Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Краски мира 3 (ЛП)
– Я думала, что смогу здесь стать портнихой, но…
Еще раз она подняла починенный плащ, потом прижала его к груди и рухнула на кровать спиной вниз. Я медленно поднял голову и положил ей на живот. Она, по-моему, чуть удивилась, но потом ласково положила левую руку мне на затылок.
В прежние времена, когда Хозяйка не могла заснуть от голода, она клала мою голову себе на живот, чтобы чуть-чуть сжать его. Люди – на удивление простые существа; такой трюк, похоже, помогает им лучше терпеть голод.
Пока живот полон, все хорошо – так она говорила мне с улыбкой в трудные дни.
– М-м-мммм…
Странные звуки достигли моих ушей: Хозяйка что-то напевала себе под нос. Эту песенку пели портные в Рубинхейгене, когда работали. Мужчины нарочно пели смешными голосами, а женщины – очень красиво. Сидя за столами, выставленными прямо на улицу или прячущимися за окнами с открытыми ставнями, они работали и пели. Хозяйка с ее ничтожными заработками не могла себе позволить поручать починку одежды кому-то еще, и она столько раз проходила через квартал ремесленников, что запомнила мелодию. Слов она не знала и, по-моему, не знала, как эта песня заканчивается.
Но иногда – вот как сейчас – она медленно, мечтательно напевала мелодию. Обычно она делала это, лежа на спине и глядя вверх. Думаю, потому что не хотела, чтобы слезы текли из глаз.
Во мне тоже живет частица души поэта, хоть по виду и не скажешь, поэтому я такие вещи хорошо понимаю.
Когда Хозяйка подняла голову и посмотрела на меня, она не плакала. Но я знал, чтО видели ее глаза. Счастливую, кипящую жизнью улицу в квартале ремесленников.
Они были все друг с другом знакомы; хоть и буйны, но дружелюбны. И поэтому всякий раз, когда Хозяйка видела их простую, честную жизнь, она становилась похожа на ребенка, с завистью рассматривающего игрушки других детей. Мне она такой не очень нравилась.
Но тогда наши дни были очень трудны. Я не имел никакого права винить ее за то, что она иногда выказывала слабость. Больше всего мне хотелось, чтобы она прекратила рассеянно тянуть меня за шерсть.
Сейчас она настолько увлеклась песенкой, что начала выстукивать кончиками пальцев ритм на моей голове.
Примерно тогда же, когда я стал музыкальным инструментом, я почувствовал, что за дверью кто-то есть.
Я резко сел, и Хозяйка посмотрела на меня сердито – я же ей помешал. Но мое раздражение исчезло сразу, как ее лицо приобрело смущенное выражение – а это случилось, как только в дверь постучали.
– О, прошу прощения, ты спала?
Это была владелица постоялого двора – та самая женщина, которая утром привела детей.
– А, н-нет, я… спасибо, что одолжила мне иголку! – и Хозяйка, поспешно пригладив растрепавшиеся от лежания волосы, протянула иглу женщине. По-моему, эта женщина улыбалась не всклокоченным волосам Хозяйки, а ее фальшивому насвистыванию. Но мой долг как рыцаря – не указывать ей на это.
– Только что пришел человек из церкви. По-видимому, Его святейшество желает поговорить с тобой.
Руки Хозяйки, приглаживавшие волосы, застыли на месте, и она посмотрела на меня.
– Его святейшество?
– Похоже, он закончил свои утренние дела. Ты ведь вчера не смогла с ним поговорить?
Хозяйка кивнула и поспешно накинула плащ, который только что починила.
– О, и если увидишься с Его святейшеством, попроси его помолиться за мой постоялый двор. Мы сейчас так заняты, мне было некогда самой его попросить.
Она была ровно такой бесстыдной, какой казалась.
И все же бесстыдство тоже иногда бывает уместно.
Мы быстро закончили приготовления и вышли с постоялого двора. Мы здесь всего лишь со вчерашнего дня, однако Хозяйка уже изучила окрестные улицы достаточно хорошо, чтобы ходить с уверенностью.
– Интересно, о чем он хочет со мной поговорить. О, но сперва я должна его поблагодарить! Ангел… хи-хи.
Хозяйка, говоря сама с собой, захихикала и приложила палец к подбородку. Такая привычка была обычной для тех, кто живет одинокой жизнью; хотя ее улыбка была совершенно очевидна. Конечно, она была довольна, что вчера ее назвали ангелом.
Но то, что она позволила себе так погрузиться в мечты, было, несомненно, благодаря влиянию города. Вчера он казался таким тоскливым, но лишь потому, что мы сравнивали его с Рубинхейгеном, пыль улиц которого мы совсем недавно отрясли со своих ног. Но прошло совсем немного времени, и стало ясно, что и этот город жив, что здесь есть люди.
