Юкио Мисима - Ханьданьская подушка
Обзор книги Юкио Мисима - Ханьданьская подушка
Мисима Юкио
Ханьданьская подушка
Юкио Мисима
ХАНЬДАНЬСКАЯ ПОДУШКА
Одноактная пьеса
Пер. с японского Г. Чхартишвили
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дзиро
Кику
Красавица
Первая танцовщица
Вторая танцовщица
Третья танцовщица
Секретарь
Первый господин
Второй господин
Светило
Первый врач
Второй врач
ОТ АВТОРА ПОСТАНОВЩИКУ
Персонажи сновидений должны выходить на сцену неспешно и величаво. Во время снов не следует увлекаться затемнением: зрители будут считать, что главные события произойдут не сейчас, а потом, при ярком свете, и это помешает сконцентрировать внимание на происходящем в данную минуту. Персонажам снов не следует все время находиться в масках - актеры сами решают, когда их надевать и снимать.
(Голоса из-за сцены.)
Кику. Мальчик мой! Приехал! Радость-то какая! Дзиро. Десять лет тебя не видел, Кику. Десять лет... Кику. Большой-то какой стал... Дай-ка, дай понесу. Дзиро. Ладно, ладно. Я сам. Кику. Ну хоть портфель-то.
На сцену перед закрытым занавесом выходит Кику, женщина лет сорока, в скромном кимоно, с портфелем в руке. За ней - Дзиро, юноша лет восемнадцати, в строгом костюме.
Дзиро (оглядываясь по сторонам). Ну и темень. Кику. Утро уже скоро. Ночи нынче коротки. Ну входи же, входи. (Опускается на колени и отгибает занавес.)
Кику и Дзиро повернуты к залу спиной. Занавес раздвигается.
Комната в японском стиле, обставленная как детская. Сверху свисает множество игрушек, склеенных из бумаги и картона.
Дзиро. Красиво у тебя. Все как у меня в детской было.
Кику. Я старалась. Не хочу забывать, хорошее было время. Ты маленький был, я тебя нянчила. Нарочно сделала тут все как в Токио.
Дзиро. Тот дом в войну сгорел.
Кику. Знаю, знаю... Но здесь ведь не хуже, правда?
Дзиро (трогает висящие игрушки). Как будто вернулся в дом, которого давно нет. Как это ты додумалась?
Кику. А все десять лет, как свободная минута, так я сразу сюда. Игрушки сама клеила - по одной штуке в месяц.
Дзиро. Надо же, все как в детстве. Какая у вас, женщин, память на всякую ерунду.
Кику. Ну вот, заворчал. Ты и маленький, лет с пяти еще, все недовольный был, все тебе не так. I
Дзиро (ложится, рукой подпирает голову). Гляди-ка, кубики. Неужто те самые, которые я тебе тогда на память подарил? Сколько же им лет? Помню-помню, вот под этими воротцами у меня проезжала игрушечная машина.
Кику. Ага, только воротца были низенькие для машинки-то, так ты их каждый раз ручкой приподнимал.
Дзиро. М-да, машинка, машинка... Чертов драндулет.
Кику. А?
Дзиро. Да я не про игрушечную, про настоящую.
Кику. Про ахтобус, что ли?
Дзиро. Не ахтобус, а автобус. Ты что, до сих пор говоришь "нивермаг" и "карасий"?
Кику. А на кой мне переучиваться? У нас тут нивермагов все равно нету.
Дзиро. Точно - "нивермагов".
Кику. Так где он сломался, ахтобус-то?
Дзиро. Я сел на последний, восьмичасовой. Ну и как раз на полдороге он встал. Прямо на перевале.
Кику. Он всегда там ломается.
Дзиро. Ждал-ждал, а он все ни с места. Ну, накрылся плащом, задремал. Просыпаюсь - мать честная, четвертый час ночи. Так пешком сюда и притопал километра четыре.
Кику. Один? Ночью?
Дзиро. Да у вас тут не заблудишься. Звезды, светло.
Кику (садится). Я ведь чуяла. Среди ночи глаза открыла и давай вдруг одеваться - сама не пойму с чего. И чего-то неспокойно так сделалось, и сна - ни в одном глазу.
Дзиро. Неужто почувствовала, что я приду?
Кику. А я давно жду, что ты объявишься.
Дзиро. Ну да? Ждала, что я к тебе заявлюсь? Вот просто так, в гости?
Кику. Конечно, в гости. Не за корыстью же - какая в нашей дыре корысть... А хоть бы и за корыстью, все радость на моего мальчика поглядеть.
Дзиро. Радость, говоришь?.. Я сюда приехал, потому что приперло меня. Жизнь моя кончена, поняла?
Кику. Ой, Господи, чего ты такое несешь-то?! Тебе ведь восемнадцать годочков всего. Восемнадцать! А ты - "жизнь кончена".
Дзиро. Ну и что, что восемнадцать. Все кончено, я знаю, уж на это-то у меня мозгов хватает.
Кику. Как это "кончено"?! У тебя что, волос на темени повылез? Поясницу скрючило? Ты погляди на щечки-то свои, чистый бархат!
Дзиро. Тебе, Кику, не понять. Это тебе кажется, что мои волосы черны. На самом деле они седые. Зубы давно все повыпали. И поясница скрючена, просто ты не видишь.
Кику. Что-то я в толк не возьму.
Дзиро. Вот и я о том же.
Пауза.
