Алексей Винокуров - Люди Черного Дракона
Змей
Народ китайский искони был древний и мудрый, а как поселился у нас в Бывалом, сделался таким хитрым, что даже сам себя понимал с трудом и сам на себя временами удивлялся.
Наши долго присматривались к соседям — они всегда присматривались, прежде чем вдарить — но никак не могли раскусить, что это за малый желтый брат такой, чего от него ждать и ждать ли вообще чего-нибудь. Приглядывание это кончилось известной историей с исходом амазонок из нашего села, но так уж устроен китаец, что, сколь к нему ни приглядывайся, яснее он не станет.
И в самом деле, жизнь китайская была загадочная или, больше сказать, таинственная, и не всякий еврей даже мог в ней разобраться, не говоря уже о русском.
Вставали китайцы рано, не позже пяти утра, с рассветом вставали, когда солнце, побагровев от натуги, поднималось из-за высоких берегов Амура и алмазная роса вспыхивала на гаоляне, посаженном взамен сгоревшего в незапамятные времена, и лягушки, бросив вбок худые бурые лапы, сигали россыпью с коровьих лепешек, исходящих паром, словно только что выпеченные караваи, а птицы из сосновых недр свиристели так вдохновенно, будто целый еврейский оркестр под водительством самого Магазинера получил двойной ангажемент у миллионера Ротшильда.
Под эту лесную симфонию китайцы поднимались со своих кирпичных канов, натягивали бедную одежонку, обжигаясь и отрыгивая, ели водянистую рисовую кашу с сушеными чилимсами[8], глотали из металлических кружек кипяток — пустой, чтобы не тратить зря драгоценные чайные листы ча-е, а затем, вооружившись верными тяпками и мотыгами, стройно шагали в поля.
Изойдя потом на тяжкой полевой работе, китайцы затемно брели домой — уставали так, что даже пыли ногами поднять не могли. Коричнево-желтые тела их были выжаты досуха, ребра, как рыбьи кости, можно было считать на ощупь и даже вприглядку, но дух китайский вздымался от мыслей об урожае, о грядущих прибылях и развлечениях вар-вар, составлявших основной смысл их жизни, столь скудной на веселье.
Среди главных развлечений была, конечно, китайская ярмарка, она перебиралась через реку примерно раз в год — на праздник Омовения Будды. Заведовал ею престарелый маньчжур Хайсэ, с длинной и бледной, словно непропеченный блин, физиономией, жадными птичьими лапками и круглым, как воздушный шар, животом, который при самом легком ветре силился оторвать хозяина от земли и вознести в небеса, сияющие безоблачной синевой. За живот этот и горячий, раздражительный нрав получил он прозвище Хого — Самовар.
Впереди всех на место будущей дислокации въезжали на некрупных ослятях и мохнатых монгольских лошадках извечные соперники — даосские и буддийские монахи. Одни — с высокими, похожими на клубень бабьими прическами, с важным видом и взглядом, обещавшим если не вечную жизнь, то ничего хорошего, другие — налысо бритые, в желтых рясах-цзяша, с потупленным взором, с непременными четками в руках, на которых они высчитывали время, оставшееся до воплощения грядущего будды Милэ.
Укрепившись на месте, монахи немедленно начинали священнодействие: выносили китайские молельные знамена и святыни с доказанным волшебным действием — сертификаты о чудодейственности прилагались. За ними следовали разнообразнейшие боги и идолы, от мирных и толстых, как упомянутый уже Милэ, до хищно-бородатых басяней[9], вращающихся на облаках, поднимающих ветер и гром, испекающих в огненном тигле живота своего пилюлю бессмертия, пьющих рвотные настои с ртутью и золотом, перекидывающихся в лис и обратно, портящих невинных девиц и юношей, наводящих морок и изумление на честных ханьцев. Огромная всемилостивая Гуаньинь, прозрачно-нефритовая, впрозелень, соседствовала здесь с мелкими тибетскими чертями жарко-рыжей меди — хвостатыми, рогатыми и зубатыми, которым тоже молились добрые люди и без которых нельзя было представить ни одного приличного ламу. Черти были старые, в зубах у них копился кариес, в лысеющих хвостах — парша, но силы их, особенно вредоносной, никто отрицать не смел.
Произведя положенные моления, даосы усаживались на местах и начинали то, ради чего и затевалась вся окрошка: молились за рожденных и умерших, врачевали безнадежных больных, высчитывали благоприятные дни, выдумывали имена для младенцев, а также по линиям руки и кошельку клиента безнаказанно предсказывали прошлое, настоящее и будущее.
