Кэндзи Маруяма - Дорога к замку
— Слушай, Накагава, — сказал я ему. — Поменяйся в понедельник с Хорибэ. Я скажу бригадиру.
— Но… — Накагава поднял налитые кровью глаза.
— Ничего, не думай о будущем. Пропусти этот раз.
— Но… когда‑нибудь ведь все‑таки…
— Если тебе совсем невмоготу, потом ещё раз это обсудим. А сейчас иди спать.
Вытирая опухшие от слез глаза, Накагава поднялся. Его лицо было мертвенно–бледным. В прихожей он чуть не упал.
— Не забудь про завтрашнюю рыбалку, — сказал я.
— Там и поговорим.
Обувшись, Накагава открыл дверь и вышел на улицу. В небе светила луна.
— Всего хорошего, — сказала жена и закрыла дверь. Слышно было, как Накагаву вырвало за порогом.
— Может, ты его проводишь? — спросила жена.
— Ничего, дойдёт.
— О чем вы говорили?
— Да ничего серьёзного.
— Да, — сказала жена. — Наверное, ему действительно лучше сходить на рыбалку.
— Кому?
— Да Накагаве.
— Это точно. Не забудь приготовить для него еду.
— Хорошо.
Звук шагов Накагавы затих вдали. Сегодня он шаркал ногами больше обычного.
Жена повернула в двери ключ. Я взял в комнате стакан, из которого пил Накагава, отнёс его на кухню и сполоснул под сильной струёй воды.
IIIНа следующее утро за мной зашли Накагава и Хорибэ, и мы втроём отправились на рыбалку. Накагава был бледен с похмелья. Я не стал ничего говорить Хорибэ о вчерашнем.
Кроме рыболовных принадлежностей и завтрака, Хорибэ прихватил с собой пол–ящика пива в бумажной сумке.
Под жаркими лучами солнца мы дошли до остановки и сели в автобус.
Пассажиров было много, но почти все они вышли сразу за городом, и в салоне остались только мы да старуха с ребёнком, сидевшим в бамбуковой корзине у неё за спиной. Ребёнок все время вертел головой, глядя то на нас, то в окно.
Кондуктор открыл все окна, и по салону разгуливал лёгкий ветерок. Автобус переехал через большой мост и стал двигаться вдоль излучины реки.
Мы вышли на конечной остановке — маленькой круглой площадке, окружённой зарослями бамбука. Автобус развернулся и, подняв облако пыли, поехал в обратном направлении.
Солнце стояло ещё невысоко, и с окрестных холмов доносилось пение птиц. Следом за Хорибэ по дорожке, прорубленной в зарослях бамбука, мы поднялись на холм, у подножия которого журчала речка. Мы спустились вниз и пошли по тропинке вдоль берега. Наши рубашки уже успели насквозь промокнуть от пота.
Мы вышли на наше обычное место. Здесь, в тени большого тополя, меж камней росла высокая трава. Там, где мы всегда сидели с Хорибэ, трава была примята, валялись окурки и пустые консервные банки.
— Вот тут мы всегда ловим, — сказал я Накагаве.
— Да? — Накагава достал платок, вытер пот со лба и посмотрел на голубую гладь реки.
— Пойдём повыше, — предложил Хорибэ, и мы двинулись дальше. Тропинка кончилась. Крутые склоны холмов спускались к самой воде, тут и там росли сосны и криптомерии. Трава доходила нам до пояса, кое–где в ней краснела земляника. Я сорвал одну ягоду и раздавил её, пальцы покраснели от сока и пропитались сладковатым ароматом. Хорибэ шёл впереди, и каждый раз, когда он спотыкался о какой-нибудь корень, у него в сумке звякали бутылки.
В самом узком месте течение разбивалось о каменистый перекат. Большой камень с ровной поверхностью перекрывал реку почти до самой середины. На нем мы и решили обосноваться. Захватив с собой удочки и еду, мы забрались наверх. Утёс раскалился от солнца. Я то и дело снимал соломенную шляпу и вытирал пот. Хорибэ открыл всем по бутылке пива, и мы выпили, но пиво было тёплым и противным. Остальные бутылки Хорибэ связал леской и опустил охлаждаться в воду.
— Рыба есть? — спросил я.
— Есть. Гляди! — подавшись вперёд, сказал Хорибэ. В голубоватой тени под скалой кругами ходила стайка кижучей. Каждый раз, когда головной менял направление, остальные сворачивали за ним, посверкивая серебристой чешуёй. А на глубине неподвижно стояло несколько крупных рыб.
— Вроде гольцы, — сказал Хорибэ, разворачивая завтрак.
— Не может быть!
— Точно.
— Здоровенные. На мушку не возьмёшь.
— Не–е, не возьмёшь, — согласился Хорибэ.
Подальше, на пенистой быстрине, играли ельцы. Хорибэ развернул свой свёрток с завтраком и взял в руки удочку.
— Не торопись, — сказал я ему. — Потом поедим.
— Давай удить и есть одновременно.
Я вынул из сумки два свёртка и протянул один Накагаве.
