Мартти Ларни - Современная финская новелла
Эйно Сяйся
Деревце с родного поля
Перевод с финского Л. Виролайнен
Он проснулся утром и по звяканью раскачиваемой ветром телевизионной антенны сразу понял, какая на улице погода. Морозец больше десяти градусов, — говорил скрип тяжелой антенны, прилаженной к дымовой трубе частного дома. Ветер, видно, довольно сильный, а на открытых местах пронзительный. В комнате тоже холодно. Вечером, ложась спать, он перекрыл батарею, хотя — кали сколько хочешь — на плате за жилье это не отражается. Теперь он босиком проковылял к батарее, включил ее, потом осторожно, стараясь не наступать на всю подошву, вернулся и присел на край постели, надел рубашку, быстро натянул свитер. Сразу стало тепло, и он на минутку замер, не зная, чем бы сегодня заняться. Ничего не придумав, он оделся окончательно.
Хотя хозяева спали в другом конце дома, он, по старой привычке, передвигался бесшумно: сварил себе кофе, достал из-за окна банку с молоком и масленку, поискал колбасу. «Не забыл ли я с вечера убрать ее на холод?» — думал он, накрывая на стол, и только тут вспомнил, что перед сном впустил к себе хозяйского пса, когда тот начал скрестись в дверь, и скормил ему остаток колбасы.
Так как выключатель на лестнице слишком громко щелкал, старик купил электрический фонарик. Он спустился, освещая себе дорогу. Восьмая ступенька сверху обычно скрипела, и он на нее не наступал. Пес ждал внизу, радостно виляя хвостом. Старик приветствовал его шепотом: «На улицу хочешь?» Газеты лежали в ящике. Хозяйские, как обычно, он положил на телефонный столик, взял свои, но, прежде чем подняться к себе, погладил льнущую к ногам собаку и сказал: «Бедняги мы с тобой…» А потом задумался над этими словами, возвращаясь наверх.
В комнате старик тяжело вздохнул. Его нередко спрашивали, как он сумел сохранить хорошее зрение до такого возраста — ведь ему даже очки не нужны. Он налил кофе в чашку, развернул газету и, бегло просматривая первую полосу, вспомнил свой ответ: благодаря морковке. На третьей странице новый универсам крупными буквами рекламировал снижение цен. Осенью, пока было сухо, он туда наведался. «А ну, пенсионеры, не зевайте!» — сказал ему кто-то в толчее. Он купил десять килограмм сахару, взвалил на плечо и притащил домой. Хозяйка побранила его: зачем он носит такие тяжести, а потом упрекнула — почему не сказал ей о такой дешевизне, они бы вместе съездили на их машине.
Она отправилась в магазин одна, но там ей ответили, что дешевая распродажа уже кончилась и, как ему показалось, она рассердилась на него за то, что попала в неловкое положение. «Люди находят время о себе позаботиться», — мимоходом обронила она, и старик решил, что постарается держаться совсем незаметно. Так ведь не позволили. Через несколько дней его пригласили на субботний кофе и усадили смотреть телевизор. Никогда этих людей не поймешь. Однажды, только что войдя с улицы, он ответил на телефонный звонок — дома тогда никого не было — и потом передал то, о чем его просили. Хозяйка стала его поучать: «Будь добр, Калле, отвечай так: „Дом Салоненов“, а потом попроси позвонить позднее». «Я не малолетний», — подумал он и больше ни разу не подходил к телефону.
Когда часы показали ровно шесть, старик снова спустился вниз, на этот раз в пальто. Собака узнала его шаги и нетерпеливо повизгивала. Шепотом успокаивая ее, он снял с уже привычного гвоздя поводок, закрыл за собой внутреннюю дверь и в холодной темной прихожей долго возился с наружной. Замок от мороза застыл, но в конце концов он все-таки поддался. Крыльцо с ночи замело снегом, и на нем отчетливо виднелись шаги почтальона. Старик привязал собаку к воротам и подмел ступеньки. «Теперь можно идти», — сказал он псу и прислонил метлу к стене.
2Наконец время подошло к половине девятого, двери магазинов открылись, и Калле побрел к центру города. В ближайшие кварталы проводили центральное отопление и раскопали всю улицу. Вьющаяся по краям траншеи неровная тропинка была скользкой, и Калле — человек осмотрительный — двигался с опаской, чтобы не упасть; если что-нибудь сломаешь в этом возрасте, долго придется валяться в постели. На углу через траншею были перекинуты мостки, скрипевшие от мороза. Потом Калле увидел огромную землечерпалку. Она стояла без дела. На косогоре застыли другие такие же чудовища и железная коричневая подсобка, но людей нигде не было. Калле смотрел и думал: «Дождались зимы, чтобы начать работу, так вот оно и получается». На прошлой неделе три дня без перерыва валил снег, потом грянул мороз, а теперь машины стоят без дела и всюду нетронутый белый покров. Калле свернул на ровную поперечную улицу, и походка его изменилась — он будто стал моложе. Несмотря на резкий ветер, было не холодно. Если ногам тепло, холод вообще не берет. А уж если ноги застыли, как ни одевайся, все равно замерзнешь.
