Василий Шукшин - Генерал Малафейкин
Василий Шукшин - Генерал Малафейкин краткое содержание
Василий Шукшин
Генерал Малафейкин
Мишка Толстых, плотник СМУ-7, маленький, скуластый человек с длинными руками, забайкальский москвич, возвращался из гостей восвояси. От братца-ленинградца. Брат принял его плохо, сразу кинулся учить жизни… Мишка обиделся, напился, нахамил жене брата и поехал домой в Москву.
К поезду пришел раньше других. Вошел в купе, забросил чемодан наверх, попросил у проводницы простыни и одеяло. Ему сказали: "Поедем, тогда получите простыни". Мишка снял ботинки и прилег пока на матрац на верхней полке. И заснул.
Проснулся ночью. Под ним во тьме негромко разговаривали двое. Один голос показался Мишке знакомым. И говорил больше как раз этот, знакомый голос. Мишка прислушался.
– Не скажите, не скажите, – негромко говорил голос, – не могу с вами согласиться. У меня же бывает то и дело: вызываешь его, подлеца, в кабинет: "Ну, что будем делать?" Молчит. "Что будем делать-то?!" Молчит, жмет плечами. "Будем продолжать в том же духе?" Гробовое молчание.
– Это они мастера – отмолчаться, – поддержал другой голос, усталый, немолодой. – Это они умеют.
– Что вы! Молчит, как в рот воды набравши. "Ну, долго, – спрашиваю, – будем в молчанку играть?" Мишка вспомнил, чей голос напоминает этот голос внизу: Семена Иваныча Малафейкина, московского соседа из 37-го дома, нелюдимого маляра-шабашника, инвалидного пенсионера. С этим Семеном Иванычем Мишка один раз вместе халтурил: отделывали квартиру какому-то большому начальнику. Недели полторы работали, и за все это время Малафейкин сказал, может быть, десять слов. Он даже не здоровался, когда приходил на работу. На вопрос, почему он молчит, Малафейкин сказал: "У меня грудь болит с вами трепаться". Но этот, внизу это, конечно, не Малафейкин… Но до чего похож голос. Поразительно.
– "Ведь я же тебя, подлеца, из Москвы выселю! – говоришь ему. – Выведешь ведь из терпения – выселю!" – "Не надо", – просит. "А-а, открыл рот!.. Заговорил?"
– Случается, выселяете?
– Мало. Их же и жалко, подлецов. Что они там будут делать?
– Господи!.. Да нам полно людей требуется!
– А вы что там с ними будете делать? Самогон варить? Двое внизу начальственно – негромко, озабоченно – посмеялись.
– Да-а… У нас тоже хватает этого добра. А как вы боретесь с такими?
– Да как… Профилактика плюс милиция. Мучаемся, а не боремся. Устаем. Приедешь на дачу, затопишь камин, смотришь на огонь – обожаю, между прочим, на огонь смотреть, – а из огня на тебя… какое-нибудь мурло смотрит. "Господи, – думаешь, – да отстанете вы от меня когда-нибудь!" – Как это – смотрит? – не понял другой, усталый собеседник. – Мысленно, что ли?
– Ну, насмотришься на них за день-то… Они и кажутся где попало. У вас дача каменная?
– У меня нету. Я, как маленько посвободнее, еду в деревню к себе. У меня деревня рядом. А у вас каменная?
– Каменная, двухэтажная. Напрасно отказываетесь от дачи – удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин – душа отходит.
– Своя?
– Дача-то?
– Да.
– Нет, конечно! Что вы! У меня два сменных водителя, так один уже знает: без четверти пять звонит: "Домой, Семен Иваныч?" – "Домой, Петя, домой". Мы с ним дачу называем домом.
Мишка наверху даже заворочался – рассказчика-то тоже Семеном Иванычем зовут! Как Малафейкина. Что это?
А Семен Иваныч внизу продолжал рассказывать:
– "Домой, – говорю, – Петька, домой. Ну ее к черту, эту Москву, эту шумиху!" Приезжаем, накладываем дровец в камин…
– А что, никого больше нет?
– Прислуги-то? Полно! Я люблю сам! Сам накладываю дровец, поджигаю… Славно! Знаете, иногда думаешь: "Дана кой черт мне все эти почести, ордена, персоналки?.. Жил бы вот так вот в деревне, топил бы печку".
Усталый собеседник тихо, недоверчиво посмеялся.
– Что, не верите? – негромко воскликнул Семен Иванович, тоже, наверно, улыбаясь. – Я вам точно говорю: бросил бы, все бросил бы!
– Что же не бросаете?
– Ну… Все это не так просто, как кажется. А кто позволит?
– То-то и оно, – вздохнул собеседник. – Я тоже, знаете…
– Наоборот, предлагают повышение. Ну, думаю, нет: у меня от этих дел голова кругом. Спасибо.
– Сейчас, наверно, на этом совещании были, в связи с… Я что-то такое краем уха…
– Нет, я по другим делам. Там у нас хватает… А как же, и отдыхаете у себя в деревне? И летом?
– Почти всегда. Уезжаю к отцу – рыбачим…
– Нет, я в санаториях.
– Где? В Кисловодске?
– И в Кисловодске.
