Густав Беннеке - Современная норвежская новелла
Но скоро в саду стало тесно. То один цветок зачахнет, то другой: не хватало воздуха, света. Садовник снова пошел в совет — купить еще земли.
Нет, под цветы земли ему не дадут. Город должен расти — вширь и ввысь. Нужны новые улицы, новые, более высокие и просторные дома, для этого будут сносить старые. Совет с утра до вечера осаждают люди с солидными капиталами и не могут получить участков под свои фабрики.
— Да и вообще, к чему столько цветов? Не довольно ли по одному каждого вида?
Вернувшись домой, садовник призадумался: как теперь быть? На другой день с болью в сердце он начал разрежать грядки, вырывал с корнями самые хилые цветки и бросал в компостную кучу. А после, совсем потеряв покой, долго кружил по саду. В ту ночь до самого рассвета его мучили страшные сны. Выйдя наутро из дома, он стал укреплять забор: кругом поднялись громадные корпуса и число их росло.
«Они отнимут солнце у доброй трети сада», — подумал садовник и снова отправился в городской совет.
Самый главный в совете порылся в каких-то книгах и сделал важное лицо.
— Нет, здесь ничего не сказано про солнце и тень, — ответил он. — Не можем же мы, хи-хи, обязать домовладельцев устранить тень от своих домов. Всякий имеет право строить дом любой высоты: мы ведь живем в свободной стране. Вам, почтеннейший, следовало бы это знать.
Вернувшись домой, садовник сел на скамейку и начал думать.
«Летом… да, летом бояться нечего: солнце летней порой стоит высоко. А вот весной и осенью дело хуже. А если еще все дома по соседству будут такой же высоты, тогда и розы, и тюльпаны обречены. Но скажи я об этом в совете, мне прикажут посадить у себя папоротник и мать-и-мачеху. Значит, нужно найти цветы, которые не боятся тени. Правда, они почти лишены красок, да и запаха тоже, но зато выживут».
И садовник занялся поисками менее прихотливых растений. Он чувствовал себя так, словно его понизили в должности. Он ожесточился за этой работой, много ночей проводил без сна и даже досадовал на проклятые цветы, которые задали ему столько хлопот.
Да и город не давал ему уснуть. День и ночь напролет грохотали машины. Они взрезали и проглатывали землю за садовой оградой, и, проснувшись поутру, он всякий раз видел огромный кран с нависшей над садом разверстой клешней, похожий на динозавра доисторических времен.
Как-то раз он окапывал грядку, и тут к нему подошли два господина и сказали, что хотят с ним поговорить. Оба были большие и толстые, особенно ноги у них были большие, так что садовнику пришлось попросить их поосторожнее ступать. От них пахло железом и одеколоном, и говорили они сиплыми голосами, как все, кто изо дня в день старается перекричать шум машин.
— Мы хотим купить у вас два мола земли, — сказал один из них и что-то прочертил в воздухе пальцем. — Сколько вы просите за мол?
— Эта земля не продается, — ответил садовник. — Я посажу здесь цветы, которые могут расти в тени.
Оба пришельца удивленно переглянулись.
— Вы, наверно, не поняли нас, — произнес первый господин. — Вы можете запросить с нас любую цену — конечно, в разумных пределах.
— Все равно я не продам землю.
— Ах, вот как!
Оба господина ушли, но спустя два дня вернулись. На этот раз они запаслись бумажкой, которую показали садовнику. «Концессия», — было написано там. И еще: «Экспроприация».
Садовник с трудом разобрал мудреные слова, но никак не мог взять в толк, чего от него хотят.
— Это значит, что вы обязаны продать нам землю, — любезно разъяснили ему оба господина.
Садовник пошел в совет:
— Мы, кажется, живем в свободной стране, не так ли?
— Да, да, конечно, только всему есть мера, и свободе тоже, нельзя же мешать прогрессу!
— Но я не хочу продавать землю, — сказал садовник.
Услышав эти слова, члены совета покатились со смеху: такой великолепной шутки они, право же, не могли и припомнить. Да, да, но сейчас у совета больше нет времени с ним толковать: за дверями ждут приема промышленники.
На другое утро экскаватор высадил забор и с неуемной жадностью стал пожирать цветочные грядки. Садовник бегал вокруг машины, умоляя пощадить цветы, но грохот мешал чужим людям расслышать его слова. Сделав свое дело, они поставили новый забор. Потом подъехал огромный кран, который переносил в пасти бетонные балки; он так ловко их составлял, что спустя неделю уже возвышалось громадное здание.
Тень закрыла почти весь сад.