Следующая улица была более оживленной, на ней убрали снег, и они казалась шире. Калле опять повернул за угол. Навстречу ехала машина. Далеко впереди шли два соседа, его ровесники, с которыми он был едва знаком — оба с продуктовыми сумками. А он не догадался завести такую, дома-то ведь раньше женщины и ребятишки заботились о покупках; шагая за мужчинами, Калле почувствовал, что начинает нервничать, а по мере того, как им завладевали обычные теперь мысли, плохое настроение стало превращаться просто в физическую усталость. Ведь еще летом все было так хорошо… еще в августе… Погруженный в эти думы, он машинально свернул еще раз, приближаясь к центру.
Здесь было большое движение. Калле знал на этом пути все скользкие участки и снова пошел очень осторожно. Ветер, дующий вдоль улицы, ударил в лицо. Старик подумал: дома, перед коровником, где место открытое, такой ветер показался бы пронизывающим. К этому времени все утренние дела бывали там уже переделаны, подходил час, когда приносили почту. Прочитав газеты, он шел колоть дрова или заниматься чем-нибудь другим — чего-чего, а дел в деревне всегда хватало.
Какой-то встречный, молодой мужчина, поздоровался с Калле. Он заметил это слишком поздно и, остановившись, повернулся назад, но так и не узнал прохожего. Да и людей на улице стало слишком много. «Будет теперь говорить, что я никого не узнаю, — рассердился на себя Калле. — Это благодаря морковке я сохранил зрение… У Мари были свои секреты, еще в мае она вытаскивала из ящика с песком последние, на удивление крепкие морковины, а теперь вот я не разглядел знакомого».
Но тут думать стало некогда — Калле добрался до центра, где движение было очень оживленным. Чтобы снова не оплошать, он вглядывался в каждого встречного. Улица вела вниз, к рынку. Музыка, доносившаяся из универмага, будто плавала в облаках выхлопных газов. «Это неправда, что я здесь», — пронзило его вдруг, и он с усилием осознал реальность времени и места. По улице шла легковая машина, но Калле остановился как раз на ее пути, и водителю пришлось дать сигнал. Старик очнулся, отступил назад и заметил обращенные на него глаза прохожих. Он оградился от них, шаря по карманам в поисках носового платка — пусть люди думают, будто он задержался, чтобы высморкаться. Наконец в голове немного прояснилось, и он смог продолжать путь.
Знакомый из деревни, ожидавший рейса в говорливой толпе на автостанции, поздоровался со стариком. Калле подошел к нему. Тот легонько пнул ногой полиэтиленовый мешок, стоявший возле него, упомянул о дешевой распродаже стирального порошка «Suno» и сказал, что купил сразу три упаковки.
— Да, вот так. А ты каким пользуешься? — спросил он у Калле, который не понял вопроса. Но ни спросившего, ни окружающих это не очень-то интересовало. Многие лица были здесь Калле знакомы, только имен он не помнил, потому что никогда никаких дел с ними не имел.
— Мы пользуемся «Omo», — заметил один из стоявших в толпе, — он хорошо отмывает и пенится.
— А в порошке «Sunili» можно совсем не замачивать. И так все отходит… с одного раза, подумать только!
Сторонник «Omo» не поверил этому и рассказал, как у него дома отказались от «Sunili» именно потому, что он не отстирал пятно на рубашке.
— В тот день, когда праздновали… да вон он и сам стоит, виновник этого торжества… лицо красное, живот выпятил… в тот день, когда праздновали помолвку этого Ренне, я пролил себе на грудь кофейного ликеру. Только-только купил рубашку и решил — надену-ка ее в гости к Ренне.
— Ты бы попробовал «Luvili». Люди его очень хвалят, может, отмоет.
— Теперь уже поздно. Интересно, брак-то у Ренне получился удачный?
— Отчего ж ему быть неудачным? Оба — люди опытные.
Калле рассеянно слушал эти разговоры, потом вошел в здание вокзала.
Через стеклянную перегородку было видно, что в кафе нет ни одного свободного места. Впрочем, старик и не собирался туда входить. Как в прежние времена, он изучал расписание. Вот знакомое направление: ближайший рейс в девять пятнадцать, потом в половине одиннадцатого. И, глядя в окно на очередь к своему автобусу, он повторил наизусть все расписание. В кафе из-за столика встал какой-то плотный человек, не сводивший глаз со старика. Калле заметил его слишком поздно и не успел достаточно быстро распахнуть выходную дверь.
