Доктор Нонна - Женщина-кошка
– Что с мальчиком? – Это сейчас волновало Пита куда больше, чем передача банка в чужие руки.
– Пока жив. У него два часа времени. Действуй.
Криг связался с адвокатом компании, дал короткие указания и назначил встречу на Манхэттене.
В назначенном месте в десять вечера проходящий мимо молодой человек бросил через плечо:
– Идите за мной.
Прошли Тайм-сквер. На углу – черный «Линкольн», кто-то изнутри открыл дверцу.
– В машину! Быстро!
Едва они сели, автомобиль рванул с места. В нем находились три человека. Тома с ними не было.
– Я ничего не подпишу, пока не увижу ребенка.
– Ты не увидишь его, пока не подпишешь все бумаги.
Машина покрутилась по городу, остановилась возле подозрительной пиццерии. Вошли внутрь, в какую-то подсобку. В углу на кушетке Пит увидел спящего Тома, укрытого мятой курткой.
«Неужели они усыпили его?» – со страхом подумал он.
– Готовьте бумаги, я все подпишу!
Здесь же находился нотариус, и вдвоем с адвокатом они оформили все необходимые документы. Малыш все это время спал.
После завершения сделки (а точнее, грабежа) Пит взял сына на руки, и они вышли на улицу.
– Такси! – Криг остановил машину и назвал адрес Фиры.
Адвокат протянул ему руку, прощаясь:
– Держитесь, мистер Криг.
– Извините меня, – сказал Пит, когда Фира открыла дверь. – Мне некуда больше пойти.
– А что случилось? – Из спальни вышел, позевывая, Рон.
– Случилось?.. Я даже не знаю, как объяснить… словом, похоже, что Ревекка продала Тома. И с меня взяли выкуп за него. Я отдал за своего малыша пятьдесят процентов акций банка. Прости, Рон. Я не считаю это слишком большой ценой за жизнь моего сына.
– Мы обсудим это завтра, – спокойно ответил Рон.
Фира бережно взяла Тома из рук Пита и прижала к груди. Она никак не могла понять, что произошло с Ревеккой. Отдать крохотного сына за дозу героина… Впрочем, как врач, Фира хорошо знала дьявольскую силу этого зелья. Она наслаждалась близостью к своему ребенку.
– Он странно дышит, – забеспокоилась Фира. – Давно он спит?
– Не знаю. – Пит устало присел в кресло. Рон притащил ему стакан виски. – Мне вернули его уже спящим. Боюсь, ему дали снотворное.
– Немедленно в центр, – скомандовала Фира. – Нужно сделать анализ крови.
Результат анализа успокоил Фиру – снотворное, которое дали малышу, оказалось довольно простым и безобидным. Фира отправила мужчин по домам, а сама осталась на ночь в центре и просидела, счастливая, до утра возле кроватки Тома. «Вернулся мой сынок, – умиротворенно думала она, совершенно забывая о последствиях этого страшного события. – Прав был мой милый Яков в своей уверенности. Это он оттуда помог мне, как и обещал, вернуть моего сына. Я никому теперь не отдам Тома».
Утром Пит привез в центр няню малыша, она сменила усталую и… счастливую Фиру.
Они вышли в холл, сели в кресла, Пит закурил. Он выглядел усталым. Глаза ввалились, но блестят, небрит, но собран, никакой вчерашней растерянности.
– Как Том? – спросил он.
– В порядке, – Фира помахала ладонью, отгоняя сигаретный дым. – Все хорошо. Что с банком?
– Мы перевели часть денег в Швейцарию… – Пит стал подробно объяснять ей все, что они решили сделать, чтобы избежать банкротства.
Фира делала умные глаза, но не понимала и не слушала, только кивала и одобрительно смотрела ему в глаза. Ее интересовало совсем другое.
– Как Ревекка?
Пит нахмурился, немного смешался.
– Она еще не совсем пришла в себя. Я не могу поверить, что она это сделала. Мне очень больно. Я был уверен – когда появится малыш, Ревекка навсегда покончит со своей слабостью. Она ведь стала принимать наркотики, когда узнала, что бесплодна, – для женщины это огромное потрясение. Не осуждай ее. Я отдам последние деньги на ее лечение. И когда она станет здорова, мы заберем у тебя Тома. А пока я доверяю его тебе…
Фира согласно кивала, едва сдерживаясь. Как глупы бывают мужчины. Неужели Пит не понимает, что отдать своего долгожданного ребенка за дозу – это последняя стадия падения. Ревекка никогда уже не выправится. Она уже не жена, не мать, не человек…
– Я должна идти, – сказала Фира. – У меня много работы.
– Тебе надо отдохнуть. – Пит встал, взял ее за руку. – Спасибо тебе. Я думаю, у меня остался в жизни только один настоящий друг – это ты. Не бросай меня. – Эти слова прозвучали как-то печально и безнадежно.
