Френсис Фицджеральд - Самое разумное
Обзор книги Френсис Фицджеральд - Самое разумное
Фицджеральд Френсис Скотт
Самое разумное
Ф.Скотт Фицджеральд
"Самое разумное"
1
Когда пробил Священный Час Всеамериканского Ленча, Джордж О'Келли неторопливо и с преувеличенной старательностью навел порядок на своем столе. В конторе не должны знать, как он спешит: успех зависит от производимого впечатления, и ни к чему оповещать всех, что твои мысли за семьсот миль от работы.
Зато на улице он стиснул зубы и побежал, лишь изредка вскидывая глаза на яркое весеннее небо, повисшее над самыми головами прохожих. Прохожие глядели вверх, полной грудью вдыхали мартовский воздух, заполнивший Таймс-сквер, и, ослепленные солнцем, не видели никого и ничего, кроме собственного отражения в небе.
Но Джорджу О'Келли, чьи мысли витали за семьсот миль, весенняя улица казалась мерзкой. Он влетел в подземку и все девяносто пять кварталов с яростью смотрел на рекламный плакат, очень живо показывавший, что у него есть лишь один шанс из пяти не остаться через десять лет без зубов. На станции "Сто тридцать седьмая улица" он прекратил изучение коммерческого искусства, вышел из подземки и снова побежал: на этот раз он тревожно и неудержимо стремился к себе домой - в одну-единственную комнату огромного мерзкого доходного дома у черта на куличках.
И в самом деле, письмо - священными чернилами на благословенной бумаге - лежало на комоде; сердце Джорджа застучало на весь город, только что никто не слышал. Он вчитывался в каждую запятую, помарку, в след от большого пальца с краю; потом безнадежно повалился на кровать.
С ним случилось несчастье, одно из тех страшных несчастий, которые сплошь и рядом обрушиваются на бедняков, коршунами кружат над бедностью. Бедные вечно то идут ко дну, то идут по миру, то идут по дурной дорожке а бывает, и умеют как-то держаться, этому тоже учит бедность; но Джордж О'Келли впервые ощутил, что он беден, и очень удивился бы, если бы кто-нибудь стал отрицать исключительность его положения.
Не прошло и двух лет с тех пор, как он с отличием окончил Массачусетский технологический институт и получил место в строительной фирме на юге Теннесси. Он с детства бредил туннелями и небоскребами, и огромными приземистыми плотинами, и высокими трехпилонными мостами, похожими на взявшихся за руки балерин - балерин ростом с дом, в пачках из тросовых стренг. Ему казалось очень романтичным изменять течение рек и очертания гор и дарить жизнь бесплодным и мертвым уголкам земли. Он любил сталь, она виделась ему во сне и наяву - расплавленная сталь, сталь в брусках и болванках, стальные балки и сталь бесформенной податливой массой; она ждала его, как холст и краски ждут художника. Неистощимая сталь, он переплавлял ее в огне своего воображения в прекрасные строгие формы.
А теперь он за сорок долларов в неделю служит в страховой компании, повернувшись спиной к быстро ускользающей мечте. Маленькая темноволосая девушка - причина этого несчастья, этого страшного, непереносимого несчастья - живет в Теннесси и ждет, когда он вызовет ее к себе.
Через четверть часа к нему постучалась женщина, которая от себя сдавала ему комнату в квартире; она довела его до белого каления заботливым вопросом, не подать ли ему закусить, раз уж он дома. Он мотнул головой, но это вывело его из оцепенения, он встал с кровати и написал текст телеграммы:
"Огорчен письмом ты потеряла мужество как ты можешь думать разрыве глупенькая успокойся поженимся немедленно уверен проживем..."
После минутного колебания он принял отчаянное решение и дописал дрожащей рукой: "...приеду завтра шестичасовым".
Закончив, он побежал на телеграф у станции подземки. Его достояние не составляло и сотни долларов, но ведь она пишет, что "издергалась", и ничего не поделаешь - надо ехать. Он понимал, что означает это "издергалась": она пала духом, перспектива семейной жизни в бедности и постоянной борьбе за существование оказалась непосильной для ее любви.
Джордж О'Келли бегом вернулся в страховую контору - бег вошел у него в привычку, выражая, по-видимому, то нервное напряжение, в котором он непрерывно находился. Он сразу постучал в кабинет к управляющему.
- Мистер Чамберс, я к вам, - объявил он, не успев отдышаться.
- Я вас слушаю. - Глаза, холодные и непроницаемые, как зимние окна, глянули на него.
- Мне нужен отпуск на четыре дня.
- Вы же брали отпуск ровно две недели назад, - сказал изумленный мистер Чамберс.
- Совершенно верно, - смущенно подтвердил молодой человек, - но сейчас мне необходим еще один отпуск.
- Куда вы ездили в прошлый раз? Домой?