Садовник с досады начал кусать ногти, потом стал глохнуть от всего этого шума. На уцелевшем, залитом солнцем клочке земли он собрал, плотно посадив один к другому, столько цветов, сколько мог, и утром и вечером поил их водой. Мало того — он ежедневно обмывал каждое растение: не то песочная и цементная пыль забила бы пестики цветов и задушила бы завязь…
Снова прошло какое-то время. Садовник, как и прежде, трудился, не разгибая спины, пропалывал и удобрял грядки. По воскресеньям, когда кругом было тихо, он говорил с цветами на понятном им языке, который постиг еще в детстве.
Но однажды утром опять пришли те двое. Теперь они уже так раздобрели, что, шагая, по щиколотку увязали в земле. Оба страдали одышкой, а говорили так, будто в глотке у них застрял рашпиль.
Скоро стройка шагнет вширь, сказали они. Прогрессу нельзя мешать. Стоять на месте — значит идти назад. Пусть садовник продаст им остаток сада: они уплатят ему кругленькую сумму да еще соорудят для него киоск, где он сможет торговать искусственными цветами. Искусственные цветы сейчас все больше входят в моду, их не нужно поливать, они не вянут, к тому же химия может снабдить их любым ароматом.
Садовник покачал головой и взглянул на свои руки. Они были покрыты мелкими рубцами — следами царапин, оставленных осотом и шипами; в потрескавшуюся кожу забилась земля, которую — сколько ни три щеткой — все равно не отмоешь.
Оба господина побагровели от злости. Один из них обозвал садовника «реакционным сумасбродом», «камнем преткновения» и еще употребил много замысловатых выражений, которых тот не понял. Другой же заговорил с ним скорбным, вкрадчивым тоном: он подробно объяснил, как важен данный участок для роста и процветания города, сколько людей благодаря ему получат работу, как вырастет общественное богатство, жизненный уровень и товарооборот. Неужели садовник допустит, чтобы из-за десятка анютиных глазок остановился прогресс?
Но садовник опять покачал головой: процветание города его не волновало. Тогда господа посоветовали ему припомнить, чем кончился их первый визит, и, тяжко волоча ноги, покинули сад.
А садовник стоял, разглядывая следы их ног. «Для нашего брата садовника, — думал он, — такие большие ступни были бы сущей бедой».
Прошло всего несколько дней, и к садовнику явился представитель городского совета с приказом убраться отсюда в четырехдневный срок. Прогрессу нет дела до роз и тюльпанов, сказал он, пора наконец взглянуть в глаза самой жизни. Короче, если садовник не уйдет подобру-поздорову, придется выдворить его силой.
Такие слова садовник слышал впервые; он размышлял над ними весь вечер.
В последующие три дня он пересадил все цветы на одну круглую маленькую клумбу — уж ее-то они, во всяком случае, не тронут, думал он. Затем он принес скамеечку, на которой обычно сидел, пропалывая грядки, и поставил посреди клумбы. Придут — он сядет сюда и не сдвинется с места. Уж тут-то они поймут, что для него это не просто причуда, а вопрос жизни и смерти.
На четвертый день ранним утром машины, проломив забор, так что доски взлетели на воздух, въехали на участок. Четыре экскаватора набросились на сад, глотая грядки и клумбы. Ненасытные машины скоро взрыли весь сад вокруг маленькой клумбы, на которой укрылся садовник, как на единственном островке посреди пепелища.
— Послушайте, — сказал ему машинист экскаватора, высунувшись из кабины, — вам нельзя тут оставаться. Здесь будут строить двадцатиэтажный дом.
Но садовник не слышал его, он почти совсем оглох от шума. Водитель растерянно почесал затылок. Затем он запросил начальство, как ему быть, и вскорости явились те два толстяка. Они остановили работу, чтобы кругом стало тихо, и велели садовнику убираться: ведь теперь он сидит на чужом участке.
Садовник не пошевельнулся. Он сидел, опустив руки на колени, и никакими словами его нельзя было пронять, а к клумбе уже валил народ, женщины с детскими колясками, мальчишки, собаки…
— Мама, а что дядя этот — спятил? — спрашивали самые смышленые из ребятишек.
— Да, сынок, — шептали матери, — не иначе, он тронулся умом от всех этих цветов. Вот видишь, детка, все хорошо в меру. Жаль, конечно, таких чудаков, но что поделаешь: должен же он уйти!
— А может, поставить дом кольцом, чтобы клумба осталась посередине? — предложил кто-то.
— Садовник совсем рехнулся, — сказал один из толстяков. — Как же быть?
