Светлана Лубенец - Переписать судьбу
Наташа не успела еще как следует успокоиться с приходом отца, а потом и мамы, как в гости зашла бабушка. От страха, накатившего новой удушливой волной, у девушки закружилась голова. Сейчас бабушка призовет ее к ответу, надо будет что-то говорить… А что? Оправданий ее поступку нет. Наверно, кукла погибла именно из-за того, что была куплена на ворованные деньги. Как объяснить взрослым то, чему нет объяснения? Они все равно ничего не поймут, посчитают Наташу преступницей и, может быть, сдадут в детский дом… Хотя кому она там нужна? Стольким детям по-настоящему требуется приют, а тут она, которая живет на всем готовом, имеет и родителей, и бабушку… Конечно, ее никуда не отдадут, она просто сделается в своей семье чужой… Может быть, даже придется бежать из дома… Но куда? В никуда… Будет просто скитаться…
– Натуська, чего ты, как неживая? – услышала она голос отца. – Возьми у бабушки пакет, у меня руки еще грязные, и выложи из него пирожки на блюдо! Бабуля опять решила нас побаловать!
С трудом очнувшаяся от невеселых дум, Наташа приблизилась к бабушке, не глядя ей в глаза, взяла пакет и пошла на кухню. Ей казалось, что вот-вот, сейчас, через пару-тройку секунд, она услышит слово «воровка!». Но оно так и не прозвучало ни в тот момент, когда она шла на кухню с бабушкиным пакетом, ни позже, когда они уже все вместе пили чай с пирожками. Бабушка ни словом не обмолвилась о том, что пропали деньги. Наташа ничего не понимала. Может быть, вчера бабуля не успела на почту, денег не получила, а потому в свою жестянку и не заглядывала. Да, скорее всего, именно так. Не стала бы она сидеть у них на кухне с таким умиротворенным видом, если бы подозревала, что внучка ее обворовала. И пирожков не принесла бы. Она вообще пришла бы с пустыми руками и сказала, что ей теперь не на что даже продуктов купить. На Наташу она смотрит вполне доброжелательно и даже не замечает, что у внучки трясутся поджилки. Девушка некстати подумала, что не знает, где именно должны трястись поджилки. У нее потряхивало все тело. Даже если сегодня бабушка еще не обнаружила пропажу, то скоро все равно обнаружит, и тогда начнется ужас. Но лучше бы он начался уже сейчас. Лучше внутри ужаса находиться, чем его ждать. Может, признаться? Нет… Все сейчас тихо сидят, отдыхают, спокойно пьют чай, а она им – нате, получите… Так нельзя… Надо как-то по-другому… Но как? Надо еще подумать… Время еще есть… А до чего есть время? До какого-такого события?
Наташа тряхнула головой, чтобы перестать крутить в голове эти отвратительные мысли. В висках заломило, она непроизвольно сморщилась и дотронулась до них пальцами обеих рук.
– Что-то ты, дочь, какая-то вялая, – сказал отец. – Голова, что ли, болит?
Девушка нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть.
– То-то, я гляжу, на себя не похожа!
– Иди полежи, Тусик, – предложила мама, – я тебе сейчас таблетку принесу.
– Вот только не надо таблеток, этой химии! – тут же вступила бабушка. – Сон излечит все! Ложись, Наташка, и спи! Завтра встанешь как новенькая!
Девушка кивнула, вышла из-за стола и отправилась в свою комнату. Она действительно решила лечь в постель, поскольку так переволновалась, что чувствовала себя совершенно обессиленной. Да и голова побаливала.