Кику. Деточка... У тебя, поди, с девушкой... Ну, это...
Дзиро. Любовь, что ли?
Кику. Да? Угадала?
Дзиро (нетерпеливо). Я никого не люблю, меня никто не любит - какая там любовь!
Кику. Так никакая тебя не присушила?
Дзиро. "Присушила". Ну и дура же ты, Кику. Что я тебе, дитя малое?
Кику (изумленно). А что же тогда? Товарищ, что ли, обманул?
Дзиро. Товарищ! Нет у меня никаких товарищей.
Кику. С учебой что не так?
Дзиро. Кончил я учиться, кончил!
Кику. Значит, люди с тобой обошлись плохо, да?
Дзиро. Какие люди?! Я и не общаюсь ни с кем. Все в четырех стенах мечусь.
Кику. Так почему жизнь кончена? Она ведь еще не начиналась, жизнь-то твоя.
Дзиро. Вот так. Не началась, а уже кончена.
Кику. Да ты шутишь! А я, дура, уши развесила.
Дзиро. Нет, ты и вправду дура.
Кику. Я знаю, это ты недоспал, вот и злишься. Ложись-ка лучше поспи. А я тебе завтрак сготовлю. Ложись, вздремни. Утром все по-другому покажется. Сейчас постелю тебе, сейчас.
Дзиро (встает, приоткрывает створ раздвижной двери и смотрит во двор). Кику, что с твоим садом? Деревья мертвые, трава завяла. Ни одного цветочка. Черное все - смотреть жутко.
Кику (расстилая постель). Умер мой сад, умер. Цветочки не цветут, листочки не зеленеют. Давно уж так.
Дзиро. Давно? С тех пор, как от тебя муж сбежал?
Кику. Откуда ты знаешь?
Дзиро. А я все на свете знаю. Причем не из книжек... Я в Токио как-то познакомился с одним бродягой. Есть там такие, "люди-бутерброды" называются. Повесят на себя спереди и сзади рекламные щиты и стоят. Так вот, он рассказывал, что у него в жизни две радости: кофейку попить и поглазеть, как вокруг люди суетятся. Поняла? Больше ему ничего от жизни не надо. От него-то я и узнал...
Кику. Что узнал?
Дзиро. Про подушку.
Кику (замирает на месте). Ой, деточка!
Дзиро. Про то, что есть у тебя одна чудная подушка... Чего ты так перепугалась-то? Я тебе просто пересказываю, что мне бродяга наговорил.
Кику. Ой, знаю, к чему ты ведешь!
Дзиро. Ну и знай себе! Стало быть, подушка и в самом деле у тебя. Уж не знаю откуда, да это и неважно... Однажды она попалась на глаза твоему мужу. Летом дело было, точно? Прилег он днем соснуть, положил на нее голову... Тебя дома не было, за покупками пошла. Вечером приходишь - а муж тю-тю. Испарился. И с тех пор ты его не видела.
Кику (затыкает уши). Не надо! Как вспомню - сердце рвется.
Дзиро. И с того дня засохли лилии в твоем саду, увяли гвоздики. Так или нет?
Кику. Все так... Эта подушка - древняя, из города Ханьдань, был такой в Китае. Она в нашем роду с незапамятных времен. Берегли ее, от отца к сыну передавали...
Дзиро. Что же в ней такого ценного?
Кику. Не знаю. Я никогда на ней не спала, боялась.
Дзиро. Бродяга сказал: "Кто на ней поспит - такие сны увидит, что потом жить по-старому нет никакой возможности. От всего вокруг с души воротит. Посмотришь, к примеру, на собственную жену и диву даешься - как же я с такой столько лет-то прожил?! И убираешься из дому к чертовой матери".
Кику плачет.
Ты чего? Плачешь? Извини, я не хотел.
Кику. Я знаю, ты не нарочно, ты мальчик добрый...
Дзиро. Ты только скажи: так никто после твоего мужа на ней и не спал?
Кику. Правду сказать, было. Три раза.
Дзиро. Целых три?
Кику. Три. Как муж-то пропал, стали ко мне разные тут подкатываться. Вот подушка и пригодилась.
Дзиро. Пригодилась? Те трое тоже сбежали?
Кику. Ну... Это... Неловко рассказывать...
Дзиро. Давай-давай, рассказывай!
Кику. Рассказывать неловко, да стыдиться мне нечего.
Дзиро. Ну и отлично. Выкладывай!
Кику. Помнишь, как ты, малышом еще, любил мне головку на колени класть? Я тебя качаю, а ты леденец сосешь...
Дзиро. Ты мне зубы не заговаривай. Ну!
Кику. Ладно, скажу. Помогла мне подушка честь женскую сберечь. Спасибо ей.
Дзиро. Как помогла-то, как?
Кику. Когда уж совсем, бывало, одолеет охальник, я говорю: "Ты вот головой-то на подушечку прислонись". Как головой до подушки коснется сразу спит. А проснется - ему уже не до баловства, все вокруг не в радость. На меня и не взглянет. За дверь - и нет его. Ни один еще не вернулся. Куда деваются - кто их знает.
Дзиро. Все не в радость? А что - "все"?
Кику. Ну, и женщины, и богатство, и слава там всякая.
Дзиро. Это, положим, нисколько меня не удивляет. Женщины - мыльная пена, деньги - мыльная пена, слава - мыльная пена. В этих радужных пузырях отражается вся наша жизнь. Кто же этого не знает?