- Нет, я ездил... к одним знакомым в Теннесси.
- Ну, а куда вам нужно сейчас?
- Сейчас мне нужно... к одним знакомым в Теннесси.
- Вам нельзя отказать в постоянстве, - сухо сказал управляющий. Однако, насколько мне известно, вы у нас работаете не на должности коммивояжера.
- И все-таки, - в отчаянии произнес Джордж, - мне обязательно нужно туда съездить.
- Пожалуйста, - согласился мистер Чамберс, - но вам совсем не обязательно возвращаться. Так что не трудитесь.
- И не вернусь.
Джордж и сам удивился не меньше мистера Чамберса, почувствовав, что лицо у него розовеет от радости. Он был счастлив, он ликовал - впервые за эти полгода ничто его не связывает! Его глаза наполнились слезами благодарности, и он пылко схватил мистера Чамберса за руку.
- Спасибо вам, - сказал он с чувством, - я и не хочу возвращаться. Я, наверное, сошел бы с ума, если бы вы позволили мне вернуться. Но я как-то не мог сам уйти с работы, и я вам очень благодарен, что вы все решили за меня.
Он великодушно махнул рукой, пояснив: "Вы должны мне за три дня, но это неважно", и кинулся прочь из кабинета. Мистер Чамберс звонком вызвал стенографистку и спросил, не замечала ли она в последнее время за О'Келли каких-нибудь странностей. Он занимал свой пост много лет, уволил на своем веку много людей, и принимали они это по-разному, но чтобы его за это благодарили - такого еще не было никогда.
2
Ее звали Джонкуил Кэри, и когда, увидев Джорджа, она в нетерпении бросилась по платформе ему навстречу, ее лицо потрясло его своей свежестью и бледностью. Ее руки уже протянулись его обнять, а рот приоткрылся для поцелуя, как вдруг она слегка отстранила его и чуть смущенно оглянулась. За ее спиной стояли двое юношей, помоложе Келли.
- Знакомься - это мистер Крэддок и мистер Холт, - весело объявила она. - Да ты с ними знаком, вспоминаешь?
Итак, вместо поцелуя любви - светская болтовня; Джордж огорчился и встревожился, заподозрив в этом какой-то скрытый смысл; он расстроился еще сильнее, когда выяснилось, что они поедут к Джонкуил в автомобиле одного из молодых людей. Это каким-то образом ставило его в невыгодное положение. По дороге Джонкуил щебетала, поворачиваясь то к переднему, то к заднему сиденью; воспользовавшись полумраком, он попытался ее обнять, но она быстро отстранилась, только вложила свою руку в его.
- Куда мы едем? - шепнул он. - Я что-то не узнаю улицу.
- Это новый бульвар. Джерри как раз сегодня купил автомашину, и он хочет по дороге продемонстрировать мне ее.
Через двадцать минут они вышли из автомобиля у дома Джонкуил, но теперь ее глаза уже не сияли счастьем, как на вокзале, и Джордж почувствовал, что эта поездка вторглась в первую радость свидания и разрушила ее. Он так мечтал об этой встрече, и вот все испорчено из-за какой-то чепухи, с горечью подумал он, сухо прощаясь с Крэддоком и Холтом. Но потом на душе у него стало легче, потому что Джонкуил привычно обняла его под тусклой лампой в холле, высказывая в разных выражениях - а лучше всего, когда без слов, - как скучала о нем. Ее взволнованность успокаивала, внушала надежду, что все будет хорошо.
Они сели на диван, захваченные близостью друг друга, шепча отрывочные ласковые слова и позабыв обо всем остальном. К ужину вышли родители Джонкуил, они были ему рады. Они к нему хорошо относились в первое время его жизни в Теннесси, год с лишним тому назад, - проявляли большой интерес к его работе в строительной фирме. Когда он решил пожертвовать ею и поехать в Нью-Йорк искать место, где можно было бы быстрее встать на ноги, они сокрушались, что он прерывает неплохо начатую карьеру, но понимали его и были готовы дать согласие на помолвку. За столом они спросили, как у него дела в Нью-Йорке.
- Все идет отлично, - с воодушевлением ответил он. - Меня повысили... прибавили жалованье.
Говоря так, он чувствовал себя глубоко несчастным, зато они все уверяли, что страшно рады за него.
- Видно, что вас там ценят, - сказала миссис Кэри. - Иначе вам бы не удалось отпроситься дважды за три недели.
- А я сказал: придется вам меня отпустить. Я сказал: не отпустите уволюсь, - поспешил объяснить Джордж.
- Только лучше бы вам откладывать деньги, - мягко упрекнула миссис Кэри. - А то ведь вы тратите на эти поездки весь свой заработок.
Ужин кончился - они с Джонкуил снова остались наедине, и она снова прильнула к нему.