Одни собирали тряпье, другие чинили бочки и кадки. Перед мастерскими жестянщиков и сапожников тоже толпились люди, которым надо было что-то починить. Создавать что-то новое здесь пока не получалось, но город уже достаточно пришел в себя, чтобы начать восстанавливать существующее. Взгляд Хозяйки задерживался не на ранах города, но на распускающихся бутонах деятельности. Мы шли весело и быстрее обычного.
Хозяйка шагала, сцепив руки за спиной, как делали городские девушки в Рубинхейгене, – прежде я видел, что она так делала лишь в темных проулках. Это показывало, что она получает удовольствие и что ее не заботят взгляды окружающих.
Мне это нравилось. И потому, когда я обнаружил того типа, я мысленно вздохнул и заворчал.
– Ах…
Хозяйка способна заметить с вершины холма даже волка, прячущегося в тени дерева на большом расстоянии. Она тут же поняла, на кого я ворчу.
Ее взгляд уперся в молодого человека, который стоял, прислонившись к двери дома, и беседовал с полной женщиной. Это был юный ростовщик – Йохан, как он представился.
– Что нам делать? – спросила у меня Хозяйка. И тут –
– Эй! – раздался голос.
Мы не были с Йоханом в ссоре, но отлично знали, что его род занятий в городе презирают. И действительно, одно то, что Йохан знал Хозяйку, стоило ей подозрительного взгляда той женщины.
Но Йохан, похоже, заметил этот взгляд. Он что-то прошептал женщине на ухо, и ее выражение лица тут же сменилось на удивленное. Она снова повернулась к нам и, сложив руки перед грудью, коротко помолилась.
Йохан гордо посмотрел на нас, будто хвастаясь своей работой.
Я поднял взгляд на Хозяйку и увидел на ее лице утомленную, болезненную улыбку.
– Какая счастливая встреча! Не иначе, нам благоволит Господь! – произнес Йохан и, звякая монетками в кулаке, зашагал к нам. Потом он сунул монетки куда-то под куртку и, взяв в руки висящий на шее маленький талисман Церкви, приложился к нему губами.
Все это выглядело настолько абсурдно, что Хозяйка даже не знала, как реагировать; я же прекрасно понимал, что Йохан так пошутил. Этот человек был из тех, кто с радостью продаст саму Церковь, если это принесет ему выгоду.
– Зд-дравствуй.
– Приветствую! И твоего маленького рыцаря тоже.
Я одарил его злым взглядом.
Йохан чуть дернулся, но тут же взял себя в руки.
– Давай чуть-чуть пройдемся, – сказал он и непринужденно расположился по другую сторону от Хозяйки. – Так вот, госпожа Нора…
При внезапном упоминании своего имени плечи Хозяйки застыли. Разве она ему представилась?
Йохан поднял руки и сделал веселое лицо.
– Прошу прощения, – тихо произнес он. – Когда все эти дети прибежали по домам с улыбками, новости о тебе разошлись быстро.
Этот городок совсем маленький.
Я обнюхал кусок ткани на мостовой, потом поднял глаза.
– Ты и в других городах такими вещами занималась, госпожа Нора? – красиво улыбнувшись, спросил он. Выглядел он умно, держался спокойно – уверен, в более нормальное время молодые женщины за ним просто бегали.
Но Хозяйка никогда не жила жизнью бабочки, порхающей с цветка на цветок.
Почувствовав за словами Йохана что-то неприятное, она опустила голову.
– Я пошутил. Вовсе не хотел тебя обижать. Но, понимаешь, этот город – моя территория. И я хотел понять, что ты за человек.
Йохан взял Хозяйку за руку и несколько секунд оценивающе смотрел на нее, прежде чем медленно отпустить.
Мои клыки требовали разрешить им вонзиться этому типу в ногу, однако Хозяйка вдруг положила ладонь мне на голову. «Подожди», – сказала эта ладонь.
– Ты пастушка, не так ли?
Я услышал шелест ткани – впрочем, это вполне мог быть звук, с каким Хозяйка захлопнула свое сердце. Подняв глаза, я увидел, что ее лицо, глядящее на Йохана, бесстрастно, как у статуи. Честное, надежное лицо.
Йохан, кажется, почувствовал, что это лицо несовместимо с другими людьми. Он неприятно ухмыльнулся, потом отвел глаза. Сложил руки за затылком и медленно двинулся прочь.
– Я думал, что такое возможно, но не был уверен.
Хозяйка по-прежнему молчала.
Йохан как ни в чем не бывало продолжил:
– Здесь вокруг овец разводят селяне. Так что, если только ты сама не расскажешь, твой секрет никто не узнает.
Несмотря на его безмятежный тон, взгляд Хозяйки оставался напряженным. Однако следующие слова Йохана потрясли нас обоих.