Она почти сразу провалилась в беспокойный, поверхностный сон, когда трудно точно определить границу между сновидениями и прорвавшейся сквозь них явью. Наташа чувствовала, как прохладная рука мамы опускалась ей на лоб, слышала обрывки разговоров родителей с бабушкой, но не могла даже пошевелиться. В конце концов квартира и родные люди пропали из ее сознания. Их милые лица сменило лицо парня в синей толстовке. Наташа не очень четко его помнила, поскольку запоминать не собиралась, и потому оно было расплывчатым и неприятным. Только улыбка была хороша и жила как бы отдельно от него, как у знаменитого чеширского кота. А синяя толстовка все приближалась и приближалась. Вот она облепила девушке лицо, и ей стало трудно дышать. Наташа пыталась содрать с себя душную ткань, и ей даже удалось, но лучше бы она этого не делала. На нее откуда-то снизу пристально смотрел открытый глаз Габи. Очень скоро стало понятно, почему именно снизу – кукла в опущенной руке держала за волосы свою голову. За ее спиной высилась громада шкафа с открытой дверцей. Никакой одежды в нем не было. Темнел лишь провал, из которого струился густой сизый дым. В его клубах кукла выглядела особенно зловеще. Ее безголовые плечи были замотаны серой рваной шалью с кистями, к которым прицепились колючие шарики, похожие на головки репейника. Клок волос, за которые кукольные руки держали голову, казался седым. Оба глаза Габи прикрывали веки абсолютно без ресниц, верхняя губа была на месте, а нижняя изгибалась мокрым бурым червяком. Голова будто что-то хотела сказать Наташе, но у нее никак не получалось. Изо рта вылетали только шипящие и свистящие звуки, что, видимо, никак не могло устроить куклу. Из-под шали выпросталась вторая рука. Судя по ее судорожным движениям, было понятно, что с закрытыми глазами Габи никак не может найти то, что ищет. В конце концов ее рука зацепила еще один собственный клок волос, и голова удовлетворенно рассмеялась таким отвратительно-скрежещущим смехом, будто кто-то открывал и закрывал насквозь проржавевшую калитку металлической ограды. Затем Габи уже двумя руками водрузила свою голову на плечи. Ее глаза тут же открылись, но были вовсе не зелеными, а черными и глянцевыми, будто оливки из банки. Когда кукла перевела свой взгляд на Наташу, у той от страха препротивно заныл желудок. А черные, хищно блестящие глаза Габи все приближались и приближались. Когда Наташа уже совсем отчаялась вырваться из-под магнетического взгляда кукольного монстра, ей удалось проснуться. Она не сразу это осознала и принялась озираться по сторонам, опасаясь, как бы страшная Габи не набросилась на нее сзади. Но куклы нигде не было, шкаф стоял с мирно закрытыми дверцами, и девушка поняла, что спала. Приснившийся кошмар тут же напомнил ей существующее положение вещей, которое было ничуть не лучше сна. Любой сон рано или поздно заканчивается, проснуться-вырваться из яви невозможно. В ней придется существовать.
Наташа бросила взгляд на ярко-синие цифры электронных часов. Половина третьего ночи. Спать абсолютно не хотелось. Кожа была влажной от пережитого ужаса, во рту стоял металлический привкус. Девушка спустила ноги с дивана, чтобы пройти на кухню и попить, но поняла, что не сможет этого сделать, поскольку непременно надо будет проходить мимо шкафа, где лежит Габи. Только от одной мысли об этом Наташино тело снова свело судорогой страха. Нет, лучше уж остаться в постели. Может быть, все же удастся заснуть? Да, но тогда снова может присниться кошмар! Лучше уж не спать, а утром по дороге в школу обязательно выбросить Габи в помойный бак.
В борьбе со своими мыслями, страхом и сном Наташа провела довольно долгое время, но потом, измотанная собственными усилиями, все же заснула. Ей не снилось вообще ничего, она будто провалилась в темное, бархатное небытие, из которого ее вернул к жизни мамин голос и легкое потряхивание за плечи.
– Натуська! – прокричала мама. – Вставай немедленно! Мы почти проспали! Еще не опоздали, но все к тому идет… Если поторопишься как следует, к первому уроку успеешь!
– Как проспали? – удивилась Наташа, с трудом отходя от своего очень глубокого сна.
– Так! Ночью выключили электричество, часы сдохли… Вот я все время говорю, что надо купить обычный механический будильник, так никто меня не слушает!
– Можно еще на мобиле устанавливать будильник, – пробубнила девушка, понимая, что мама, запершаяся в ванной, ее уже не слышит. – Хотя… и телефон может разрядиться… Но и механический будильник можно забыть завести… Человек сам себе враг…
После изречения в безлюдное пространство только что придуманного афоризма Наташа достала из сумки мобильник. Часы показывали сорок пять минут восьмого. Через пятнадцать минут ее будет ждать на крыльце Калинин. Девушка соскочила с дивана, быстро натянула джинсы и любимый джемпер, покидала в сумку учебники и тетради, понадеявшись, что правильно помнит сегодняшнее расписание уроков, и вылетела из комнаты. В освободившейся ванной почистила зубы, провела щеткой по коротким пушистым волосам, потом заскочила в кухню, вытащила из ковшика одну из двух сосисок, которые уже поставил вариться папа.
– Наташка! Сядь и нормально поешь! Успеешь!! – прокричал ей в спину отец, но его дочь с сосиской во рту и школьной сумкой на плече уже возилась с замком входной двери.
Калинин действительно ждал свою одноклассницу.
– Ну что, подумала? – встретил он ее вопросом.
– О чем? – удивилась Наташа, сожалея о второй сосиске, которая для нее наверняка еще варилась в папином ковшике.
– Как о чем? Мы договорились, что ты подумаешь, можно ли мне рассказать о том парне, который тебя преследует.
