Эфрен Абуэг - Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
— А теперь давай отправимся к вам домой, — проговорил он, погоняя меня своей тростью.
— Я готов.
По дороге дядюшка Сатор несколько раз останавливался передохнуть, но тем не менее, когда мы подошли к нашему дому, сердца у нас бились так, что казалось, вот-вот выскочат из груди. Едва мать увидела меня с этим ящиком на спине, она кинулась в кухню приготовить что-нибудь поесть. Надо сказать, она не часто поступает таким образом, даже когда я прикидываюсь больным. Даже по случаю недолгих визитов одного из моих щедрых дядьев — дядюшки Соёка, например, который таскает у людей из карманов все, что попадется, и время от времени приносит нам изрядную долю своей добычи. Даже когда отец страдает с перепоя и нуждается в чем-нибудь эдаком, вкусненьком, чтобы вновь вернуть к жизни отравленный организм. Но сегодня она казалась воплощением внимательности и заботы.
Итак, дядюшка Сатор поселился в нашем доме, и отец открыл музыкальную школу для детей. Я частенько останавливался возле школьного здания послушать, как там учатся играть на различных музыкальных инструментах. Да-а, дядюшка Сатор порой бывает просто замечательным старичком… Несколько дней спустя, однако, он призвал к себе отца и настоятельно порекомендовал тому требовать с родителей, чьи дети обучались в школе, плату в виде жирненьких курочек и поросят-сосунков. Услужливые родители с готовностью откликнулись на требование отца и носили нам птицу и поросят до тех пор, пока всех их не перерезали на нашей кухне и не продали на местном рынке. Вырученные деньги пошли, разумеется, дядюшке Сатору, потому что отца интересовал только его желудок. Он всегда полагал, что забитый поросенок весомее и важнее, нежели деньги в кармане. Мозги же дюдюшки Сатора все время вертелись лишь в одном направлении — вокруг блестящих серебряных песо. Это была единственная сфера деятельности, которая его занимала.
То были славные дни для нашей семьи. И хотя тогда нам тоже недоставало риса и зерна к сочному мясу, это почти не омрачало бесконечного праздника тех дней. Подумать только, при помощи магической силы дядюшкиных денег, вложенных отцом в музыкальную школу, мы все остались живы и здоровы в то ужасное лето страшной засухи.
Однажды поутру, когда лучи восходящего солнца едва позолотили хлеба на полях, дядюшка Сатор разбудил меня, ткнув концом своей знаменитой трости.
— Эй, племянничек, — промолвил он тихим голосом, — вставай-ка да подойди к окну.
Я вскочил на ноги и вытянулся перед ним.
— Что это там так красиво блестит на солнце? — спросил он.
— Это спелое зерно, дядюшка Сатор, — объяснил я ему. — Скоро крестьяне будут его убирать. У них будет обильный урожай.
— До чего же прекрасное зрелище открылось моим глазам! — воскликнул он и тут же зашептал, наклонившись ко мне: — Племянничек, сбегай-ка к своему дяде-картежнику. Скажи ему, что я мог бы дать некоторую сумму денег на устройство тут, в округе, небольшого игорного дома. Сейчас самое время приглядеться к плодородным землям, на которых так буйно колосятся эти золотые хлеба.
— Вы, как всегда, дело говорите, дядюшка, — поддержал я его.
— А ты что, сомневался в уме, в мудрости твоего богатого дяди, малец? — с наигранным возмущением спросил он.
— Я никогда не сомневался в том, что вы предлагаете, дядюшка Сатор, — поспешил я заверить его.
— Тогда беги быстрее, — приказал он. — Ну что за прекрасный вид перед моими глазами!
Я опрометью выскочил из дому и пустился к арене для петушиных боев, где известный в нашей семье игрок дядюшка Серхио проводил дни и ночи, тщетно пытаясь стать таким же богачом, как дядюшка Сатор.
ТАКОВЫ ЛЮДИ
© 1978 by New Day Publishers
Перевод В. Макаренко
Когда дядюшка Сатор, самый богатый человек в нашем семейном клане на Филиппинах, поручил мне повидаться с дядюшкой Серхио, считавшимся в нашей семье неисправимым игроком, я в тот же миг выбрался из дому.
Дядюшку Серхио я застал попивающим кофе под раскидистым манговым деревом на дворе, где находилась арена для петушиных боев. Он поначалу попытался было спрятаться от меня за чью-то спину, подумав, вероятно, что я вознамерился призанять у него немного денег. Но как только понял тщетность своей попытки облапошить меня, расплылся в вымученной улыбке, прикрывая свое замешательство.
