Майн Рид - Дары волхвов. Истории накануне чуда
– Вот что я могу вам дать, – сказал он, – и – жарьте меня на маленьком огоньке – шести пенсов не прибавлю… Кто там?
На очереди были две «дамы».
– Перед дамами я всегда пас! – проговорил Джой, принимая от второй посетительницы скатерть, салфетки, пару платья, две старинные чайные ложечки, сахарные щипцы и сколько-то сапог. – Перед дамами я всегда пас – и это моя слабость!.. Вот ваш счет… Если вы запросите прибавки, я вынужден буду скинуть с первой моей оценки.
– Ну, теперь, Джой, развяжи мой узел! – сказала первая посетительница.
Джой стал на колени, развязал множество узлов и вытащил кусок какой-то темной ткани.
– Что это? – спросил он. – Постельные занавески?
– Конечно! – отвечала со смехом женщина.
– Не может же быть, чтобы вы их сняли при нем?
– Почему же?
– Ну!.. Вы рождены богачкой и будете…
– Что же? У меня рука не дрогнет… – совершенно хладнокровно произнесла женщина. – Неужели стоит эдакого жалеть?
– Так это его занавески и простыни?
– А то чьи же? Не боишься ли ты, что он насморк схватит?
– Я надеюсь, что он не умер от какой-нибудь заразной болезни… м-м? – спросил старый Джой, поднимая голову.
– Не бойтесь, Джой! Неужели я так глупа, чтобы с ним связалась, если бы?.. О! Вы можете вывернуть наизнанку и налицо эту рубашку: могу вам ответить, что хороша – лучшая его рубашка… Слава богу, что я подвернулась: без меня бы пропало…
– Что же такое пропало? – спросил старик Джой.
– Да вот что: похоронили бы его, наверное, в этой рубашке, – ответила она, смеясь. – По-моему, совершенно напрасно: господину покойнику все равно, в чем лежать: в коленкоре или в полотне…
Скрудж едва дослушал этот разговор. Вообще все лица казались ему демонами, наперебой препарировавшими чей-то труп.
Он отшатнулся в ужасе, когда сцена переменилась. Теперь он едва не прикасался к кровати без занавесок: на кровати под дырявой простыней лежало что-то, понятное только на страшном языке смерти.
Комната была очень темна, слишком темна, чтобы разглядеть в ней что-нибудь, хотя Скрудж и впивался в этот полумрак пытливым взглядом. Бледный свет извне падал прямо на кровать, где лежал труп этого обнаженного, ограбленного, всеми покинутого, никем не оплакиваемого и никем не сторожимого покойника.
Скрудж поглядел на духа; тот указывал ему пальцем на голову мертвеца. Саван был накинут так небрежно, что стоило только притронуться пальцем – и все лицо покойника было бы на виду. Скрудж это понял; было у него даже и поползновение поднять саван, да… силы не хватило.
О, холодное – холодное, страшное пугало – смерть! Воздвигай здесь твои жертвенники, окружай их всеми твоими ужасами: ты здесь полная владычица!.. Но, если ты падешь на любимую, чтимую и кому-то дорогую голову, не властна ты ни в едином волоске с этой головы. Не то чтобы эта рука не падала безжизненно тяжело, не то чтобы не смолк этот пульс, нет! – но эта рука бывала раскрыта честно, тепло и великодушно для всякого; но это сердце благородно, горячо и нежно билось в груди…
Рази, рази, беспощадная смерть! Твои удары тщетны: за мимолетной жизнью – бессмертие!.. Никто не произнес этих слов, но Скрудж их слышал, когда смотрел на кровать.
«Если бы этот человек ожил… – подумал Скрудж, – что бы он сказал про свое былое? Скупость, черствость сердца, жажда приобретения – вот они к чему приводят! И вот он, вот он – лежит в пустом мрачном доме: нет ни мужчины, ни женщины, ни ребенка, что могли бы сказать: он мне помог тогда-то и тогда-то, и я ему отплачу в свою очередь, хотя бы за радушное слово».
Никого не было. Только в дверь скреблась кошка да под напольной каменной плитой камина что-то грызли крысы. И что им было нужно в этой похоронной комнате? Из-за чего так бесновались они? Скрудж не осмелился даже и подумать об этом…
– Дух! – сказал он. – Эта комната ужасна. Покинув ее, я не забуду данного мне урока… Поверьте… и – поскорее прочь!
Призрак все-таки указывал своим неподвижным пальцем на голову трупа.
– Я вас понимаю, – сказал Скрудж, – и сделал бы то, что вы хотите, если бы мог… Но у меня силы нет… силы нет у меня, дух!.. Покажите мне что-нибудь такое, где смерть напутствуется нежными слезами!
