Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа
– Что же происходит? – поднял на него глаза Удалов.
И вдруг Дружинин понял, что командир и сам об этом думает и, слушая сейчас Дружинина, соотносит свои собственные выводы с теми, которые делает Андрей.
– Тут вот какое дело, – сказал Удалов. – Нам поступил приказ – взять террориста. Мы его и взяли. Это наша обычная работа, Андрей. И ведь у этого мальчишки действительно была бомба. Настоящая. Я читал заключение экспертов. Если бы она взорвалась, вагон электропоезда разнесло бы в клочья. А главное – тех людей, которые находились в вагоне.
Шаповал повел плечами, будто внезапно почувствовал озноб.
– Мы сделали свое дело, – продолжал Удалов. – И не наша вина, что потом начались какие-то грязные игры. Мы чисты.
– Пока чисты, – заметил Дружинин. – Но нас замарают, вот увидите.
– Что ты предлагаешь? Отсортировывать приказы? Этот вот будем выполнять, а тот – нет. Так, что ли?
Удалов опять отвернулся к окну и опять надолго замолчал, будто вовсе забыл о присутствии Дружинина и Шаповала. Неожиданно сказал, не оборачиваясь:
– Я и сам все это прекрасно понимаю, ребята. Но не вижу выхода.
– Мы можем хотя бы встретиться с его родителями, – предложил Дружинин.
– Зачем?
– Пока не знаю.
Удалов по-прежнему смотрел в окно.
– Просто мне мерзко на душе, Федор Иванович! – не сдержался Дружинин. – Будто на мне его кровь! Знаю, что не виноват, а все равно – мерзко! Хочу его родителям в глаза взглянуть и сказать, что я тут ни при чем.
Удалов обернулся и внимательно посмотрел на Дружинина. Тот выдержал взгляд командира.
– Ну ладно, – вздохнул Удалов. – В чем-то ты прав, конечно.
Он выдвинул ящик и выложил на стол металлическую пуговицу. Она была потертая и поцарапанная.
– Это того мальчишки, – сказал Удалов. – Я нашел ее в своем кабинете после того, как его увезли. Возьми, отдашь родителям.
Дружинин положил пуговицу на ладонь. Вот и все, что осталось от человека. Его тело, конечно, родителям не выдали. Уже захоронили, безымянно, под номером… Сбросили в яму и небрежно забросали землей. Ни прощаний, ни слез. Как собаку.
Дружинин сжал руку в кулак. Ему показалось, что пуговица пульсирует.
– Вам известно, где живут его родители? – спросил он Удалова.
– Нет. Фамилию его вы помните?
– Кочемасов.
– Через адресный стол попробуйте, – посоветовал Удалов. – Если он москвич – обязательно найдут… И еще… – Он посмотрел на Дружинина и забарабанил пальцами по столу. – Отпуск свой все-таки отгуляй. Обязательно. Чтобы я тебя в ближайшие четыре недели здесь не видел. – Он повернулся к Шаповалу: – И тебя, дружок, тоже.
Снова отправлял их подальше. Значит, и сам еще не был уверен, что все неприятности позади.
Глава 9
К Кочемасовым Дружинин пошел один. Они жили в добротном доме улучшенной планировки, где в вестибюле сидела консьержка, а на лестничных площадках зеленели в кадках декоративные деревья. Дружинин ожидал увидеть совсем другое – загаженный подъезд, лифт, стенки которого исписаны похабными словами, а у подъезда, прямо в луже, непременно должен лежать пьяный. Но ничего подобного не было, и это очень удивило Дружинина. Он никогда не думал, что человек, живущий в таком презентабельном доме, способен сунуть бомбу в сумку и с этой сумкой спуститься в метро. Терроризм – это ведь акт отчаяния. А отчаиваются только неудачники. Так казалось Андрею.
Дверь не открывали долго. Дружинин уж было подумал, что ошибся, но вдруг щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге появилась женщина, одетая в черное. Изможденное лицо, скорбно сжатые губы, темные круги под запавшими глазами, в которых уже не осталось слез. Нет, он не ошибся.
– Здравствуйте, – сказал Дружинин.
– Здравствуйте, – отозвалась женщина.
В ее глазах были отчуждение и затаенная боль.
– Вы – Кочемасова?
– Да, я Кочемасова.
Наверное, она сейчас ни одной мысли не могла сформулировать сама, только отвечать на задаваемые вопросы, подумал Дружинин.
– Я по поводу вашего сына.
– Я поняла.
– Вот как? – удивился Дружинин.
– Не вы первый.
Женщина развернулась и пошла в глубь квартиры.
– Проходите, – сказала она, не оборачиваясь.
Дружинин переступил порог и захлопнул за собой дверь. Здесь было уютно, на взгляд Андрея, почти роскошно. Обстановка дорогая, но не крикливая.
– Вот сюда, пожалуйста, присаживайтесь, – показала Кочемасова на стул.
