Эфрен Абуэг - Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
Но их планы были раскрыты. Когда репутация дона Амбросио Вентуры упала в глазах революции, он попросил отправить его в Гонконг, чтобы он мог там эффективно выполнять свои обязанности министра иностранных дел. Американские завоеватели сменили испанцев на Филиппинах, а дон Амбросио Вентура отсиживался в Гонконге и там «служил родине». Он вернулся только тогда, когда узнал, что революционные войска терпят от американцев одно поражение за другим.
Дон Вентура вернулся не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы выйти из правительства Первой республики. Он отказался от поста в кабинете министров и сговорился с американцами. Он-то был совершенно уверен в их победе, а потом, после поражения революционных войск в решающей битве на Поло, это стало очевидно всем. Дым войны постепенно рассеивался, неожиданно в стране стали устраивать праздники. Еще не были похоронены убитые, еще не затянулись раны, а оркестры уже играли, началась работа в муниципалитетах. И пока американцы сгоняли в лагеря филиппинцев, взятых ими в плен, на трибуне появлялся дон Вентура и произносил речь перед побежденными согражданами. Он стремился везде выдвинуть себя. Он призывал людей поклясться в верности американцам — иностранцам, которые, по его словам, должны были избавить нас от невежества и принести нам прогресс и процветание двадцатого века. Он говорил, что с испанцами покончено, а филиппинцы пока еще не готовы к независимости.
Дон Амбросио Вентура вновь и вновь повторял этот спектакль на праздниках в Сан-Тарине, Такоде, Дане и других местах. За это американцы сделали его председателем Верховного суда. Вместе с несколькими другими богачами он создал Федеральную партию, которая выступала за то, чтобы Филиппины стали провинцией США. В это-то время дон Амбросио Вентура и попал в нашу провинцию Таябас. Он продемонстрировал американцам свою преданность и стал членом созданной американцами легислатуры[33].
Дон Амбросио Вентура — герой, который в большом долгу перед родиной. Все его служение стране — это ложь и фальшь. Вы знаете, что Прогрессивная партия была создана лишь потому, что он быстро пронюхал о намерении Соединенных Штатов дать нам независимость. Он и нашу свободу использовал ради своего собственного благополучия. Он делал вид, что борется за независимость, а сам помогал удовлетворять требования американцев в нашем Конгрессе. Это значит только одно — то, что даже независимость, которую мы получим, уже отдана в заклад Соединенным Штатам. Разве он не обманывает, причем не нескольких человек, а всю страну? Он нажился на крови своих соотечественников. Но прежде чем он смог пожать плоды своего «героизма», я оборвал его жизнь.
Я добился своей цели. Ты, господин следователь, должен помнить, что я просто скромный рабочий на фабрике, где я ежедневно сворачиваю табачные листья для гаванских сигар. Я простой человек. Мне нужно зарабатывать на жизнь себе и своему дяде, которому я многим обязан. Он открыл мне глаза на этот мир. Теперь я достиг своей цели, я принес делу защиты справедливости и правды такую же жертву, как и мой отец, мой дядя и их товарищи. Я не умею держать оружие в руках, я никогда не был солдатом, я не стал часовщиком, я постепенно забыл работу в поле. Но я просто человек, умеющий трудиться и думать.
Я не знаю, что со мной будет, но я уверен, что в газетах не напишут об истинных причинах убийства дона Амбросио Вентуры. Я уверен, что никто не узнает о моей исповеди, потому что ты защищаешь спокойствие правительства. Но сам ты знаешь ту правду, вместо которой всем скажут, что я сумасшедший. Это легче принять власть имущим. А чтобы в этом никто не усомнился, меня быстро осудят и так же быстро казнят. Я в этом не сомневаюсь. Я рассказал тебе все, что ты хотел, чтобы ты меня больше не мучил. Убивая дона Амбросио Вентуру, я не думал о себе. Вот и все, господин следователь. Я прошу тебя поверить всему, что я сказал, потому что, какие бы еще страдания мне ни пришлось перенести, я не смогу ничего изменить.
Я честный человек и твердо скажу, что ты последний, с кем я говорил. Я прошу тебя постараться понять, господин следователь, что моя жертва — герой ложный.
Рохелио Р. Сикат
ЧЕРНЫЙ ИМПЕН
Перевод В. Макаренко
— Когда ты уже перестанешь со всеми драться, Импен? — раздался голос матери. Она снова взялась за него. Импен сидел, вытянув ноги во всю длину, на шатком кухонном помосте позади дома — баталане, лениво моя руки. Он даже прекратил плескаться.