В прошлом мне неоднократно доводилось оказывать дядюшке Серхио различные одолжения, хотя временами, особенно если у него заводилось несколько сентаво, он чурался моей компании словно чумы. Ему было хорошо известно, что я всегда могу взять над ним верх. Дядюшка, без сомнения, был неглуп, но только имея дело с другими людьми, а в отношениях со мной тут же превращался в обыкновенного человека. Вот почему он неизменно обращался ко мне, когда ему требовалась моя помощь.
И вот теперь он широко улыбался мне. Мне было известно, что он никогда не выигрывал больших денег; у него их никогда не было достаточно много для того, чтобы успешно начать какое-либо дело. И еще мне в этот момент показалось, что он неожиданно, как бы между прочим, вытащил бумажник у одного из зазевавшихся игроков. При этом он ведь не был карманником. И в отличие от другого моего дядюшки — Соёка, который стяжал славу бандита, — его не мучили навязчивые идеи, связанные с размерами и формой чужих бумажников. Это для него была, так сказать, побочная работа. То же, чем он сам занимался, можно изложить в виде своеобразного кредо: «Люди не знают, как истратить свои деньги. Я делаю им одолжение, если трачу их деньги за них».
Так оно, собственно, и было: дядюшка Серхио тратил их деньги за них. Я поднабрался этой мудрости и тоже стал тратить деньги подобным же образом — вот почему он осознал со временем, что у меня столь же изворотливый ум. Если честно, то я швырял деньги, словно осенний ветер, срывающий листву с помертвевших деревьев. Вот если бы не одно существенное различие между нами, то дядюшка Серхио и я вполне могли бы сделаться преуспевающими партнерами. Мы могли бы безбедно сосуществовать в нашем городке либо же в любом ином, сотрудничая по этой части. Да-да, это я точно знаю.
Но кое-что еще стояло между нами. Я хорошо понимал, что нам с ним никогда не удалось бы достичь чего-либо значительного, хотя мы бы не позволили людям трепать о нас языком из зависти. Нет, в самом деле.
И теперь я разыскал его, потому что у меня было к нему важное поручение от моего богатого дядюшки. Я сел рядом с ним и заказал чашечку кофе.
— Ну, племянник, — начал дядюшка Серхио, — рад видеть, что ты иногда и кофе пьешь для разнообразия. Нет, конечно, не потому, что я сам никогда не притрагиваюсь к бутылке красного. Ты ведь меня понимаешь? Мне только удивительно, что у тебя нет и сентаво на выпивку.
— Для вас же лучше разговаривать со мной поуважительнее, — ответил я ему. — Лучше выбросить песо. Я видел огромную гроздь спелых бананов по пути сюда.
Я тоже люблю бананы, племянничек, но зачем же платить, если их можно получить задаром?
После этого я сказал ему:
— Сегодня я чувствую себя так, будто могу сказать целому миру: «Вы, глупцы, всегда боретесь за деньги. Ну что ж, тряситесь над ними и рыдайте!» Да, дядюшка Серхио, вот что я хотел бы сказать всем. Есть у вас песо?
— Почему ты говоришь все это мне, когда меня ожидает удача на петушиной арене? — спросил он. — Я не собираюсь давать тебе песо, потому что ты мой бедный родственник. Хотя вообще-то я мог бы себе позволить сегодня быть щедрым.
— Что ж, поступайте как знаете. — Я пожал плечами. — Только имейте в виду, что упустите редкий шанс, если будете относиться ко мне подобным образом. Я ведь пришел к вам с невероятным предложением от самого дядюшки Сатора, нашего семейного богача. Если вы, разумеется, понимаете, что это означает.
Дядюшка Серхио вскочил на ноги. Его чашка кофе опрокинулась, и коричневая жижа вылилась на его и без того грязные хлопчатобумажные штаны. С минуту он не мог вымолвить ни слова, а когда собрался с мыслями, бросился меня пылко обнимать.
— Отчего бы тебе не попросить у меня два песо? — заговорил он. — Или три? Я всегда готов быть щедрым по отношению к тебе, племянничек. — И он незамедлительно выложил на стол трехпесовую бумажку. — Позволь, я и за твой кофе заплачу, — закончил он.
— Достаточно одного песо, — милостиво согласился я. — А я пока подумаю, куда бы истратить остальные два.
— Бери все, племянничек, — настаивал он. — Так скажи мне, что за важное поручение от моего богатого братца?
— Я не стану вам ничего говорить, покуда вы не будете умолять меня на коленях, — величественно проговорил я.
Дядюшка Серхио во многих отношениях был ниже табуретки, но мог не раздумывая ринуться в невообразимую глубину, коль скоро речь зашла о деньгах. Само собой разумеется, я только хотел поддразнить его. Но он вдруг действительно бросился передо мной на колени.