Буддийские монахи-хэшаны не уступали даосам в чудесах. Среди них имелись воины-усэны, способные за небольшую плату чудовищно твердым своим мужским предметом раскалывать не только придорожные булыжники, но даже особым образом закаленные кирпичи, и к тому же с разбегу пробивать лысой головой дыры в Великой китайской стене, о чем также имелись у них подтверждающие сертификаты. Монахи рубили друг друга широкими мечами-дао, но на телах у них не выступало ни капли крови, только багровые рубцы надувались — это защищал их пресловутый цигун[10] «железной рубашки», а наиболее могучих — даже и «алмазный колокол». Особенно любили они мастерство легкости и вставания голыми ногами на яйца — без всякого причем урона, раздавливания и вкладывания сюда иного смысла, кроме душеспасительного.
Но не монахи были смыслом и украшением ярмарки, вовсе нет. У Хого имелось несколько жен — молодые, гибкие женщины из провинции Юннань, танцующие танец любви, с взглядом развратным и сильным, обещающим такие радости, на которые неспособны ни крепкие, словно из дуба вырубленные женщины Шаньдуна, ни длинноволосые черные мяо[11] из провинции Цзянси, ни маленькие красавицы Гуйчжоу. Жен своих Хого сдавал на время ярмарки в аренду всем желающим в отдельной большой палатке — тенистой, прохладной и в то же время раскаленной огнем любви, который вечно царствовал тут, словно в преисподней.
Сюда приходили все — и русские, и евреи, и, конечно же, китайцы, приходили мужчины самого разного возраста, бородатые, седеющие, седые, лысые, с густыми волосами по всему телу и едва только зачинающимся пухом между худых, бледных, сотрясающихся юношеской страстью ног — и никто не покидал это место недовольным, недолюбленным, каждому находилось утешение, а кому было мало, перед тем разверзались бездны, от которых не всякий скоро приходил в себя, а иные — никогда, и так потом и бродили бледными тенями по берегу Амура много позже того, как ярмарка истаивала в необозримых, мерцающих золотыми миражами просторах старого Китая.
Год за годом ярмарка Хого приезжала на берега Черного Дракона, год за годом жены его принимали всех пылающих страстью, и с каждым годом прибавлялось у старого Хого детей самой разной масти — узкоглазых, черноволосых, носатых, русых, худых и толстых, бранящихся на всех наречиях Поднебесной, потому что брань есть основа жизни простого народа, и если изъять ее, то начнутся бунты и нестроения. Из девочек вырастали для Хого новые жены, которые заменяли в шатре располневших и состарившихся от неумолимого хода времени матерей своих. К нелегкому служению жриц любви они приступали, едва достигнув десяти лет, а кому повезет, даже раньше — среди клиентов ярмарки много было ценителей юности, неразумно и расточительно было бы позволить девочкам терять лучшие годы.
Наконец, продавалось здесь и то, из-за чего ярмарка и звалась ярмаркой: разнообразные безделушки, нужные и ненужные, а также вещи, без которых невозможно обойтись в домашнем хозяйстве, начиная от недорогих, но весьма подлинных бронзовых сосудов эпохи Чжоу, танских парных ваз, зеленых нефритовых кораблей цинской династии, сунских ширм — и кончая облачной парчой и каллиграфическими надписями кисти императоров Канси и Цянлуна.
Отдельно продавались изобретения технические и медицинские: многочисленные подзорные трубы, сквозь которые можно разглядывать святых-бессмертных небожителей, чугунные бомбы, двухструйные огнеметы, волшебные фонари-зоотропы, через которые в мир проникали духи умерших, зубные щетки из дикого вепря, и колоды карт, которые всегда выигрывают, рыболовные катушки для ловли строптивого китайского левиафана Гунь, мертвые вороны на волшебном огне, свистки и урны для борьбы с землетрясениями, пипы, гуцини, эрху и прочие музыкальные инструменты, чай и шелк, механические оркестры на веревочном приводе, многозарядные арбалеты для борьбы с чертями-гуй, огненные стрелы и копья для борьбы со всей Вселенной, маринованные грибы бессмертия линчжи, копченое доуфу, удавы в вине, оленьи хоботы, летучие мыши, толченые кости дракона, а также живые игрушки, которые прыгали и плавали без всякого завода, а только лишь от строгого соблюдения многочисленных законов физики и химии.
Вот эти вот чудеса и стали причиной тяжелых событий, без которых вполне можно было обойтись, но не вышло почему-то. Чудеса и, разумеется, любовь, потому что любовь признают даже китайцы.
![Антони МакКартен - Ladies Night [=Только для женщин]](/uploads/posts/books/228760/228760.jpg)
