Густав Беннеке - Современная норвежская новелла
Пауль Ульсен со страхом думал о возвращении домой, где ему будет выдан месячный отчет, представляющий собой, по сути дела, завуалированный упрек в том, что она вынуждена сидеть дома и за все отвечать: вести неприятные телефонные разговоры, отворять двери людям, которые с натянутой улыбкой подают ей какие-то бумаги, выслушивать школьных учителей, соседей, друзей, знакомых, заниматься кухней, посудой, стиркой, стряпней, сплетнями, ссорами… ох! Силы небесные и дьяволы преисподней! Пропади она пропадом, эта серая повседневность; где запастись бодростью, чтобы бороться с ней, сокрушить ее одним ударом? Даже его хваленый оптимизм стал иссякать с каждым годом все ощутимее. Особенно за последние несколько лет нервы сдали. Глаза бы не смотрели на эти пылесосы! Век бы больше не стоять ему у чьего-нибудь порога вместе с агентом-новичком, дрожащим от страха и унижения!
Пауль Ульсен толкнул дверь недавно открытого ресторана, где все было с иголочки новым, и только кельнеры — старые. Здесь Пауль Ульсен предстал во всем блеске, небрежно и элегантно неся свое могучее тело между столиками. В зале уже сидело довольно много знакомых, которые с улыбкой кивали ему, а затем снова утыкались носами в тарелку и продолжали жевать. Черный кофе быстро исчезал в глотках. Все они — из одного зверинца. Все тот же обезьянник, тот же аквариум, те же рыбки, мечущиеся от стены к стене. С усилием сохраняя на лице улыбку, Пауль Ульсен подошел наконец к одному из столиков и очутился перед своим двойником. Сознание, что ему незачем больше следить за лицом, согнало улыбку, точно чья-то грубая рука стерла ее влажной тряпкой. Улыбка превратилась в гримасу, и сходство между братьями мгновенно стало полным.
Уле Ульсен чуть приподнял брови.
— Мы ждали тебя еще вчера днем, — негромко произнес он своим низким звучным голосом и бросил рассеянный взгляд на ручные часы. Золотые, показывают не только час, но и день и, разумеется, полностью автоматические. Костюм сидел на нем как влитой. От лучшего в городе портного. «Униформа», — обычно говорила Магда, когда бывала благодушно настроена и пускалась в самокритику.
Пауль заказал кофе, только кофе. Сигарета, десятая за это утро, никак не раскуривалась. Он долго возился с ней, в то время как Уле продолжал:
— Ну как, удачная была поездка?
— Ничего, — ответил Пауль. — Бьешься, бьешься, чтобы что-нибудь продать. День и ночь заботы одолевают. А тут еще шеф берет за горло, и постоянно дрожишь, что тебя уволят. Ну а как мать с отцом поживают?
— Ничего, — в тон ему ответил Уле. — А что, небось здорово это выгодное занятие — торговать пылесосами и электроприборами в наше время?
— Ну, это как сказать! Живем пока старой закваской, — ответил Пауль, — великие золотые годы процветания — точно опара под нами. Конечно, стараемся удержаться на волне, но кругом-то мели! Разобьется волна, отступит назад, ну и остаемся на мели оглушенные, раны зализываем. А то, бывает, и в пучину утянет. Тогда уж поминай как звали! А ты вроде завидуешь, что мне удается заработать кое-что на этой холуйской должности?
— Ну что ты, Пауль! — возразил брат. — Просто так, с языка сорвалось. Собственно, это Магда где-то слыхала о твоих фантастических заработках.
При этом имени улыбка Пауля словно застыла. Он сухо ответил:
— Ну конечно, у Магды всегда были фантастические представления о моих заработках. Можно подумать, невесть какое счастье! Она же знает, что меня могут вышвырнуть за дверь в любую минуту. Ничто тебя не спасет, если не справляешься с делом.
— Но ты ведь пока справляешься, — сказал брат, разглядывая свои ухоженные ногти. — Язык у тебя подвешен неплохо, так что ты небось всю жизнь продержишься. Вот с наследством, которое мне досталось, дело куда хуже. Не могу же я пускаться в авантюры в поисках дополнительных прибылей, хотя ты, видно, меня в этом подозреваешь. Приходится тихо-мирно стоять за прилавком и поджидать покупателей — в основном из числа старых отцовских клиентов. Иной раз чертовски туго приходится!
— Странно, — протянул Пауль, качая головой. — А старый Юнсен в Тронхейме говорил мне, что торговля твоя процветает как никогда и что дело тут не в буме и не в инфляции.
— Ерунда! — раздраженно бросил брат. — Посмотри мои бухгалтерские книги, сам убедишься.