Призрак промчал его по знакомым улицам, и они вошли в дом бедного Боба Крэтчита. Горе стукнуло ему в двери: умер его милый больной хроменький сын, которого он всегда носил на плече, умер его милый Тини-Тим. Мать и остальные дети сидели у комелька… Они были спокойны, очень спокойны. Маленькие шумливые Крэтчиты окаменели в уголке и не спускали глаз со своего старшего брата Петра и с развернутой перед ним книги. Мать и девочки что-то шили.
Вся семья была совершенно спокойна.
– «И поставил он среди них отрока».
Где слышал Скрудж эти слова?.. Он не помнил, однако слышал он их не во сне. Вероятно, их вслух прочел Петр, когда Скрудж и дух переступали порог… Но отчего же тот перестал читать?
Мать положила работу на столик и закрыла лицо руками.
– Кажется, отец? – сказала она немного погодя и побежала навстречу своему бедному Бобу.
Боб вошел в своем неразлучном «носопряте» – и хорошо, что на этот раз с ним не разлучался. Подогретый в комельке чай поднесла ему чуть не все члены семьи, наперебой. Оба маленьких Крэтчита вскарабкались ему на колени, и каждый прижался щечкой к его щеке, словно говоря: «Не думай об этом, папенька!.. Не огорчайся!»
Боб был очень весел, похвалил работу жены и спросил, поспеет ли она раньше воскресенья.
– Воскресенья! Стало быть, ты наведывался сегодня туда, Роберт? – спросила жена.
– Да. Мне очень жаль, что тебя не было… место отличное – все зелено кругом… Впрочем, ты еще увидишь… я ему обещал, что буду ходить к нему гулять по воскресеньям… Бедный мой, милый мой малыш! – воскликнул Боб.
И залился слезами…
Торопливо вышел он из комнаты и поднялся в верхнее жилье, освещенное и убранное цветами по-праздничному. Напротив кровати мертвого ребенка стояло кресло, и казалось, что только что с него кто-то встал. Боб присел, в свою очередь, посидел и встал, поцеловал холодное милое личико и спустился вниз…
Быстро-быстро умчал Скруджа из этой комнаты призрак и нигде не останавливался, пока сам Скрудж не сказал:
– Постойте!.. Вот двор и дом, давно мне знакомые… позвольте мне посмотреть – чем я должен быть?
Призрак остановился, но рука его была вытянута по другому направлению.
– Да ведь вот где дом, – заметил Скрудж, – зачем же вы меня маните дальше?
Неумолимый палец призрака не изменял своего положения. Скрудж поспешно побежал к окну своей конторы и заглянул внутрь: контора осталась конторой – только не его. И меблировка была другая, и в креслах сидел не он. Призрак все указывал рукой куда-то…
Скрудж совсем потерял голову и перенесся со своим провожатым к какой-то железной решетке.
Еще не переступая за нее, он оглянулся кругом… Кладбище! Тут-то, вероятно, и лежит, под несколькими футами земли, тот несчастный, чье загадочное имя Скрудж сейчас же узнает. Ей-богу, хорошенькое было место: кругом стены соседних домов, по земле дерн и сорные травы, могил столько, так утучнили они землю, что тошно становится… Славное местечко!
Дух показал на одну могилу – Скрудж подошел к ней и прочел: «Эбенезер Скрудж».
– Так это я себя видел на кровати, умершим? – крикнул Скрудж, упав на колени.
Дух указал пальцем на него и на могилу, потом – на могилу и на него.
– Нет, дух, нет-нет-нет!
Палец духа будто застыл в одном положении.
– Дух! – вскрикнул Скрудж, вцепившись в платье призрака. – Выслушайте меня. Я уже не тот человек, не буду тем человеком, каким был до встречи с вами… Зачем же вы мне показываете все это, если для меня уже нет надежды?
В первый раз шевельнулась рука призрака.
– Добрый дух! – продолжал Скрудж, лежавший ничком. – Походатайствуйте за меня, смилуйтесь надо мной. Достанет ли у меня сил изменить все увиденные эти образы, если изменю свою жизнь?
Призрак благосклонно махнул рукой.
– От всего сердца буду чтить я Святки и буду ждать их круглый год. Буду жить в прошлом, в настоящем и в будущем: вы, трое духов, дали мне незабвенные уроки… О! Убедите меня, что я могу стереть эту надпись с могильного камня!
Скрудж отчаянно ухватился за руку призрака: рука выскользнула, но Скрудж сдавил ее, как клещами. Однако призрак все же был сильнее Скруджа и оттолкнул его.
Подняв обе руки в последней мольбе об изменении своей участи, Скрудж заметил, что одежды духа становятся тоньше и тоньше, и сам дух постепенно преображается, и преобразился в столбик, поддерживающий занавес постели.
Пятая строфа
Действительно, это столбик, поддерживающий занавес постели. Да-да. И столбик над собственной постелью Скруджа, и даже в собственной спальне Скруджа. Перед ним был целый день – опомниться и изменить образ жизни.
