Мюриэл Спарк - Для зимы печальные подходят сказки
Обзор книги Мюриэл Спарк - Для зимы печальные подходят сказки
Мюриэл Спарк
Для зимы печальные подходят сказки[1]
Жил человек у самого кладбища. Звали его Селвин Макгрегор, и был он чудесный парень, даром что не без греха по части выпивки.
— Ну и жилье у тебя, Селвин!
— Подопрись посошком на дорожку, золотко.
— Вот так, Селвин!
— Письмо-то завтра принесут. А завтра-то письмо придет.
— Ох, уж этот мне Селвин Макгрегор!
— Как первое число, так мне письмо. Как мне письмо, так первое число.
— Ну ты же и хват, Макгрегор. Ладно, налей, только поменьше.
— Да подопрись как следует, путь-то долгий!
— Нет, Мак, я пошел. Ну и жилье у тебя — там, понимаешь, кладбище, тут развалюха церковь, а кругом колючей проволоки понавертели, да кто сюда к тебе полезет!
— Короче, со свиданьицем!
— Будем здоровы, мистер Макгрегор. Распоследний голодранец — и тот сюда ночью не сунется. Нет, вот как угодно, а колючую проволоку я не одобряю.
— Словом, первого деньги будут.
— Селвин, мне все ж таки пора, а то смеркается.
И так оно шло тринадцать лет: Селвину было двадцать пять, а стало тридцать восемь. В двадцать пять его комиссовали из армии, а в тридцать восемь он жил да поживал в своей лачужке, в зарослях возле развалин пасторского дома. Но и до кладбища доходили письма из Эдинбурга, и первого числа каждого месяца он ходил менять чек на деньги.
— Вечер добрый, мистер Макгрегор.
— Привет, привет, сейчас обоим налью.
— Мистер Макгрегор, мы вас прямо-таки просим: вы ведь примете участие в нашем концерте?
— Это в середине-то месяца?
— Брось, Мак, ну что тебе стоит побренчать на пианино.
— В середине месяца я буду созерцать.
— Мне больше не надо — ладно, самую капельку, — хватит, хватит, мистер М.
— Со свиданьицем!
— В общем, твой номер за тобой, Селвин.
— Я же говорю: не-а.
— Мистер Селвин, вы же начисто свихнетесь от меланхолии. Хорошенькое у вас соседство!
— За обоюдную удачу!
К середине месяца у Селвина каждый раз кончались деньги. Он мучился от жажды и держал дверь на замке, явись ты к нему хоть с обедом на подносе. Ел он что ни попадя, все больше брюкву, а иной раз хлеб или обед, оставленный на приступочке. Двадцать пятого числа он снова открывал двери, подзанимал до первого, принимал гостей и выставлял бутылку.
А все десять дней с середины месяца до двадцать пятого Селвин Макгрегор молча сидел у окошка и созерцал могилы.
Тетка Селвина снимала квартиру в Уорриндерском районе Эдинбурга. Когда-то в таких квартирах обитал зажиточный люд, да и теперь там кое-кто сидит на полных сундуках, хоть виду и не подает.
— Да, район уж не тот, что был! — говаривала тетка Селвина лет двадцать кряду. Но приди к ней кто-нибудь и брякни: «Да, район уж не тот, то ли дело раньше было», и она тут же заявляла: — А по-моему, ничего подобного.
Тетка-то и слала Селвину по чеку в месяц: ведь мать Селвина была валлийка, а чем же мальчик виноват, коли у него мать из Уэльса, а стало быть, либо тронутая, либо прожженная лентяйка. Вот и сын такой же, да не по своей вине.
Незачем так уж особенно расписывать тетку Макгрегора: как там на ней сидел темно-синий костюм или что вот, мол, личико у нее было сухое и строгое, а вокруг глаз или там у рта — сеточкой лопнувшие прожилки. Все это исчезло под землей, — где, как говорил Селвин, только и есть что разложение, — а темно-синий костюм достался сиделке.
Словом, она умерла. А за месяц-другой до того заявилась к Селвину в его лачугу возле кладбища. Была она в коричневом костюме, чтобы попусту не таскать темно-синий. Взяла и съездила к Селвину Макгрегору. А он как раз не созерцал, и дверь была настежь.
— Тетушка Макгрегор! Ну-ка, рюмочку с дороги, что значит не пью, а самую капельку. Вот так, ай да тетушка!
— Селвин, — сказала она, — дела твои идут все хуже и хуже.
— Хуже, чем что? Хуже, чем куда? Чем куд-куд-куд-куда?
Селвин заквохтал, а она засмеялась. Не могла она всерьез сердиться на Селвина.
Словом, она умерла и отказала ему сколько-то там деньжат. Селвин поехал ее хоронить, а холода стояли зверские. Он, понятно, по случаю зверских холодов запасся фляжкой. А надо вам знать, что Селвин не на шутку верил в воскресение мертвых: неужели же он хотел оскорбить тетку Макгрегор, просто подзаправился, чтоб не мерзнуть у могилы, вот и все. Ну, слегка покачивался, так было о чем говорить!
— Праху прах...
— Эдакий-то племянничек у мисс Макгрегор! Вот тебе и на!
