Вашингтон Ирвинг - Альгамбра
На пути из Лохи к нам пристал кабальеро на добром коне и отлично вооруженный, в сопровождении пешего эскопетеро, или стрелка. Он учтиво приветствовал нас, и вскоре мы познакомились ближе. Он был начальником таможни, а вернее, как я полагаю, командиром отряда, патрулирующего дороги и выслеживающего контрабандистов. Эскопетеро был из числа его стражников. За время утреннего перехода я кое-что разузнал у него касательно контрабандистов, составивших в Испании нечто вроде рыцарского ордена. По его словам, они стекаются в Андалузию со всех концов, но чаще всего из Ламанчи; иногда в назначенную ночь принимают товары, пронесенные мимо таможенных постов на берегу Гибралтара; иногда же встречают корабль, который этой ночью дрейфует у берега. Они держатся кучно и передвигаются затемно, а днем скрываются по barrancos — горным излогам или на уединенных усадебках, где им обычно рады, потому что они щедро оделяют хозяев контрабандным добром. И то сказать, почти все наряды и украшения, которыми щеголяют жены и дочери обитателей горных деревушек и усадеб, — подарки веселых и тороватых контрабандистов.
На побережье они встречают корабль, высматривая его ночью с какой-нибудь скалы или мыса. Если неподалеку покажется парус, они подают условный сигнал — положим, трижды выставляют фонарь из-под полы плаща. Если на сигнал отзываются — сходят на берег и готовятся проворить дело. Корабль подплывает ближе и спускает на воду все свои шлюпки с контрабандным грузом, упакованным, как надо для вьючной перевозки. Тюки быстро вышвыривают, еще быстрее подбирают и вьючат — и контрабандисты мигом исчезают в горах. Они пробираются самыми крутыми, неведомыми и безлюдными тропами, и преследовать их толку мало. Таможенные стражники и не преследуют, они поступают иначе. Прослышав, что какая-нибудь шайка возвращается с грузом через горы, они выходят сильным отрядом, — скажем, двенадцать стрелков и восемь конников, и располагаются возле исхода из горной теснины. Стрелки устраивают засаду в самой теснине, пропускают шайку мимо, поднимаются и открывают огонь. Контрабандисты бросаются вперед и натыкаются на конников. Происходит яростная схватка. Попавшие в западню контрабандисты сдаваться не хотят ни за что. Одни спешиваются и отстреливаются из-за конских спин, как из-за насыпей, другие обрезают веревки, сбрасывают тюки, чтоб отвлечь врага, и верхом пускаются наутек. Кому-то удается таким образом уйти ценою поклажи, кого-то захватывают с конем и товаром, иные же бросают все и налегке карабкаются по кручам.
— И тогда, — воскликнул Санчо, внимавший жадным ухом, — se hacen ladrones legitimos! (Они становятся законными грабителями!)
Я от души рассмеялся над тем, как Санчо узаконил ремесло грабителя, но таможенный начальник сказал мне, что обнищавшие таким образом контрабандисты действительно считают себя вправе разбойничать, взимая мзду с проезжих, покуда не накопится денег на коня и наряд, приличествующий их ремеслу.
К полудню спутник наш попрощался с нами и свернул в крутое ущелье, эскопетеро за ним; вскоре после этого горы расступились, и мы выбрались в прославленную Гранадскую долину.
Нашу последнюю полуденную трапезу мы вкусили под сенью олив на берегу ручейка. Мы были в местах, освященных историей, неподалеку от рощ и садов дворца Сото де Рома. Легенда гласит, что выстроил его граф Хулиан[26], сокрывший в нем от глаз людских свою безутешную дочь Флоривду. Потом здесь была загородная резиденция мавританских повелителей Гранады; во времена недавние она стала местопребыванием герцога Веллингтона[27].
Наш достойный оруженосец скроил унылую физиономию, выворачивая напоследок свои альфорхи, и пожаловался, что пугь подходит к концу, а между тем с такими кабальеро он, мол, готов на край света. Однако ж отобедали мы весело: будущее представлялось восхитительным. День стоял безоблачный. Солнечный зной умерялся прохладным дуновением гор. Перед нами простиралась изумительная долина. Вдали, над романтической Гранадой, возвышались красные башни Альгамбры и упирались в небеса сияющие серебром снежные вершины Сьерры-Невады.
Покончив с едой, мы расстелили плащи и устроили себе последнюю сиесту al fresco[28], убаюканные жужжанием пчел среди цветов и голубиным воркованием на оливах. Жара спала, и мы тронулись в путь. Через некоторое время мы поравнялись с тучным человечком жабьего вида верхом на муле.