– В основном корпусе?
– Нет, у нас там свой корпус есть.
– Где?
– Не доезжая Кисловодска.
– Где же? Я там все окрестности излазил.
Семен Иваныч посмеялся.
– Нет, тот корпус вы не знаете. Его с дороги не видно.
Помолчали.
– За забором, – пояснил Семен Иваныч.
– А-а… – неопределенно как-то сказал усталый собеседник. И опять замолчал.
Семена Иваныча это молчание как будто обеспокоило.
– Скучновато только, честно говоря, – продолжал он. – Ну буфет: шампанское, фрукты, пятое-десятое… Не в этом же дело! Надоедает же.
– Конечно, – опять очень неопределенно сказал усталый. – Я ничего не имею… Фильмы демонстрируют?
– Ну!.. Но мы знаете, что делаем? Мы эти обычные манкируем, а собираемся одни мужчины, заказываем какой-нибудь такой… с голяшками… Не уважаете?
– Семен Иваныч неуверенно посмеялся. – Интересно вообще-то!
Собеседник никак не откликнулся на это. Молчал.
– А? – спросил Семен Иванович встревоженно.
– Что? – сказал собеседник.
– Не уважаете с голяшками?
– Да я их… это… я их мало видел.
– Ну что вы! Это, знаете, зрелище! Выйдет такая… черт ее… вот уж она виляет, вот виляет, своим этим… Любопытно. Нет, это зрелище, чего ни говорите.
– Совсем голые?
– Совсем!
– А как же… разве у нас снимают такие фильмы?
Семен Иваныч без опаски, с удовольствием засмеялся.
– Это ж не наши. Это оттуда.
– А-а, – сказал собеседник. – Там – да… Конечно.
– Нет, умеют, умеют, черти. Ничего не скажешь. Но, знаете, что я вам про все это скажу: красиво!
– Я ничего! – испуганно сказал собеседник.
– Но в душе, наверно, осудили меня.
– Я? Да почему!..
– Осудили, осудили. Не осуждайте. Не торопитесь. Не завидуйте Семену Иванычу… Вы же не видите, как Семен Иваныч потом за столом буквально засыпает. Сидишь, изучаешь дело… С вами можно откровенно?
– Да зачем? – торопливо, без всякой усталости сказал собеседник. – Я прекрасно понимаю. Мне самому приходится…
– О, разумеется! Разумеется, вам тоже приходится недосыпать, недоедать… Ах мы, бедненькие! А потом отвернемся и пальцем покажем: генерал, пузо отвесил. Вы видели у меня пузо?
– Да нет, почему?! – собеседник явно растерялся. – Я как раз ничего не имел… Дело же не в этом…
– А в чем? – жестко спросил Семен Иваныч.
– Ну как?..
– Как?
– Не в том дело, кто генерал, кто не генерал. Все мы, в конце концов, одно дело делаем.
– Да что вы говорите! Смотрите-ка, я и не знал. Неужели все?
Собеседник молчал.
– А? – переспросил Семен Иваныч. Непонятно, почему он рассердился.
Собеседник молчал.
– Что, молчим? Тоже молчим?
– Слушайте!.. – собеседник, чувствовалось, привстал. – В чем, собственно, дело? Что вы против меня имеете?
– Да упаси боже! – моментально искренне откликнулся Семен Иваныч. – Ничегошеньки я не имею. Просто спросил. Я думал, что вы что-то против меня имеете. Ничего?
– Ничего, конечно. Вообще-то, пора спать. Сколько сейчас? Приблизительно?
– Приблизительно-то?.. Эх, оставил свои со светящимся циферблатом… Приблизительно часа два.
– Да, пожалуй. Надо, пожалуй, соснуть. Да?
– Да, конечно. Я еще выпил сегодня малость… Прощались с товарищами. Да, спим.
И сразу замолчали. И больше не говорили.
Мишка не знал, как подумать: кто внизу? Голос поразительно похож на малафейкинский. И зовут Семеном Иванычем… Но как же тогда? Что это? Мишка знал про Малафейкина почти все, что можно знать про соседа, даже не интересуясь им специально. Когда-то Малафейкин упал с лесов, сильно разбился… Был он тогда одинокий, и так одиноким остался. Тихий, молчаливый. К нему в воскресные дни приезжала какая-то женщина старше его. С девочкой. Кто они Малафейкину – Мишка не знал. Видел во дворе, Малафейкин гулял с девочкой: девочка возилась в песке, а Малафейкин читал газету. Может, это была его сестра с дочкой, потому что как-то не похоже, чтобы тут было что-то иное. Вот, в сущности, и весь Малафейкин. А генерал внизу… Нет, это совпадение. Бывает же так!
Мишка осторожненько слез с полки, сходил в туалет, взобрался опять наверх и закрыл глаза. В купе было тихо. Мишка заснул.
Утром Мишка проснулся позже других, перед самой Москвой. Открыл глаза, глянул вниз, а внизу, у окошка, сидит… Семен Иваныч Малафейкин. И еще какой-то человек тоже сидит у окна напротив, лет пятидесяти, румяный. Сидят, смотрят в окно. Еще девушка какая-то в брюках – книгу читает в сторонке. Молчат.