— Спасибо.
— Ешь, ешь. Ты же неженатый.
Накагава взял рисовый колобок. Я тоже стал есть. Хорибэ то сажал наживку на крючок, то закусывал, время от времени весело покрикивая.
— Эй, потише! Рыбу распугаешь.
— Ничего, как разбежится, так и вернётся.
— Как наши подопечные из тюрьмы, — сказал я.
— Ну, наши‑то как раз не возвращаются.
В ответ на эту шутку Накагава криво улыбнулся.
Мы расселись кто где хотел и закинули удочки. Сидеть на камне было жарко, но речная прохлада и плеск воды все же приносили облегчение.
Я поставил банку с червями в тень и стал следить за поплавком. Прицепленный на крючок червяк шевелился в воде красной точкой, и кижучи собрались вокруг него.
Первым маленького кижуча поймал Накагава. Он неловко вытащил крючок, разорвав рыбе рот. Хорибэ бросил кижуча в ведёрко, которое поставил в неглубокую лужу.
— Ну как, интересно? — спросил он у Накагавы.
— Да.
— Теперь лови покрупнее, — сказал я ему.
Я поднял удочку и забросил крючок подальше, на глубину. Стоявшие неподвижно рыбы бросились врассыпную от поплавка, потом осторожно стали приближаться. Одна схватила червя, белый поплавок задёргался, потом вдруг пошёл вниз, и леска натянулась. Рыба пыталась освободиться от крючка, остальные быстро уплыли. Убедившись, что крючок сидит крепко, я медленно подвёл рыбу поближе и, дав ей выдохнуться, подцепил сачком. Кижуч был сантиметров на двадцать, он трепыхался у меня в руке, оставляя на ладони серебристые чешуйки. Хорибэ подал мне ведёрко, и я бросил туда свою добычу. Моя рыба была гораздо крупнее той, которую поймал Накагава.
— Ничего рыбеха, — сказал Хорибэ.
— Да, большая, — согласился Накагава.
— Угу.
Мы молча смотрели на кижучей. Тот, что поменьше, лежал брюхом кверху, шевеля разорванным ртом, потом медленно перевернулся.
За час мы поймали штук тридцать и заполнили ведёрко доверху. Потом клёв почти прекратился.
— Давайте пивка попьём, — предложил я.
— Давай.
Хорибэ осторожно, стараясь не разбить о камни, вытянул из воды бутылки. Пиво было холодным, и мы быстро его выпили.
— Слушай, Хорибэ, — сказал я.
— Чего?
— Завтра я дежурю.
— Знаю. Очередь того психа.
— Да, его.
— Значит, не удалось ему оттянуть.
— Не удалось. Если б каждый так пытался, нам бы житья не стало.
— Ну и чего?
— Ты не поменяешься с Накагавой?
Посмотрев на меня, Хорибэ перевёл взгляд на Накагаву. Тот сосредоточенно изучал свой голубой поплавок. Из рощи, расположенной выше по течению, доносился крик кукушки.
Хорибэ вдруг рассмеялся.
— Не бери в голову, — сказал он Накагаве, — смотри на это дело просто, как на рыбалку.
Накагава поднялся.
— Ты куда?
— Пойду искупаюсь.
Он поспешно спрыгнул со скалы и побежал вверх по течению. Хорибэ опять засмеялся.
— Не смейся.
— Да смешно ведь.
— Чего тебе смешно?
— Черт его знает, сам не пойму.
— Вот и не смейся. Видишь, он психует.
— Ладно, не буду. Что‑нибудь ещё с тех пор стряслось? — спросил он, пытаясь подавить смех. Я рассказал ему, как Накагава напился и приходил ко мне домой.
— Ну, это ещё не причина, чтобы его подменять, — сказал Хорибэ, швырнув пустую бутылку через реку. Бутылка, не долетев до берега, со всплеском упала в воду, и быстрое течение унесло её прочь.
— Он говорит, что уволится, — сказал я.
— Накагава? Он это всерьёз?
— Похоже на то.
— Хм, а что скажет бригадир?
— Ну, можно ему объяснить, что, мол, у охранника личные счёты с заключёнными или что‑нибудь в этом роде.
— Это верно, — согласился Хорибэ, — но бригадир все равно может заставить его отдежурить.
— Зачем?
— А чтобы раз и навсегда избавить от мандража.
— М–да, это возможно.
Отойдя от нас подальше, Накагава нырнул с берега в тихую заводь. Испуганные трясогузки, стуча хвостами по воде, пронеслись над поверхностью реки.
— Ну и тип, — сказал Хорибэ, — хлопот с ним не оберёшься.
— Это точно. Но ты все‑таки подмени его завтра. Он скоро возьмёт себя в руки.
— Ну да, скоро.
— Не язви.
— Ладно, понял. Подменю, — сказал Хорибэ и швырнул бутылку в стайку кижучей. Они тут же исчезли. Я громко позвал Накагаву. Крик кукушки оборвался. Накагава вылез из воды и, поддерживая плавки, побежал к нам по песку.