Вид на Альгамбру и Сьерра-Неваду. Гравюра XIX в.Он завел разговор с нашим Санчо и, вызнав, что мы чужеземцы, взялся показать нам хорошую гостиницу. Он, мол, эскрибано (нотариус) и знает город как свои пять пальцев.
— Ah Dios Senores! Что за город вы увидите! Какие улицы! Какие площади! Какие дворцы! А женщины — ah, Santa Maria purisima, — какие женщины!
— А та ваша гостиница, — сказал я, — она в самом деле хорошая?
— Хорошая! Санта-Мария! Лучшая в Гранаде. Salones grandes, camas de luxo, colchones de pluma. (Большие залы, роскошные спальни, пуховые перины.) Ах, сеньоры, вы будете жить, как царь Чико в Альгамбре.
— Как будут мои лошади? — воззвал Санчо.
— Как лошади царя Чико. Chocolate con leche у bollos para almuerzo. (На завтрак какао с молоком и сдобными булочками.) — И он подмигнул и ухмыльнулся оруженосцу.
После таких заверений нечего было и раздумывать. Мы ехали шагом во главе с жирненьким нотариусом, который поминутно оборачивался к нам, издавая все новые восклицания по поводу великолепия Гранады и нашей блаженной будущности в гостинице.
Таким караваном мы ехали между живых изгородей — алоэ и смоковниц, садовыми тропами, ибо здесь нет троп, помимо садов, и к закату прибыли к городским вратам. Наш услужливый проводник водил нас вверх-вниз по улицам, пока не привел во двор гостиницы, где он был, как дома. Позвав хозяина по имени, он препоручил его заботам двух почтеннейших кабальеро — caballeros de mucho valor, — которым подобают удобнейшие комнаты и лучшая пища. Нам тут же припомнился гостеприимный незнакомец, столь торжественно представивший Жиль Бласа хозяину и хозяйке гостиницы в Пеньяфлоре[29], заказавший к ужину форелей и набивший брюхо за чужой счет. «Вам и невдомек, что вы заполучили, — кричал он трактирщику и его жене. — У вас в доме сокровище. Посмотрите, этот юный дворянин — восьмое чудо света, что у вас найдется достойного сеньора Жиль Бласа из Сантильяны, которого надлежит принимать как принца?».
Дворец Альгамбры
Мы порешили, что маленькому нотариусу в отличие от его предшественника в Пеньяфлоре не удастся на наш счет полакомиться форелью, и не стали приглашать его к ужину, да и незачем было, ибо еще до утра выяснилось, что этот паршивец, хозяйский дружок, заманил нас в одну из самых дрянных гостиниц Гранады. для путешественника, наделенного чувством истории и чутьем к поэзии — а история и поэзия неразрывно сплетены в анналах романтической Испании, — Альгамбра может служить местом поклонения, как Кааба для правоверного мусульманина. Сколько сказаний и обычаев, исконных и позднейших, сколько песен и баллад — арабских и испанских — о любви, войне и рыцарских подвигах связано с этим монументом Востока! Здесь обитали мавританские цари: окруженные изысканной пышностью азиатской роскоши, они полагали себя владетелями рая земного и стали последним оплотом мусульманского владычества в Испании. Царский дворец образует лишь часть крепости, стены которой, усеянные башнями, вкривь и вкось охватывают всю вершину горы — отрога Сьерры-Невады, Снежной Цепи, и нависают над городом; снаружи крепость кажется беспорядочным скоплением башен и зубчатых стен, воздвигнутых наобум и помимо всякого архитектурного плана; стройность и красота, которые царят внутри, извне не видимы.
Во времена мавров крепость легко вмещала сорокатысячное войско и служила, помимо всего прочего, оплотом властителей против взбунтовавшихся подданных. Когда христиане покорили царство, Альгамбра осталась королевским владением — непостоянным обиталищем кастильских государей.
Император Карл V[30] начал было строить в стенах Альгамбры пышный дворец, но не довершил его из-за частых землетрясений. Напоследок Альгамбру почтили своим посещением король Филипп V[31] и его прелестная супруга, Елизавета Пармская в начале восемнадцатого столетия. К прибытию их готовились не на шутку. Дворец и сады принялись обновлять, привезенные из Италии художники помогали оборудовать новые апартаменты. Королевская чета прогостила недолго, и после них дворец снова пришел в запустение. Крепость, однако, оставалась на особом положении. Комендант подчинялся непосредственно монарху, власть его простиралась на пригороды, и он был никак не подотчетен губернатору Гранады. Здесь стоял изрядный гарнизон; комендант помещался в парадных залах старого мавританского дворца и нисходил в Гранаду с превеликой помпой. Собственно, крепость была маленьким независимым городком: несколько улочек, францисканский монастырь и приходская церковь.