Вечером, едва добравшись до дома, Фира провалилась в тяжелый, липкий сон.
Утром Рон улетел в Швейцарию спасать бизнес, оставив записку: «Держись, любимая. Все будет хорошо!»
Фира подошла к окну, прижалась горячим лбом к холодному стеклу. Ночь кончилась, настал новый день – день нового решения. И оно пришло, трудное, жесткое и жестокое. В конце концов, она это делала не для себя, а для своего сына.
Фира привела себя в порядок, позвонила Виктору и поехала к нему.
Когда Виктор открыл ей дверь, Фира почувствовала жалость к нему: худой, в дурном костюме, в глазах – неуверенная надежда и щенячья покорность. Она ведь обрекла его на трудную судьбу, он никогда не будет счастлив.
Они сели друг напротив друга, бывшие муж и жена. Любящий и любимая.
– Том сейчас у меня, – сказала Фира.
– Напрокат дали? – сухо усмехнулся Виктор и тут же испуганно извинился: – Прости, Фира. Мне больно за тебя. Послушай. Лизонька и Валентина приезжают через неделю. Давай попробуем пожить все вместе.
Этих слов и ждала Фира. Ну что же, она его не вынуждала, он сам ей это предложил.
Глава 9
Фира вернулась домой, собрала вещи и перебралась с Томом в двухкомнатную квартиру, которую приготовила для Лизоньки и Валентины.
Рону она оставила сумбурную, но недвусмысленную записку. У нее не было сил объясняться с ним. Оправдываться она тоже не хотела, хотя и чувствовала себя виноватой.
До приезда «родственников» Фира успела снять и обустроить большой и удобный дом в Лонг-Айленде. Она могла это себе позволить. Да, собственно, не столько себе, сколько своей семье. Именно так – это будет ее семья. Эти люди нуждаются в ней, и пусть они не связаны кровными узами, но их сплотит и приласкает ее любовь к ним. И добрая память о Якове.
И вот через неделю все они сидели за большим столом и пили чай с малиновым вареньем, которое Валентина умудрилась провезти в Америку.
Лизонька оказалась нескладной, но обаятельной девчушкой с крупными белокурыми локонами и большими серыми глазами. Крохотный шрам от операции, которую когда-то сделала ей Фира, был почти незаметен. Фира безоговорочно стала считать ее своей дочерью, хотя и не имела на нее никаких прав, тем более что Лизонька звала Валентину мамой, а Фиру – тетей Фирой.
Но тем не менее дом с ней ожил. Лизонька щебетала повсюду, всем восторгалась, особенно ей понравилась ее комната. Попрыгала на кровати, вытащила из шкафов и перемерила с восторженным видом все обновки, которые ей приготовила Фира, «обласкала» компьютер. Но больше всего она радовалась своему названому братцу Тому, который тоже сразу потянулся к ней.
– Братик мой, – по-взрослому ворковала Лиза, лаская Тома. – Какой ты хорошенький. Американчик такой. Тетя Фира, он понимает, что я ему по-русски говорю.
– Детки любой язык понимают, – сказал Виктор. – Да, мама Фира?
– Вон моя мама, – строго поправила его Лиза и указала на дремлющую в кресле Валентину.
«Мама, – ревниво подумала Фира. – В восемьдесят лет. Прабабка».
Фира понимала: семья пока не складывается, но не отчаивалась. Время, заботы друг о друге, любовь – и все образуется. Плохое уйдет, хорошее останется.
Один Виктор в этом доме был по-настоящему, бесконечно, искренне счастлив: он снова обладал Фирой. Валентина же после смерти Якова и переезда из привычной России в непривычную Америку сильно сдала. Еще больше располнела, ходила с трудом, тяжело дышала. Еще не погасла, но уже угасла. Удерживала ее в этой жизни только Лиза.
В общем, полного семейного американского счастья пока не было.
Через месяц на сотовый Фире позвонил Рон – ее нового городского телефона он не знал. Разговор был тягостен для обоих, но главное Фира поняла и успокоилась: Рон страдал из-за того, что она его бросила, а не он ее. Самолюбие донжуана было уязвлено: любимая женщина отторгла его, стала недоступной, а оттого и более желанной. Когда Фира решительно отвергла его горячую просьбу вернуться, Рон показал свое истинное лицо.
– Хорошо, родная. Тогда я претендую на половину имущества. Пятьдесят процентов стоимости твоей квартиры на Манхэттене и пятьдесят процентов акций твоего медицинского центра. – И усмехнулся, думая, что победил. – Тебя это устроит? А если нет, то вообще окажешься на улице. Будешь зарабатывать хромой ногой. Чао, любимая.
– Центр я хочу вернуть Питу, – твердо отказала Фира. – Он создан на его деньги, это будет справедливо. Рон, ты должен понять, что он остался без средств. А я буду работать в центре на зарплате.
