Уильям Конгрив - Старый холостяк
Обзор книги Уильям Конгрив - Старый холостяк
Конгрив Уильям
Старый холостяк
Уильям Конгрив
Старый холостяк
Перевод П. В. Мелковой
1693
Quern tulit ad scenam ventoso gloria curru,
Exanimat lentus spectator, sedulus inflat.
Sic leve, sic parvum est, animum quod laudis avarum
Subruit, aut reficit.
Horat. Lib. II, Epist. 1 {*}
{* Тех, кто на сцену взнесен колесницею ветреной Славы,
Зритель холодный мертвит, а горячий опять вдохновляет.
Так легковесно, ничтожно все то, что тщеславного мужа
Может свалить и поднять...
Гораций. Послания (I, 1)
(Перевод Н. Гинцбурга)}
МИСТЕРУ КОНГРИВУ ПО СЛУЧАЮ ПОСТАНОВКИ "СТАРОГО ХОЛОСТЯКА"
Где славы вожделеет дарованье
И обгоняют годы созреванье,
Там лишь исполним мы свой долг прямой,
Вознаградив заслуженной хвалой
Поэта за успех его большой.
Не за горами день, когда у света
Признание найдет пиеса эта
И станет не слабее, а сильней
Наш интерес непреходящий к ней.
Природа - женщина: у ней в обычье
Бежать от нас, но только для приличья.
О Конгрив, не страшись настичь ее:
Желанно ей объятие твое!
Будь с ней настойчив, хоть учтив, как ране,
И ты пожнешь плоды своих стараний:
Такие у тебя и мощь, и стать,
Что создан ты беглянкой обладать.
Над царством муз по воле Аполлона,
Чьей милостью дана ему корона,
Владычествует Драйден {1} так давно,
Что надобно ему теперь одно
Наследник по божественному праву,
Который, от него приняв державу,
Ее от распаденья сохранит,
Хоть новых стран он ей не подчинит.
Но первенец его не жаждет власти:
Уичерли {2} в покое видит счастье.
Не до нее и Этериджу {3}: он
За рубежом разгулом поглощен.
Ли {4} мертв, и Отвея {5} уж нет в помине.
Лишь ты его надежда, Конгрив, ныне.
Живи к великой радости его
И к вящей чести острова сего.
Когда ж - пусть этот час придет попозже!
Учитель твой с землей простится все же,
Свой гений и тебя нам завещав,
Ты, восприемник дел его и прав,
Закончи то, что начато им было,
Сравнявшись в славе с ним, как равен силой.
Любых вершин ты можешь досягнуть
И досягнешь - лишь плодовитей будь.
Пусть поучать поэта не годится
Мне, другу твоему, сей грех простится.
Т. Саутерн {6}
ДОСТОЧТИМОМУ ЛОРДУ ЧАРЛЗУ КЛИФФОРДУ ИЗ ЛЕЙНЗБОРО {7}, И ПР.
Милорд,
Жизненные перипетии впервые предоставили мне случай письменно обратиться к Вашей светлости, и я безгранично рад воспользоваться им: то, что я пишу, адресовано всем, а значит, позволяет мне выразить (и довести до всеобщего сведения) признательность и уважение, которые я питаю к Вам и силюсь подтвердить делом. Я испытываю настолько сильное стремление быть Вам полезным, что оно избавляет меня от дальнейших уверений в моей преданности: коль скоро тесные узы, связывающие меня с Вашей светлостью и Вашим домом, не разрешают мне публично воздать Вам хвалу, любое выражение моей готовности быть Вашим слугой явилось бы лишь честным, но ненужным признанием моего перед Вами долга и свидетельством моей искренней Вам благодарности.
Порою мне хочется служить Вашей светлости так, чтобы это было для меня менее выгодно, зато более лестно. Мои слова отнюдь не означают, что я жажду перестать быть Вашим должником; они означают только, что я желал бы им стать по своей воле: тогда я получил бы право гордиться тем, что разглядел и нашел человека, у которого счастлив быть в долгу без надежды когда-нибудь расплатиться.
Ваша светлость лишает меня всякой возможности соприкоснуться с Вами и не быть тут же взысканным Вашими щедротами, и хотя, по видимости, я только высказываю здесь свои к Вам чувства (что столь обычно в нашем расчетливом свете), я в то же время невольно преследую собственный интерес: Вашей светлости нельзя воздать должное, не получив при этом выгоды для себя. Конечно, кто не совершает безумств, тот не нуждается и в защитнике; но будь мы чужды ошибок, сила не находила бы себе применения, а добросердечие повода проявиться; там же, где эти достоинства налицо, жаль не воспользоваться ими, если ты все-таки натворил глупости; поэтому, сделав ложный шаг, должно искать зашиты у силы и добросердечия. К этому своего рода поэтическому силлогизму я прибегаю сейчас для того, чтобы склонить Вашу светлость взять под свое покровительство мою пиесу. Она хоть и не первый мой опыт, увидевший свет, но первое мое прегрешение в драматическом жанре, вернее, в поэзии вообще; надеюсь поэтому, что мне ее легче простят. Будь она поставлена тогда же, когда написана, в ее защиту можно было бы сказать больше. Незнание столицы и законов сцены послужило бы начинающему автору оправданием, на которое он уже не вправе уповать после четырех лет литературного труда. Тем не менее я почитаю себя обязанным заявить, что глубоко оценил снисходительность лондонских зрителей, так тепло принявших мою пиесу при всех ее недостатках, которые - не могу не признаться и в этом - были большей частью замаскированы искусной игрой актеров {8}: убежден, что умелое исполнение в высшей степени способствовало раскрытию всех выведенных мною характеров.
