Хосе Гарсия Вилья - Во имя жизни
— Не так громко, кто-нибудь еще прослышит, что ваш отец пришел домой.
— Ну и что? Разве это плохо? — тихонько спросил Доминг.
— Да, плохо, — ответил ему вместо взрослых Лауро, словно понимая, какой опасности подвергается здесь их отец.
Еще не забрезжил рассвет, а муж заторопился в обратный путь. На прощанье он попросил жену присмотреть «а собакой. Ему подарил ее друг, партизан, погибший в одной из стычек с японцами. Он обещал как-нибудь прийти еще раз...
С тех пор прошло больше года. Собака признала новых хозяев и привязалась к ним, а для женщины и ребятишек сделалась живым напоминанием о любимом человеке, который теперь был далеко от них. Но вместе с тем она лишний раз напоминала им о том бедственном положении, в котором они находились, о трудных временах, выпавших на их долю, о голоде, зажавшем их в тиски.
Как бы там ни было, а женщине пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам, бороться с трудностями, которые порой казались непреодолимыми. И собаке приходилось бороться, чтобы утолить голод, и с себе подобными, а нередко и с человеком. Она шныряла по помойкам в поисках остатков съестного, рылась в отбросах на рынке, а по ночам охотилась под домом на крыс и мышей. Мало того, вскоре у нее появились пятеро щенят. Им тоже надо было есть, чтобы выжить...
Женщина стала еще собраннее, еще изворотливее перед лицом неизбежных напастей. У нее не оставалось времени подумать о болях в пояснице, о кашле, терзающем ее по ночам. Вставать приходилось с первыми лучами солнца. Вместе с Лaypo, своим старшим сыном, она отправлялась на базар, чтобы закупить овощи, которые они затем продавали с ним вразнос в розницу, выгадывая какую-то мелочь на перепродаже. А Инто и Доминг в это время на людных перекрестках тоже торговали — арахисом или дольками жареной кокосовой мякоти.
Так они и жили изо дня в день, пока цены на крупу и рис не поднялись чуть ли не до небес. Тогда им пришлось отказаться от кокосов по утрам, осталась только каша. Каша в полдень и каша вечером, на ужин. Из той скудной пищи, которой питалась семья, собаке мало что перепадало. И она пополняла свои запасы как могла, на свой страх и риск. Но иной раз женщина оставляла и ей что-нибудь, делилась с собакой своей жалкой долей.
Вот и в этот вечер она не доела свою кашу и налила все, что осталось в ее чашке, в кокосовую скорлупку, из которой ела собака. Добавила немного воды, и не успела отойти, как собака с жадностью принялась лакать приготовленное для нее пойло и расправилась с ним в мгновение ока.
Перемыв чашки, Инто приготовил на утро коробку, в которой носил продавать арахис. Доминг отправился к щенятам, спавшим в углу, и принялся разглядывать малышей, у которых только-только открылись глаза. Лауро, примостившись на краю сундука, занимался: читал учебник, по которому учился в школе до того, как началась война.
Собака, лежа на брюхе, дочиста вылизывала свою скорлупку. Потом поднялась на ноги и подошла к щенятам, с которыми возился Доминг. Она улеглась рядом с ними, и малыши, слабо поскуливая, стали тыкаться мордочками ей в живот, отыскивая соски.
Доминг зевнул, подобрался на четвереньках к матери и уткнул голову ей в колени. Она латала старенькую безрукавку из джутового полотна и посматривала на щенят, жадно прильнувших к материнским соскам.
Этой ночью собака в последний раз была с ними. Наутро они нигде не могли ее отыскать. Ее, наверное, схватили городские охранники, которые время от времени ездят по улицам и отлавливают бездомных псов. Женщина решила во что бы то ни стало вызволить свою собаку. Она была готова в конце концов собрать денег и выкупить ее, если уж на то пошло. Ей так хотелось сберечь собаку до лучших времен. Но из этого ничего не вышло: с женщины потребовали двести песо. И ей пришлось расстаться с надеждой вновь увидеть собаку, это живое «напоминание», оставленное ей мужем.
С осиротевшими щенятами хлопот прибавилось. И хотя семья обходилась теперь и в обед только кокосовыми орехами, приберегая кашу на ужин, женщина все же умудрялась выкраивать немного овсянки и для голодных щенят. Она заворачивала ее, клейкую и липкую, в кусок ткани и выдавливала им прямо в рот.
