Стивен Кинг - Сборник Рассказов
Но от этого будет только хуже. Полюбуйтесь, к чему привел легкий дождик.
Джорди подошел чуть ближе к четкой линии, которая отделяла желтую солому от свежих побегов. Он наклонился и посмотрел на них. Он никогда раньше не видел растение, которое росло бы так густо — даже клевер не шел ни в какое сравнение с этим. Даже практически уткнувшись во вьюнок носом Джорди не видел земли. Цветом растение напоминало цветущий, ухоженный газон, только стебли были не плоскими, а круглыми, и на каждом, точно ветви дерева, во множестве висели маленькие завитки.
Только они были подвижнее веток. На самом деле они напоминали ему руки… жуткие зеленые руки без костей.
И вдруг дыхание Джорди перехватило. Если бы кто-нибудь его увидел, то мог бы вспомнить старую присказку: припал ухом к земле. В данном случае именно так и было.
Джорди слышал, как растет эта штука.
Почва слабо постанывала, как в болезненном сне. Он слышал, как она шевелится, слышал, как ее пронзает мощная корневая система растения. Галька терлась о гальку. Комья земли распадались на части. И среди всех этих звуков был еще один: шуршание, с которым круглые стебли понемногу пробивались вверх. Скрежещущий звук, чем-то похожий на визг.
— Милостивый Иисус! — взвыл Джорди и вскочил на ноги. Он попятился. Не то чтобы его напугал звук растущей травы — как-то раз, много лет назад, он слышал, как растет кукуруза. Теперь всякие умники твердят, будто это байка для тупиц — вроде как если подержать в руках жабу, то покроешься бородавками (от которых можно избавиться, если натереть их ликером). Только если лето выдастся удачным — жара днем, ливни по ночам — и вправду можно услышать кукурузу: в августе, пару ночей. Отец вытащил Джорди прямо из кровати, и они, не дыша, стояли вместе на заднем крыльце старого дома. Он точно слышал этот низкий, скрежещущий звук.
Он помнил, как низкая красная луна освещала широкие зеленые листья, как старое пугало болталось и раскачивалось на заборе, точно жуткое украшение на Хэллоуин, помнил стрекот сверчков… и тот, другой звук. Он тогда испугался, хотя отец и объяснил ему, что ничего страшного в нем нет. Он здорово тогда испугался. Но не так, как сейчас.
Этот звук был похож на шепот землетрясения в недрах земли. Оно пробиралось наверх через глубинные породы и разбрасывало в разные стороны вековые булыжники, еще немного — и тарелки в безумном вальсе полетят с полок, а кофейные кружки рухнут со стойки на линолеум. Это был самый слабый и в то же время самый громкий звук, который он когда-либо слышал.
Джорди развернулся и побежал домой.
Умный человек делает что-то, опираясь на факты. Если у умного человека ломается машина, он обращается на станцию обслуживания. Если у него в доме заводятся осы, он вызывает службу дезинсекции. А если умный человек заболевает, он обращается к доктору.
Джорди Веррилл не был умным человеком. Не то чтобы он был немощным или слабоумным, но победа в «Своей игре» ему точно не светила. Когда господь раздает пилюли ума, некоторым достается плацебо, и Джорди оказался как раз в их числе. Сложно предугадать, как поведет себя в той или иной ситуации человек, достигший определенного уровня тупости — потому что такой человек сам не знает, какой будет его реакция: то ли обделается, то ли сунет руку под лопасти вентилятора.
Джорди не стал звонить другому доктору — даже после ланча, когда он посмотрел в зеркало на задней стенке шкафа в гостиной и увидел, что из его правого глаза растет зеленый вьюнок.
В Клив-Милс помимо доктор Кондона были и другой врач. Но Джорди никогда не обращался к доктору Окли, потому что слышал, будто бы доктор Окли тот еще сукин сын. Доктор Кондон не был похож на сукина сына и нравился Джорди. Кроме того, Окли славился тем, что любил назначать уколы, которых Джорди с детства терпеть не мог. Доктор Кондон больше специализировался на таблетках — и чаще всего давал их бесплатно, из рекламных образцов. И еще оплата. Говорили, будто бы на стене приемной доктора Окли висит табличка: «Если услуги не оплачены авансом, готовьте наличные». Сложное условие для человека со случайным заработком вроде Джорди Веррилла, учитывая, каким неурожайным выдался год. А вот доктор Кондон присылал счета только когда вспоминал о них — что случалось довольно редко.