— Да я не-е… — начал он жалобно.
— Не-е… — передразнила его мать. — Больше обращай на них внимание. Дождешься, что тебе голову проломят.
Она много еще говорила ему в том же духе, только Импен уже не слушал: все это он давно знал. Ему часто приходилось выслушивать подобные нотации, и он стал глух к ним.
Выплеснув стоявшую перед ним воду, он зачерпнул ковшом чистую и ополоснул лицо и руки.
— Сбегай-ка к Табе, хватит возиться, — услышал он снова голос матери. — У Боя совсем нет молока. Надо бы купить.
Он встал на ноги. Закинул за голову руки. Зевнул и потянулся. Ему так хотелось снова возвратиться в свой угол на лежанку. Но нужно было идти. К полудню надо бы обзавестись новой жестянкой — они служили им вместо ведер для воды. А там уже, наверное, этот Огор. Хотя он нередко приходил пораньше, Огор все равно обгонял его. Пол в комнате заскрипел, когда он вошел внутрь.
— Рубашка там, в ящике, — кивком показала мать. Он заметил, что она сидела слева от входа, вытянув левую ногу вдоль скамьи и откинувшись всем телом назад, так что голова упиралась в стену. Распущенные волосы падали на плечи. Серое выцветшее платье было расстегнуто, обнажая отвислую, увядающую грудь. Его младший братик, держась за нее обеими руками, посапывая, сосал молоко.
— И возвращайся побыстрее… Да смотри, чтобы тебе опять физиономию не расквасили.
Слушая мать вполуха, он внимательно оглядел еще двоих своих братьев и сестру, которые рядком сидели на корточках у грязного-прегрязного обеденного стола и сосредоточенно жевали. Его взгляд задержался на Американце, следующем за ним по возрасту. У него был белый цвет кожи, и потому его так прозвали в округе. Такого же цвета были и остальные дети. С перепачканными беленькими рожицами. Американцу шел восьмой год. Самому Импену скоро должно было исполниться шестнадцать.
Он отыскал картонную коробку, на которую указала мать. Там была сложена его одежда вместе с одеждой Американца, Бойета и Дидинг. Вытащил с самого дна свою темно-зеленую рубашку с короткими рукавами, достал подтяжки. Встал, распрямившись во весь рост, и огляделся.
— Вот эту и надевай, — словно угадав его сомнения, проговорила мать.
Импен натянул на себя рубашку. Она была ему в самый раз, эта рубашка, когда ее только купили, но теперь слегка растянулась. В ней он похож на «вонючего китайца», как ему заявили на улице сверстники, но ему не из чего было выбирать, потому что других рубашек у него не было. Невелик доход у его матери-прачки. И совсем немного зарабатывал он сам, разнося воду.
Он возвратился назад, в баталан, вскинул на плечо свою ношу и осторожно стал спускаться вниз по лестнице.
— И не обращай внимания на этого Огора, — посоветовала ему мать вдогонку.
Этот совет Импен уже едва расслышал; он все никак не мог избавиться от охватившей его сонливости и чуть было не полетел головой вниз, внезапно споткнувшись на одной из нижних ступенек. Каждое утро спускается он по этой лестнице, чтобы носить воду. И каждое утро мать напоминает ему одно и то же: не драться, не обращать внимания на этого Огора. И впрямь уже стали говорить, что он забияка и драчун. Он постоянно помнит ее советы. Но при всем желании ничего не может с собой поделать, стоит ему только услышать обидные замечания по своему адресу у водоразборной колонки, особенно от Огора.
Этот самый Огор, с которым он совсем недавно подрался, в последнее время начал насмехаться над ним. «Ну и черный же ты, Импен!» — глумится он. «Неужели Американец тебе брат? — встревает кто-нибудь еще у колонки. — Кто же твой отец на самом деле?» «Кто? — вмешивается опять Огор. — Да уж конечно, не Дикьям!»
Раздается оглушительный смех. И громче всех смеется тот же Огор. Огор — признанный царь колонки. Он самый сильный и выносливый водонос во всей округе.
Сначала Импен отвечал на все эти насмешки просто: «Ну и что, что черный?»
Огор сверлил его глазами и ехидно улыбался. Потом Импен ощутил, как он за его спиной направлял свой указательный палец на его черную кожу.
«Ты черный-пречерный негр!» — с выражением гадливости провозглашал Огор. И вслед за ним начинали издеваться все остальные. Даже самые маленькие кричали: «Поглядите на его волосы. Какие они кучерявые!.. Поглядите на его нос. Какой он сплюснутый!.. Мамочки, а какие у него губы!»