Минуло шесть дней с тех пор, как исчезла собака, и три щеночка подохли один за другим. Доминг предположил, что оставшихся двух они кормили получше, он так это и сказал при всех. Женщина сделала вид, будто не слышала слов младшего сына. Она внимательно оглядела ребятишек и с болью отметила, какие они бледные, изможденные, словно над ними витал призрак смерти. Ее охватил вдруг безотчетный страх, она почувствовала себя бесконечно виноватой перед детьми за то, что возилась в это трудное время с собакой и ее щенятами... Но, убеждала она себя, она не могла не выполнить просьбы мужа. Не могла не думать о том, каково ему там, в горах...
Женщина выложила на стол остатки жареных кокосов, которые до полудня не успели распродать Инто и Доминг. Как всегда, совершили коротенькую молитву, возблагодарив бога, а затем каждый взял свою долю с общей тарелки. Мать была не в силах глядеть, как едят дети, ей было страшно смотреть на них в этот миг.
Первым покончил с кокосом Доминг. Он подошел к сундуку, на котором теперь лежали щенята, и скорее почувствовал, нежели увидел, что они больше не двигаются, «Мама! — закричал он. — Эти двое тоже умерли! Тебе нужно было их покормить».
Все трое помогали ей закапывать пятерых щенят под лестницей. Дети старательно углубляли ямку, разгребая землю руками, чтобы всем пятерым хватило места. Потом могилку закопали. Последним поднялся с земли Доминг. Он еще раз оглянулся на небольшой холмик, под которым схоронили щенят, потом закрыл за собой дверь.
В этот вечер женщина легла спать, едва только уложила детей. Тяжелое забытье избавляло от тягостных мыслей, сон успокаивал пустой желудок. Она положила с собой младшего сына. Однако на этот раз горестные раздумья об их отчаянном положении не давали ей заснуть. Наконец, истерзанная мыслями о детях, она забылась беспокойным сном.
Посреди ночи женщина пробудилась, неожиданно ощутив, что с нею рядом нет ребенка, нет привычной теплоты его маленького тельца. И как только она осознала это, ее сердце забилось часто-часто от охватившей тревоги, руки и ноги похолодели. Она заметила, что дверь их хибары открыта. Вскочив на ноги, женщина выбежала на порог. В свете ярко сиявшей луны на земле у самой лестницы сидел на корточках Доминг, рядом вытянулась его тень. Ребенок скреб руками землю и горько плакал, слезы катились по его щекам. Жалость пересилила его страх перед ночной тьмой, и он пришел к щенятам, к которым так привязался за эти дни. Женщина положила ему руку на плечо и нежно прижала к себе. Но он тотчас же вскочил и отвернулся. Она легонько повернула его к себе лицом. Мальчик обхватил ее руками и заплакал навзрыд. Немного успокоившись, он, всхлипывая, с трудом проговорил: «Мама, я хочу есть, мне очень хочется есть...»
Женщина закусила губу, чтобы не расплакаться. Она взяла сына на руки и поднялась вместе с ним в дом. Присев на сундук, чуть слышно запела, убаюкивая малыша. В ней самой почему-то зрела вера, что придет день, и ее Доминг вырастет большим и счастливым.
КАРЛОС БУЛОСАН
Карлос Булосан (1913 — 1956) — крупнейший писатель, поэт, публицист и журналист. Родился в пров. Пангасинан. Среднее образование завершил в США, куда эмигрировал в поисках работы в начале 30-х годов. Был тесно связан с левым профсоюзным движением США, демократической прессой. Сборник юмористических рассказов К. Булосана «Смех моего отца» (1942, 1944) сделал имя филиппинского писателя в то время чрезвычайно популярным в США. В 1942 г. при участии К. Булосана был издан сборник публицистических статей филиппинских литераторов в США «Письма из Америки», обращенный к сражавшимся с врагом соотечественникам. Первой книгой, изданной на родине, стал сборник «Филиппины в сердце» (1978), куда вошли в основном не опубликованные прежде рассказы, тематически связанные со сборником «Смех моего отца». Найденные в архивах прозаические и стихотворные произведения составили также специальный номер журнала «Амеразия» (том 6, № 1 за 1979 г.), откуда взяты публикуемые ниже рассказы. © Amerasia Journal Asian American Studies Center.
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ МАГНО РУБИО
Магно Рубио — филиппинский парень всего четырех футов шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Он собирал горох на склонах калифорнийских холмов за двадцать пять центов в час. И вот этот Магно Рубио вдруг влюбился в девицу, которую никогда не видел в глаза. Девицу, которая, как говорил Кларо, была «вдвое толще и вдвое выше его»...
Мне привелось стать невольным свидетелем их горячего спора.
— Я люблю ее, — настаивал Магно.
