: нет роста – ни профессионального, ни материального. Однако после первого года работы по инициативе Коршунова его повысили до старшего инженера с окладом 140 рублей. Вместе с премиями он вышел на семьдесят процентов от армейского оклада.
Тогда же началась настоящая работа для помощников главного конструктора – комплексников. Аппаратуру изготовили, установили в стендовом зале института, начались комплексные испытания.
Весь внушительный набор десятков устройств был впервые соединен вместе. Хотя каждое устройство было проверено автономно, в системе обнаружилось много ошибок и сбоев.
Ни один из специалистов не признает вины за собой: в моем устройстве все в порядке. В игру вступает комплексник. (Что наша жизнь? Игра). Он играет против всех: против специалистов с их ошибками в схемах, против изготовителей неисправных комплектующих изделий, против ошибающихся сборщиков и монтажников, наконец, против своих партнеров по группе, напутавших ранее на стыках системы.
Очень непростая игра. В системе задана последовательность действий – что за чем исполняется, на какие действия наложены запреты, при каких условиях и т. п. В каждой цепочке логических действий выполняются десятки шагов, а самих цепочек – сотни. По характеру сбоя системы нужно определить причину и место: куда, в какие устройства следует лезть и что нужно делать – вносить изменения в схемы или заменить неисправную деталь. И указать пальцем конкретному специалисту на сбой в его устройстве.
И как во всякой игре испытать радость удачи – сбой системы преодолен. Выходим на следующий. Самая большая радость, когда госпожа удача вывезет на главный выигрыш: как в шахматах на мат, в картах на «сорвать банк», так здесь на финиш – попадание ракеты в цель. Пока на имитации.
Первый и главный игрок в этой игре – комплексник Валя Афанасьев, имевший опыт такой работы на предыдущих проектах. Хороший парень, тоже его сверстник, у которого можно перенимать приемы работы. Например, один из них весьма прост: рисуются сквозные электрические цепи, проходящие по всем приборам, на них указываются ответвления на другие цепи. Конечно, перенимать приемы легче, чем изобретать самому. Пригодилось и его собственная работа по комплексной инструкции.
Работа шла напряженно, в две смены, со временем он стал подменять Афанасьева по сменам. Главными толкателями работы естественно становились комплексники. В Афанасьеве поражала его способность разобраться в паутине системных цепей и находить нужные решения. Но впоследствии и он стал решать такие же задачи, поначалу не так быстро и с большим напряжением, но все-таки решать. Со временем в памяти закрепилась логика действий системы, накапливался опыт.
Он скромно оценивал свои способности, особенно в сравнении с талантом, каковой он безоговорочно признавал за Афанасьевым. Здесь интересно сравнение с Коршуновым, который постепенно стушевался и от этой работы отошел. В способностях и знаниях он, очевидно, не уступал Афанасьеву (ну, может, немного). Но не было у него игрового азарта. Таким азартом игрока в полной мере обладал Афанасьев. Способности и воля – они взаимно подталкивают друг друга.[10]
Колесову очень нравилась эта игра, он называл ее творческой работой в имя общего блага. Его старая идея фикс.