Что же до критиков, милорд, я не скажу ни дурного, ни хорошего ни о ком из них - ни о тех, чьи упреки справедливы, ни о тех, кто усматривает промахи там, где их нет. Защищая свою пиесу, я дам им всем один общий ответ (который Эпиктет {9} советует давать каждому хулителю нашего труда), а именно: "Если бы те, кто находят в ней недостатки, знали бы ее так же, как я, они нашли бы куда больше таковых". Разумеется, мне вряд ли следовало делать подобное признание, однако оно может пойти на пользу и мне: отчетливое сознание своих слабостей есть, на мой взгляд, первый шаг к их исправлению.
Итак, я пребываю в надежде, что рано или поздно верну свой долг столице, чего, увы, никогда не смогу сделать по отношению к Вашей светлости, хотя неизменно остаюсь Вашим покорным и смиреннейшим слугой.
У. Конгрив
ПРОЛОГ {10} К "СТАРОМУ ХОЛОСТЯКУ", НАПИСАННЫЙ ЛОРДОМ ФОЛКЛЕНДОМ {11}
Поэт, чья в первый рад идет пиеса,
Дрожит, как пред вдовой жених-повеса,
Который знает, сколько нужно сил,
Чтоб утолить бывалой дамы пыл:
Ведь если он свой долг исполнит хуже,
Чем исполнял его предтеча дюжий,
Прогонит новобрачного она
И осрамит везде как хвастуна.
Увы, мы часто начинаем смело,
Но к завершенью не приводим дело!
Такой же дебютант и наш поэт,
Но с легкомысльем двадцати трех лет
Он мнит, чем мне внушает подозренья,
Что все получат удовлетворенье.
Пусть много лет его Холостяку
Та, что юна, поможет старику,
И то, что одному не сделать боле,
Вдвоем они вкусить сумеют вволю.
А попеняют нашему юнцу,
Что столь прелестной леди не к лицу
Дарить лобзанья полумертвецу,
Он возразит, что муж в годах преклонных
Отличное прикрытье для влюбленных.
Итак, мы новичку рискнуть дадим
И, коль его в бахвальстве уличим,
Пусть он, держась подальше от столицы,
Перо макать в чернильницу не тщится.
Но если впрямь свершит он, что сулит,
То оба пола удовлетворит:
Там мягкосерды все, где каждый сыт,
И публика почтит единодушно
Того, с кем ей и в третий раз не скучно {12}.
ПРОЛОГ,
КОТОРЫЙ ЧИТАЕТ МИССИС БРЕЙСГЕРДЛ {13}
Мир изменился - это вне сомненья!
Пролог был встарь вступленьем к представленью,
И автор, что его произносил,
Зал быть поснисходительней просил.
Теперь мы далеко не так покорны.
Спектакль - война, пролог - подобье горна.
Орудуя сатирой, как мечом,
Мы с вами, судьи наши, бой ведем:
Хвалите нас, иль вас мы осмеем!
На ваше счастье, зрители честные,
Наш автор пьесу сочинил впервые,
К тому же молод он, а потому
Учтивым с вами надо быть ему.
Хоть не скажу, что в пьесе соли нету,
Она - созданье скромного поэта,
Но скоро изживет он скромность эту.
Покуда же я - адвокат его
И вышла на подмостки для того,
Чтоб публику просить... О, власть господня!
Пусть буду я повешена сегодня,
Коль помню, что у вас просить должна,
И коль пролог мой не забыт сполна!
Спаси же, небо, пьесу от провала
И, чтобы в петлю я не угадала
За то, что здесь ни слова не сказала,
Даруй нам... Но уста мне стыд сковал,
И я не в силах ждать, что скажет зал.
(Убегает.)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Мужчины
Картуэлл - угрюмый старый холостяк, прикидывающийся женоненавистником, но тайно влюбленный в Сильвию.
Беллмур - влюбленный в Белинду.
Вейнлав - ветреник, увлеченный Араминтой.
Шарпер.
Сэр Джозеф Уиттол.
Капитан Блефф.
Фондлуайф - банкир.
Сеттер - сводник.
Гавот - учитель музыки.
Пейс - лакей Араминты.
Барнеби - слуга Фондлуайфа.
Мальчик.
Женщины
Араминта - влюбленная в Вейнлава.
Белинда - ее кузина, жеманница, влюбленная в Беллмура.
Летиция - жена Фондлуайфа.
Сильвия - любовница Вейнлава, брошенная им.