Мопассан Де - Зверь дяди Бельома
Обзор книги Мопассан Де - Зверь дяди Бельома
Де Мопассан Ги
Зверь дяди Бельома
Ги ДЕ МАПАССАН
ЗВЕРЬ ДЯДИ БЕЛЬОМА
Из Крикто отправлялся гаврский дилижанс, и пассажиры, собравшись во дворе "Торговой гостиницы" Маландена-сына, ожидали переклички.
Дилижанс был желтый, на желтых колесах, теперь почти серых от накопившейся грязи. Передние колеса были совсем низенькие, на задних, очень высоких и тонких, держался бесформенный кузов, раздутый, как брюхо животного. В эту чудовищную колымагу треугольником запряжены были три белые клячи с огромными головами и толстыми, узловатыми коленями. Они, казалось, успели уже заснуть, стоя перед своим ковчегом.
Кучер Сезер Орлавиль, коротенький человечек с большим животом, по проворный, оттого что наловчился постоянно вскакивать на колеса и лазить на империал, краснолицый от вольного воздуха, ливней, шквалов и рюмочек, привыкший щурить глаза от града и ветра, показался в дверях гостиницы, вытирая рот ладонью. Его дожидались крестьянки, неподвижно сидевшие перед большими круглыми корзинами с перепуганной птицей. Сезер Орлавиль брал одну корзину за другой и ставил на крышу рыдвана, потом более осторожно поставил корзины с яйцами и начал швырять снизу мешочки с зерном, бумажные свертки, узелки, завязанные в платки или в холстину. Затем он распахнул заднюю дверцу и, достав из кармана список, стал вызывать:
- Господин кюре из Горжвиля!
Подошел священник, крупный мужчина богатырского сложения, тучный, широкоплечий, с багровым добродушным лицом. Ставя ногу на ступеньку, он подобрал сутану, как женщины подбирают юбку, и влез в ковчег.
- Учитель из Рольбоск-ле-Грине! Длинный, неловкий учитель в сюртуке до колен заторопился и тоже исчез в открытых дверцах дилижанса.
- Дядя Пуаре, два места!
Выступил Пуаре, долговязый, сутулый, сгорбленный от хождения за плугом, тощий от недоедания, с давно не мытым морщинистым лицом. За ним шла жена, маленькая и худая, похожая на заморенную козу, ухватив обеими руками большой зеленый зонт.
- Дядя Рабо, два места!
Рабо, нерешительный по натуре, колебался. Он переспросил:
- Ты меня, что ли, зовешь?
Кучер, которого прозвали "зубоскал", собирался было ответить шуткой, как вдруг Рабо подскочил к дверцам, получив тумака от жены, рослой и плечистой бабы, пузатой, как бочка, с ручищами, широкими, как вальки.
И Рабо юркнул в дилижанс, словно крыса в нору.
- Дядя Каниво!
Плотный и грузный, точно бык, крестьянин, сильно погнув рессоры, ввалился в желтый кузов.
- Дядя Бельом!
Бельом, худой и высокий, с плачущим лицом, подошел, скривив набок шею, прикладывая к уху платок, словно он страдал от зубной боли.
На всех пассажирах были синие блузы поверх старомодных суконных курток странного покроя, черных или зеленоватых - парадной одежды, в которой они покажутся только на улицах Гавра; на голове у каждого башней высилась шелковая фуражка - верх элегантности в нормандской деревне.
Сезер Орлавиль закрыл дверцы своей колымаги, влез на козлы и щелкнул кнутом.
Три клячи, видимо, проснулись и тряхнули гривами; послышался нестройный звон бубенцов.
Кучер гаркнул во весь голос: "Нно!" - и с размаху хлестнул лошадей. Лошади зашевелились, налегли на постромки и тронули с места неровной, мелкой рысцой. А за ними оглушительно загромыхал экипаж, дребезжа расшатанными окнами и железом рессор, и два ряда пассажиров заколыхались, как на волнах, подпрыгивая и качаясь от толчков на каждой рытвине.
Сначала все молчали из почтения к кюре, стесняясь при нем разговаривать. Однако, будучи человеком словоохотливым и общительным, он заговорил первый.
- Ну, дядя Каниво, - сказал он, - как дела? Дюжий крестьянин, питавший симпатию к священнику, на которого он походил ростом, дородностью и объемистым животом, ответил улыбаясь:
- Помаленьку, господин кюре, помаленьку, а у вас как?
- О, у меня-то всегда все благополучно. А у вас как, дядя Пуаре? осведомился аббат.
- Все было бы ничего, да вот сурепка в нынешнем году совсем не уродилась; а дела нынче такие, что только на ней и выезжаешь.
- Что поделаешь, тяжелые времена.
- Да, да, уж тяжелее некуда, - подтвердила зычным басом жена Рабо.
Она была из соседней деревни, и кюре знал ее только по имени.
- Вы, кажется, дочка Блонделя? - спросил он.
- Ну да, это я вышла за Рабо.
Рабо, хилый, застенчивый и довольный, низко поклонился, ухмыляясь и подавшись вперед, словно говоря:
"Это я и есть тот самый Рабо, за которого вышла дочка Блонделя".
