Карен Бликсен - Современная датская новелла
— Скажи «папа», — приказывает он Йоргену, наклонившись к нему.
— Буль-буль, — говорит Йорген.
— Нет, ты скажи «папа», — настаивает мальчик.
— Па-па, па-па…
Йорген молодец, только с ним нужно быть понастойчивей.
— Скажи «машина», — продолжает мальчик.
— Мамима.
Мать поворачивается к детям.
— Не нужно утомлять ребенка, — говорит она.
Но он же и не утомляет. Он просто учит Йоргена говорить.
— Мал он еще разговаривать, — роняет мать.
— Но он уже говорит: «папа», «мама»!
В зеркале он видит, что отец пристально глядит на него. Должно быть, хочет сказать, чтобы он сидел смирно. Ему часто твердят «сиди смирно». И он должен сидеть не шевелясь и молчать. Может, и правда лучше сидеть не шевелясь. Стоит только повернуть голову или вскинуть руку, как на тебя сразу же так взглянут, словно ты задумал какое-нибудь безобразие. Но нельзя же все время сидеть как будто ты сделан из камня.
— А на пляже народу тьма-тьмущая, — говорит он.
— Сегодня мы рано туда приедем, и места всем хватит, — отвечает отец.
— Нет, народу на пляже тьма-тьмущая! — твердит свое мальчик.
— Ничего, найдем место, — говорит мать.
— А я говорю — тьма-тьмущая! — Голос у мальчика срывается, звенит упрямством.
— Ничего подобного. Замолчи!
Машина вдруг резко дернулась и остановилась у обочины дороги. Йорген слетел с сиденья и ударился головой о кресло матери. Мгновение в машине было совсем тихо. Потом мальчик услышал, как отец застонал, а Йорген весь зашелся в крике. И зачем только он все это говорил…
Йорген все плакал, но теперь мальчик услышал голос отца. Голос, казалось, доносился откуда-то издалека, но мальчик отчетливо различал слова. Хорошо сейчас бы выбраться из машины и куда-нибудь убежать.
— Скажи, ты никак не можешь заставить его умолкнуть? — повернувшись к матери, просит отец.
Мать оборачивается назад, берет Йоргена на руки. Ее взгляд скользит по лицу мальчика — застывшему, отчужденному.
— Неужто непременно надо досаждать папе? — говорит она.
Мальчик хватает руками материнское кресло, пытаясь сдвинуть его с места, но вдруг разжимает руки и валится на сиденье. Сжавшись в комочек, он застывает на месте. Синие глаза беспокойно перескакивают с предмета на предмет, ни на чем не задерживаясь. Он сморщил маленький бледный лобик, жестко стиснул руки. Машина резким толчком сорвалась с места.
Дорога была долгая, мальчик хорошо знал ее, но всякий раз он замечал по пути что-то новое. Высокие белые дома, бензоколонки с какими-то непонятными знаками; встречные машины со странными номерами; лавки с огромными пестрыми вывесками; длинные зеленые палисадники и в них деревья со стволами в белых пятнах; безлюдные футбольные площадки; собаки, без присмотра снующие туда-сюда; женщины в белых шляпах.
Сначала они ехали городом, потом спустились к порту. Там у причала стояли корабли, готовые вот-вот отплыть в Швецию. Датские корабли — белые с черным, шведские — белые с синим. И еще были там катера, которые перевозят людей через проливы, они стояли где-то далеко на рейде — мальчик с трудом разглядел их.
А на другом конце порта — верфь: там строят корабли. Некоторые корабли еще лежат на земле, и в боках у них зияют огромные дыры. В большинстве своем они красные, но есть и такие, что еще не выкрашены. Вокруг них какие-то строения, по которым лазают рабочие. Корабли эти еще без труб, а некоторые даже без палубы и окошек. Мальчик задумался: а как рабочие узнают, что корабль готов к плаванию? Что, если они спустят какое-нибудь судно на воду, а оно вдруг потечет и пойдет ко дну?
Из порта выехали в город, потом и его проехали. Меньше стало и лавок и домов. Машина вдруг резко затормозила у семафора: горел красный свет и громко звенел звонок.
— Сейчас поезд проедет, — сказал отец, с улыбкой оборачиваясь к сыну.
— Нет никакого поезда! — сказал мальчик.
Отец со вздохом отвернулся. В тот же миг слева из-за деревьев вынырнул красный прямоугольник.
— Пое́дь, пое́дь! — залепетал Йорген и, сидя на коленях у матери, протянул ручки к окошку.
Поезд зазмеился по рельсам, но мальчик не хотел на него глядеть. Какой-то ненастоящий поезд. Ни трубы, ни пассажирских вагонов.
— Вот видишь, папа тебе правду сказал, — не оборачиваясь, обронила мать. Мальчик видел лишь ее длинные каштановые волосы, слегка выгоревшие на солнце.