— Да мне-то какой интерес? — удивился Пауль и испытующе взглянул на сердитое лицо брата, к которому лишь постепенно возвращалось обычное выражение спокойного достоинства, бывшее, по его мнению, признаком аристократичности. — В чем дело, Уле? Что-нибудь случилось? Или Магда все продолжает пилить тебя за то, что вам не угнаться за вашими светскими знакомыми и их подражателями? — Пауль игриво усмехнулся, скривив губы.
Но на сей раз старая, испытанная острота не помогла. Никакой реакции. Обычная доверительная затаенная улыбка не появилась на лице брата.
— Оставь Магду в покое, — резко сказал он. — Сперва умерь амбиции собственной бабы.
— Да ладно тебе! — примирительно сказал Пауль. — Ты что, шуток не понимаешь? Ведь бабы-то у нас, так сказать, одного поля ягода. Чего же ты взбеленился? Конечно, угнаться за всеми не так-то легко. Бог знает, может, наши половины сидят, вот как сейчас мы с тобою, и чешут языки на наш счет. О тебе — с твоими золотыми часами и униформой. И обо мне — с моим фасадом судовладельца. Знаешь, иной раз мне хочется просто стоять у станка, который требует пары проворных рабочих рук. Или прокатывать стальные листы, из которых потом построят корабль, и ты сможешь назвать его своим, когда он сойдет со стапелей в безбрежное море, на вольный простор. О, как мечтал я о небольшом, но надежном заработке; мечтал жить скромно, без особых потребностей, но и без забот о завтрашнем дне и о будущем своих внуков. Но теперь золотые часы и модная «униформа» вытеснили рабочий комбинезон, добрались до станков, до стапелей, мешают нам видеть вольный морской простор. Прости меня, Уле, я сегодня не в своей тарелке. Все воскресенье я провел на ногах, выискивал нерадивых агентов или тех, кто уже не справляется с делом, людей, заработавшихся и измотавшихся больше меня самого в этом аду. Половину пришлось уволить. Иной раз это было все равно что ударить по лицу ребенка. Славные парни! Толковые! Умные! Но они выдохлись. Не справляются. Им бы сменить работу на три-четыре месяца, и они бы опять были в полном порядке и смогли бы еще долго продержаться. Но ждать нельзя. Мы обходимся с ними так же безжалостно, как фермеры со своими петухами. Что ни год — замена! Самая высокая производительность от петухов самой лучшей породы для получения продуктов самого высокого качества! Эх, мне бы капитал, хотя бы небольшой, чтобы было от чего оттолкнуться! Я завтра же бросил бы все это к черту. И я знаю, с чего бы я начал.
Брат следил за ним со все возрастающим напряжением и беспокойством. Не будь Пауль так занят собой, он обратил бы внимание на то, что Уле походит на загнанную дичь. Он не заметил и того, каким резким тоном Уле прервал его.
— Опять размечтался? Допивай кофе, нам пора идти…
Пауль покачал головой и остался сидеть, точно приклеенный к стулу.
— А кто теперь не задумывается? — грустно продолжал он. — Все у нас в стране живут в одинаковом напряжении. У всех такое чувство, будто надвигается беда. Старики толкуют о кризисе в тридцатые годы и о всех невзгодах после него. Но мы либо не хотим верить им, либо не хотим их понять. И все же это чувствуется всюду, где бы я ни был, на севере ли, на юге ли, во всех слоях населения… всюду одна и та же песня: страх перед завтрашним днем. Всех мучает неуверенность, предчувствие того, что благополучие это призрачное, что так не может продолжаться вечно. И что же будет дальше, чем все кончится? О, черт возьми, ты ведь видишь, как чудовищно расцвел эгоизм. Каких-нибудь десять лет назад ты не мог бы и поверить этому. Люди готовы продать собственных отца и мать, родину за приличный куш. Во все стороны протянуты жадные руки. Все просят подачки — от чаевых до валюты, от сверхурочных до огромных барышей, связанных с закулисными политическими махинациями. Да, кстати, как там мать поживает?
Брата как будто сильно стукнули между лопатками — он поперхнулся, потом долго переводил дух, откашливался, отхаркивался, пока наконец не выдавил ответ:
— С ней все в порядке. Ну, то есть если не считать обычных раздоров между женщинами в семье. Не так-то просто содержать большую квартиру для двух стариков. Можно было бы устроиться поэкономнее. Впрочем, тебе это, наверное, не интересно… Гарантирую, что ты в будущем году удвоишь сбыт пылесосов. Получишь солидную премию и тогда сможешь бросить эту работу и приняться за осуществление своей мечты. Если, конечно, вам удастся скопить немного… Да, мать с отцом теперь нуждаются в присмотре, а от Магды ведь нельзя требовать, чтобы она взвалила на себя два дома, такие огромные, да еще притом старые развалины…