Вдруг дядя Бельом, не отнимавший платка от уха, принялся жалобно стонать. Он мычал: "М-м.., м-м.., м-м..." - и притопывал ногой or нестерпимой боли.
- У вас зубы болят? - спросил кюре.
Крестьянин на минуту перестал стонать и ответил - Да нет, господин кюре.., какие там зубы.., это от уха, там, в самой середке...
- Что же такое у вас в ухе? Нарыв?
- Уж не знаю, нарыв или не нарыв, знаю только, что там зверь, большущий зверь, он туда забрался, когда я спал на сеновале.
- Зверь? Да верно ли это?
- Еще бы не верно! Верней верного, господин кюре, ведь он у меня в ухе скребется. Он мне голову прогрызет, говорю вам - прогрызет. Ой, м-м... м-м.., м-м... - И Бельом опять принялся притопывать ногой.
Все очень заинтересовались. Каждый высказал свое мнение. Пуаре предполагал, что это паук, учитель - что это гусеница. Ему пришлось наблюдать такой случай в Кампмюре, в департаменте Орн, где он прожил шесть лет; вот так же гусеница забралась в ухо и выползла через нос. Но человек оглох на это ухо, потому что барабанная перепонка у него была продырявлена.
- Скорее всего это червяк, - заявил кюре. Дядя Бельом все стонал, склонив голову набок и прислонившись к дверце, - садился он последним.
- Ох! М-м.., м-м.., м-м... Верно, это муравей, большущий муравей, уж очень больно кусается... Вот, вот, вот, господин кюре.., бегает.., бегает... Ох! М-м.., м-м.., м-м... До чего больно!..
- К доктору ты ходил? - спросил Каниво.
- Ну уж нет!
- А почему?
Страх перед доктором, казалось, исцелил Бельома. Он выпрямился, не отнимая, однако, руки от уха.
- Как "почему"? У тебя, видно, есть для них деньги, для этих лодырей? Он придет и раз, и два, и три, и четыре, и пять, и всякий раз подавай ему деньги! Это выйдет два экю по сто су, два экю! Как пить дать!.. А какая от него польза, от этого лодыря, какая от него польза? Ну-ка скажи, если знаешь?
Каниво засмеялся - Почем мне знать! А куда же ты все-таки едешь?
- Еду в Гавр к Шамбрелану.
- К какому это Шамбрелану?
- Да к знахарю.
- К какому знахарю?
- К знахарю, который моего отца вылечил.
- Твоего отца?
- Ну да, отца, еще давным-давно.
- А что у него было, у твоего отца?
- Прострел в пояснице, не мог ни рукой, ни ногой пошевельнуть.
- И что же с ним сделал твой Шамбрелан?
- Он мял ему спину, как тесто месят, обеими руками! И через два часа все прошло!
Бельом был уверен, что Шамбрелан, кроме того, заговорил болезнь, но при кюре он постеснялся сказать об этом.
Каниво спросил, смеясь:
- Уж не кролик ли туда забрался? Верно, принял дырку в ухе за нору, видит, кругом колючки растут.
Постой, - сейчас я тебе его спугну.
И Каниво, сложив руки рупором, начал подражать лаю гончих, бегущих по следу. Он тявкал, выл, подвизгивал, лаял. Все в дилижансе расхохотались, даже учитель, который никогда не смеялся. Но так как Бельома, по-видимому, рассердило, что над ним смеются, кюре переменил разговор и сказал, обращаясь к дюжей жене Рабо:
- У вас, говорят, большая семья?
- Еще бы, господин кюре... Нелегко детей растить! Рабо закивал головой, как бы говоря: "Да, да, нелегко их растить!"
- Сколько же у вас детей?
Она объявила с гордостью, громко и уверенно:
- Шестнадцать человек, господин кюре! Пятнадцать от мужа!
Рабо заулыбался и еще усиленнее закивал головой.
Он сделал пятнадцать человек ребят, один он, Рабо! Жена сама в этом призналась! Значит, и сомневаться нечего. Черт возьми, ему есть чем гордиться!
А шестнадцатый от кого? Она не сказала. Это, конечно, первый ребенок? Все, должно быть, знали, потому что никто не удивился. Даже сам Каниво оставался невозмутимым. Бельом снова принялся стонать:
- Ох! м-м.., м-м.., м-м.., ох, как ухо свербит внутри!.. Ох, больно!..
Дилижанс остановился перед кофейней Полита.
Кюре сказал:
- А что, если влить в ухо немного воды? Может быть, он выскочит. Хотите, попробуем?
- Еще бы! Понятно, хочу.
И все вылезли из дилижанса, чтобы присутствовать при операции.
Священник спросил миску, салфетку и стакан воды, велел учителю держать голову пациента пониже, наклонив ее набок, и, как только вода проникнет в ухо, сразу опрокинуть голову в другую сторону.
Но Каниво, который уже заглядывал в ухо Бельома в надежде увидеть зверя простым глазом, воскликнул:
- Прах тебя побери, вот так мармелад! Сначала надо прочистить, старик. Твоему кролику никак не выбраться из этого варенья. Увязнет в нем всеми четырьмя лапами.