— Нет! — сказал он и, заелозив на сиденье, придвинулся к боковому окну. Неловко поправил он свои новые очки в металлической оправе. Он будет сидеть у окошка и сам выберет, на что ему глядеть.
Они ехали теперь длинной улицей, тянущейся вдоль побережья. Пестрой вереницей мелькали просторные виллы. Прочно защищенные живой изгородью из буков и берез, они походили на гигантские инкубаторы, греющиеся на жарком солнце по обе стороны широкой улицы.
Изредка мальчику удавалось разглядеть рядом с ними детей, играющих на лужайках, иной раз — целые семейства, сидящие на траве под зонтами. И он бы не прочь сейчас там посидеть. Он подался вперед, просунул голову между плечами родителей.
— А нам нельзя в таком доме жить?
— Нет, нельзя, — высокомерно ответил ему отец.
— Я хочу жить в таком доме!
— Тогда придется тебе отыскать золотую жилу! — проговорила мать, и оба — мать и отец — рассмеялись. Почему они всегда смеются над ним? Он же над ними не смеется.
— Всегда вы смеетесь надо мной! — сказал он и снова сполз назад, к спинке сиденья.
Они ехали долго-долго, и места сплошь тянулись незнакомые. Может, они едут куда-то в совсем новое место, где много песку и вода теплая?.. Можно далеко-далеко шагать по песку, он гладкий, ровный и совершенно белый. Идешь-идешь, пока вдруг не наткнешься на остров прямо посреди моря. Там мальчик как-то построил большую крепость. Тогда он орудовал синим совком, но сейчас совка у него нет. Крепость вышла такая большая, что лежа он и сам мог в ней поместиться. Вообще-то крепость можно и одними руками построить. Так он сегодня и сделает. Мальчик подался вперед — на Йоргена поглядеть.
— А я крепость построю для Йоргена! — сказал он.
— Смотри, опять весь перепачкаешься!
Оборвав начатую фразу, мать полуобернулась к сыну. Она смотрела на него, но он знал, что мысли ее заняты совсем другим.
— Но Йоргену нужна крепость! — не унимался мальчик.
— Мал он еще для этого, — сказала мать и снова заговорила с отцом. Может, попробовать ей подыскать для себя какую-нибудь работу? Деньги эти ох как нужны.
Протиснувшись между двумя передними креслами, мальчик приложил губы к ушку Йоргена.
— Скажи, хочешь крепость?
Йорген дернул головкой и пробормотал что-то невнятное.
— Сказано тебе — отстань!
Вскинув руку, отец толкнул мальчика в плечо так, что тот упал на сиденье. Спустя миг машина свернула с проселка и медленно поползла по дорожке, усыпанной гравием. По обе стороны дороги тянулись деревья; мальчик дивился: зачем только отец сюда вырулил?
Они ехали и ехали по гравиевой дорожке, которая все больше и больше забирала влево и наконец выбежала на площадку, обнесенную деревянным забором. Отец поставил машину на площадке рядом с большим зеленым автомобилем с длинными красными фарами. Крошечные игрушечные модели таких вот роскошных американских автомобилей хранились у мальчика дома. Солнечные лучи, отражаясь от окон и белой крыши роскошной автомашины, больно били в глаза. Мальчик прищурился — на мгновение ему показалось, будто земля вихрем завертелась под ним, а небо объято пламенем. Он словно увидел себя висящим в пылающем факеле, который летит к земле. Он где-то под облаками, под ярким слепящим солнцем, но вот-вот на него обрушится автомобиль… скорей бежать отсюда!
— Что с тобой?
Перегнувшись через спинку сиденья, мать трясет мальчика за плечо. На площадке вокруг машины бегает Йорген, а отца что-то не видно.
Двумя руками мальчик обвивает шею матери, щекой прижимается к ее лицу. На миг ему дано вдохнуть тот самый, особый материнский запах, который не спутаешь ни с каким другим, который он узнал бы всюду, где угодно. Покачав головой, мать быстро высвобождается из его объятий и выходит из машины.
— Поторопись!
Она уже стоит у машины, ждет его.
Оттолкнув переднее сиденье, мальчик выскакивает из машины. Чуть поодаль стоит отец с одеялом в руках. Деревья за его спиной отбрасывают на него венец остроконечных теней. Лицо у отца темное и большое, и не скажешь, глядит он на сына и на жену или нет.
Внезапно отец поворачивается и уходит вперед — идет вдоль строя деревьев, размахивая одеялом. Мать одной рукой берет за ручонку Йоргена, другой — плетеную сумку и уходит вслед за мужем. А мальчик остается у машины и ждет — пусть хоть кто-нибудь окликнет его. Больно сосет в желудке, мальчик протягивает руки, словно моля о помощи. Но там, впереди, отец исчезает в просвете между двумя деревьями, и спустя мгновенье мать и Йорген тоже скрываются из глаз.