Ни одна из этих причин не мешала обратиться к другому доктору — но у Джорди была еще одна, такая сложная, что он никогда бы не смог выразить ее словами. Он вообще не хотел обращаться к доктору, потому что боялся услышать, что с ним не так. А что если все так плохо, что доктор Окли решит положить его в больницу? Он до смерти боялся больницы, потому что стоит там оказаться — и уже вопрос времени, как скоро тебя вынесут оттуда вперед ногами.
Он, может, и пошел бы к Окли, если бы автоответчик сказал, что доктор Кондон вернется через неделю. А так — нужно лишь подождать до завтра, делов- то. Он позвонит доктору Кондону и вызовет его на дом — не хватало еще чтобы все пялились на эту зеленую штуку, которая растет у него из глаза.
— Именно так, — прошептал он себе. — Так и сделаю.
Джорди вернулся к телевизору со стаканом рома в руке. Маленькие зеленые побеги в правом глазу попадали в поле зрения. Они покрывали белок точно мох. Вьюнки задевали нижнее веко, отчего то жутко чесалось.
Глаз, разумеется, в ответ запустил старую добрую систему самоочистки — и вот почему Джорди, будь он умным человеком, помчался бы к доктору Окли так быстро, как только может мчаться его старый «Додж».
Его правый глаз начал слезиться.
Когда начались послеобеденные мыльные оперы, он заснул. В пять часов Джорди проснулся и понял, что ослеп на правый глаз. Он подошел к зеркалу и застонал: его голубой глаз исчез.
Вместо него в глазнице колосились зеленые джунгли сорняка. Побеги вьюнка сползали вниз по щеке.
Он поднял руку, но вовремя остановился. Нельзя просто так вырвать эту штуку, как полынь с помидорной грядки. Нельзя, потому что глаз все еще где-то там.
Правда же?
Джорди закричал.
Крик его эхом пронесся по дому, но никто его не услышал, потому что Джорди был один. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким. Было восемь вечера, он выпил всю бутылку «Бакарди» и все еще был как стеклышко — а ему отчаянно хотелось напиться и вырубиться.
Он пошел в туалет — ром давил на мочевой пузырь — и увидел, что зеленая дрянь торчит из его причинного места. Ну конечно. Там же мокро, верно? Всегда остается капля-другая, как бы ни стряхивал.
В туалете у него все получилось, только чесалось и болело так сильно, что он не знал, радоваться этому или нет.
Может, в следующий раз не получится.
Но завопил он не от этой мысли. Завопил он потому, что вдруг понял: эта штука внутри него. Это в миллион раз хуже, чем летучая мышь, запутавшаяся в его волосах, когда он перекрывал чердак миссис Карвер. Растение почему-то выбрало лучшие его части. Так нечестно, вообще нечестно! Похоже, старая удача вернулась к Джорди, и это удача с приставкой «не».
Он заплакал и тут же прекратил, поняв, что от этого зеленая пакость будет расти только быстрее.
Ликера у него больше было, зато в холодильнике оставалось полбутылки красного вина. Он наполнил стакан и снова уселся перед телевизором, тупо уставившись в экран одним глазом. Он посмотрел на правую руку и увидел, как из-под ткани рубашки тянутся новые ростки. Некоторые проросли прямо сквозь нее.
— Я зарастаю, — опустошенно произнес он и снова застонал.
От вина Джорди начало клонить в сон и он задремал. В половине одиннадцатого он проснулся и поначалу, захмелев от всего выпитого, даже не мог вспомнить, что с ним случилось. Насчет одного он был уверен: во рту стоял забавный привкус, как если бы он ни с того ни с сего нажевался травы. Мерзкий привкус. Будто…
Джорди бросился к зеркалу, высунул язык и снова заорал.
Зеленые ростки покрывали его язык, внутреннюю поверхность щек и даже зубы, отчего те выглядели гнилыми.
А еще все чесалось — до одури. Он вспомнил, как однажды на оленьей охоте ему приспичило по большому и его угораздило присесть прямо на ядовитый сумах — Джорди всегда везет. Та сыпь тоже страшно чесалась, но это было хуже, настоящий кошмар. Пальцы, глаз, промежность, а теперь еще и рот.
Холодной воды.
Мысль была такой четкой, такой твердой — словно и не его собственная. И снова, будто кто-то ему приказывал: холодной воды!
Он живо представил себе, как наполняет старую ванну на ножках холодной водой, сбрасывает с себя одежду и прыгает туда, избавляясь от чесотки раз и навсегда.
Безумие. Если он так сделает, то эта штука начнет расти везде, он станет похож на болотное бревно, покрытое мхом. И все же мысль о ванне не уходила. Да, она была безумной, но как же будет здорово, как же будет здорово просто лечь в холодную воду и чувствовать, как чесотка проходит.