— Да как ему не стыдно, ведь отцову сестру хоронить приехал. Господи, чего же это он делает?
Селвин поднял горсть земли. Ну поднял, посмотрел-посмотрел на эту горсть и улыбнулся. И гроб стоит ждет, и люди стоят ждут. Священник ему покивал, дескать, ладно, чего там, сыпь землю-то на гроб, а Селвин возьми и кинь ее через плечо, вроде как дома щепотку соли. А потом оглядел всю честную компанию, да так и засиял, будто сейчас скажет: «Будем здоровы!», «Со свиданьицем!» или что-нибудь еще похлестче.
— Бедная мисс Макгрегор. Единственный-то родственник, ох, бедняжка она.
А вскорости Селвин получил письмо от теткиного поверенного насчет завещания. Чтобы не ломать голову, Селвин попросту отписал: «Приезжайте повидаться после двадцать пятого». А покамест он занялся созерцанием. Двадцать шестого в дверях Селвина показался поверенный, такой свежий мужчина в темном пальто. Селвин подумал: вот, ей-богу, какой лапушка поверенный, а вдруг он привез живые деньги, надо по этому поводу заранее тяпнуть.
— Будьте как дома, — сказал Селвин и достал второй стакан.
— Кх, — сказал тот.
— За надежду, — сказал Селвин.
А потом поверенный и говорит Селвину:
— Вам известно завещание мисс Макгрегор?
— Помнится, — объявил Селвин, — вы мне что-то об этом писали, да мне было недосуг прочесть.
Ну, тот и зачитал завещание, а как дошел до слов «моему племяннику Селвину Макгрегору», остановился, поглядел на Селвина и давай дальше: «...при условии, что он будет следить за своим здоровьем».
— Узнаю тетеньку, — сказал Селвин. — Вот была женщина, правда, мистер...
— Браун, — сказал тот. — А второй поверенный — мой компаньон мистер Харпер. Вы с ним найдете общий язык. Итак, когда вы отсюда переезжаете?
— Сразу после смерти, — сказал Селвин.
— Ну-ну, мистер Макгрегор, тут у вас нездоровая обстановка. В завещании сказано...
— Ну и пес с ним, с завещанием, как говорится, — сказал Селвин и похлопал мистера Брауна по плечу. Мистер Браун поневоле заулыбался: виски разогрело ему нутро, и вообще ему понравилось, как говорится: «Ну и пес с ним, с завещанием».
— Куда ж я денусь, здесь у меня работа, — прибавил Селвин.
— А что у вас за работа, мистер Макгрегор?
— Я созерцаю разложение.
— Ну-ну, мистер Макгрегор, это нездоровое занятие. Лично я не желал бы ставить вам палки в колеса, но мой компаньон мистер Харпер — он, знаете, у нас человек долга. А мисс Макгрегор — наш старейший клиент, и она всегда тревожилась о вашем здоровье.
— Лей, не жалей, подливай да опрокидывай, — сказал Селвин.
— Всех благ, мистер Мак. Ваше здоровье, сэр.
— Передайте Харперу, — посоветовал Селвин, — что я здоров как бык и работаю как вол.
— Какой-то у вас тощий вид, мистер Макгрегор. По-моему, тут у вас все-таки нездоровая обстановка.
Селвин сыграл ему на фортепьяно и спел песню. «О мать моя, — пел он, — стели постель. Поуже мне стели...»
— Очень мило, — сказал поверенный, когда Селвин допел. — Прямо-таки замечательно.
— Я и есть музыкант, — сказал Селвин. — А кое о чем другом Харперу даже и знать не обязательно.
— Ах, вы уже и меня хотите разложить, это не выйдет. Вы же сказали, что вы искусник по части разложения?
— Нет, нет. Я искусник по части созерцания разложения, — объяснил Селвин. — Совсем другое дело, сравнил тоже. Ну-ка, поддали.
— Желаю вам, чего вы сами себе желаете, — сказал мистер Браун. — Только меня вам нипочем не разложить!
— Это уж либо ты разложишь, либо тебя разложат, — заявил Селвин и пустился в объяснения, и спор дошел до того, что они потеряли всякий счет времени и вконец запутались с разложением, которое стало у них называться заложением.
— Кто кого заложил? — сказал мистер Браун. — Кто из нас заложился?
Сначала Селвин не мог смеяться от кашля, а потом не мог кашлять от смеха. Очухавшись, налил по маленькой и растолковал, что если как следует подзаложить, то разложение переходит в заложение. Он запел:
— Хи-хи-хи да ха-ха-ха. Ха-ха-ха да хи-хи-хи. Заложу-ка я тебя, а ты меня подзаложи.
— Сколько ни жить, лишь бы весело! — сказал мистер Браун.
Словом, Селвин разложил поверенного. И ежемесячный чек стал покрупнее, чем раньше. Зиму он прожил по-заведенному: с двадцать пятого держал двери открытыми для всех и каждого, пятнадцатого двери запирал и садился к окошку созерцать могилы.
А весной он умер. Года два назад ему просвечивали легкие, и Селвин сказал: «Ну и пес с ними, с моими легкими, что мне, делать больше нечего. Будем здоровы!»