Сама она села напротив, и теперь между ними был стол. Он разделял их, как бы подчеркивая, что разговор предстоит сугубо официальный. Кочемасовых, наверное, не раз уже допрашивали. Вот почему эта настороженность в глазах женщины.
Дружинин извлек из кармана пуговицу и положил ее перед собой на стол. Он видел, как замерла Кочемасова. И ждал. Она смотрела на пуговицу неподвижным взором и все больше бледнела, и когда уже казалось, что она не выдержит, вдруг резко подняла руку к лицу и закрылась, отгородилась от Дружинина и от этой страшной пуговицы.
– Откуда это у вас? – спросила она, и голос ее прозвучал глухо.
– Я задерживал вашего сына. Там, в метро.
Пауза. Тишина. Было слышно, как негромко тикают на стене часы.
– Нам сказали, что какой-то парень с бомбой в сумке вошел в метро. Дали его фотографию. Я отыскал его на платформе, он как раз входил в вагон. Я и задержал его в вагоне.
– Зачем вы мне это рассказываете? – спросила женщина, не отнимая руки от лица. – Зачем вы вообще пришли?
– Я не хочу, чтобы меня считали убийцей.
– Я вас убийцей не считаю.
– Вы меня не поняли.
– Я вас прекрасно поняла.
Наверное, больше всего на свете она сейчас хотела, чтобы этот непрошеный гость ушел.
– Как страшно, – прошептала Кочемасова. – Жить, не зная ничего плохого, просто жить, и вдруг – удар, смерч, ураган, все рушится, и когда оглядываешься, вокруг – пустота. Ни семьи, ни друзей, ни самой жизни.
Она все еще прикрывалась рукой, но Андрей заметил, как по ее щекам скатились две слезинки.
– Я не знаю, что установит следствие, – сказал Дружинин, – но ваш сын взял в руки эту проклятую сумку не по своей воле.
Кочемасова молчала.
– Я хотел, чтобы он остался жив. Не только потому, что молод, но и потому, что кто-то другой дал ему эту сумку. А меня за то, что я не стал в него стрелять, потом едва не наказали.
– Вы хотите, чтобы я вам посочувствовала? – спросила Кочемасова, и Дружинин наконец увидел ее глаза.
В них была скорбь. И больше ничего.
– Нет, – пробормотал он, смешавшись. – Извините меня.
Кочемасова протянула руку и взяла пуговицу. Долго смотрела на нее, и вдруг из ее глаз побежали слезы. Она плакала беззвучно, как будто в немом кино. Дружинин хотел было принести ей воды, но не посмел. Сил не было на то, чтобы подняться со стула. Это продолжалось несколько минут, показавшихся Дружинину вечностью. Потом Кочемасова тыльной стороной ладони вытерла слезы.
– Я пришел к вам для того, чтобы попросить прощения, – сказал Дружинин.
– За что?
Дружинин подумал.
– Не знаю. Не могу объяснить. Мне очень жаль, что так получилось. Вы сказали, что я не первый, кто приходил к вам по этому поводу. Это, наверное, были люди, которые ведут следствие. Я не от них. Я сам от себя.
– Я это тоже поняла.
– Каким образом? – удивился Дружинин.
– Я уже многих повидала. Они все на одно лицо. И те, что по делу Пети приходили, и те, которые занимались делом моего мужа. Вы на них не похожи.
Щелкнул замок в двери. Дружинин обернулся.
– Это дочь пришла, – сказала Кочемасова.
В комнату вошла девушка, почти еще девочка. Очень похожая на мать. И та же затаенная боль во взгляде.
– Здравствуйте, – сказала она.
– Добрый день, – пробормотал Дружинин.
В этом доме поселилась беда. Андрей ощущал ее ледяное дыхание, она заполняла каждый уголок этих уютных комнат. Хотелось поскорее выйти наружу – туда, где сияло солнце и текла обычная жизнь.
– Вы что-то сказали о вашем муже, – напомнил Дружинин, чтобы хоть что-то сказать.
– Мой муж погиб.
– Давно? – вырвалось у Дружинина.
– В прошлом году.
– Извините.
– Вы в этом не виноваты.
Кочемасова вздохнула и положила ладони на стол. У нее были красивые руки. Такие руки созданы, чтобы их целовать.
– Вы правы, – сказала она. – Пете самому никогда и в голову бы не пришло подбрасывать бомбы. Кто-то другой дал ему эту сумку.
Дружинин кивнул, давая понять, что нисколько не сомневается в этом.
– Ему звонили, – сказала Кочемасова. – Угрожали.
– Кто? – вскинулся Дружинин.
Женщина пожала плечами:
– Я не знаю. Он скрывал это от меня. Аня вот знала, – кивнула она на дочь. – Но мне сказала слишком поздно. Когда все это уже случилось.
– Вы говорили об этом следователю?
– Да.
– И что же он?
– Ничего. Мне показалось, что никто просто не хочет заниматься этим делом. У них в руках уже был преступник – мой сын, – и это все, что им было нужно.
