Аркадий Неминов - Пять граммов бессмертия (сборник)
И ведь как этот подлец Грошев все рассчитал! Алексей теперь навсегда повязан по рукам и ногам, ведь он – соучастник преступления! Связующее звено, так сказать. И – косвенный убийца!
И тут его будто что-то толкнуло. От пришедшей вдруг мысли у него похолодели конечности, и сразу пересохло в горле: а кто сказал, что, убрав одного из главных свидетелей, Грошев на этом остановится?! Ведь из них троих теперь только он, Алексей, еще знает о страшной тайне!
Леша нервно сглотнул подступивший к горлу комок. Надо было что-то делать, но что?
И тут его снова осенило. Конечно же, он, как и покойный Виталик, должен подстраховаться! Алексей даже повеселел. Нет, он знает, что надо делать! Он подробнейшим образом опишет, как все было, с указанием имен и фамилий, ничего не утаивая. И адресует это письмо Колмогорову. Алексей даже придумал надпись на конверте:
«В случае моей смерти передать Колмогорову В. Н. лично в руки!»
Да, именно так! Тянуть с этим он не будет. Завтра же напишет, спрячет где-нибудь в квартире, а потом пойдет к Грошеву и намекнет: мол, если что, письмо с компроматом незамедлительно попадет в руки правосудия! Директор теперь ему не страшен!
Алексей прошел в ванную и сунул голову под ледяную воду, чтоб унять головную боль, с новой силой сжавшей виски. Стало немного легче. Приняв обезболивающее и снотворное, он снова улегся, закрывшись с головой.
«Не пойду сегодня на работу! Пошло оно все к черту! Гори все синим пламенем!»
И, уже проваливаясь в сон, он с ужасом сообразил, что ему категорически нельзя было принимать эти препараты вместе! Однажды он чуть было не погиб из-за этого. Его тогда чудом откачали.
Как сказал врач, спасший ему жизнь, все дело было в индивидуальной непереносимости сочетания двух этих препаратов, в то время как по отдельности они были для него совершенно безвредны. Алексей даже специально держал их в разных местах. Но сегодня этот факт почему-то вылетел из головы…
Странно, но теперь у него не было того животного страха, который он испытал в прошлый раз, когда смерть только немного обожгла его своим ледяным дыханием. Наоборот, сейчас ему было удивительно хорошо, и каким-то шестым или седьмым чувством он уже знал, что этот сон не будет кошмаром…
* * *– Может быть, мне все-таки пойти с вами? – беспокойно предложила Елена Дмитриевна, когда они присели на «дорожку» перед тем, как отправиться на заседание суда, назначенного на сегодня. – Понимаешь, я подумала вот о чем: а вдруг понадобятся мои свидетельские показания?
– Мама, я тебе уже говорила, что существует юридическая процедура, при которой свидетелей приглашают на заседание суда заранее. Если тебя адвокат не пригласил, значит, твое присутствие не требуется. И вообще, с Санькой кто-то должен остаться? – сказала Катя.
– Не нравится мне этот ваш Аронович! – Елена Дмитриевна покачала головой. – Скользкий он какой-то.
– Ага, а воришка Чуркин вам больше нравился? – с горечью в голосе спросил Сева.
– Но ведь эту тетрадь так и не нашли! – робко возразила теща. – И потом, не пойман – не вор! Это ведь только наше предположение!
– А куда она делась, по-вашему? Испарилась? Только Виталик видел, где я ее держал! Хоть и не принято говорить о покойниках плохо, но я и сам оказался жертвой обаяния этого проходимца. Не всегда, видно, первое впечатление самое верное. Одна только Катя и проявила тогда здоровый скептицизм. Не хочу показаться пессимистом и предвосхищать события, но я до сих пор далеко не уверен, что мы как-нибудь сможет выкарабкаться без этой тетради, украденной Чуркиным, даже с помощью Ароновича. Ведь как назло – абсолютно все обернулось против нас: сначала это необъяснимое хулиганство с электричеством и, как следствие, выход из строя ноутбука, затем воровство тетради, потом несчастный случай с Виталиком!..
– Опять ты, Сева, нудить начал? – поморщилась Катя. – Да еще перед судом! Семен Григорьевич считается очень сильным адвокатом, не зря его нам Вадим предложил. Аронови не раз вытаскивал его фирму из заведомо провальных дел. Надеюсь, что и с нами он не просто так полтора месяца кряду возился. Нет, я ему доверяю! – твердо проговорила Катя, вставая. – Пойдем, Сева, время поджимает.
Она обняла мать и произнесла ей на ухо:
– Держи за нас кулачки!
– С Богом! – неумело, в спину перекрестила уходящих детей неверующая Елена Дмитриевна.
– Прошу встать! Суд идет! – громким голосом произнесла секретарь суда. – Слушается дело… Истец – Грошев Валерий Петрович… Ответчик – Колмогоров Всеволод Николаевич… О защите чести и достоинства… А также в краже со взломом… Слово для обвинения имеет прокурор Васильев…
– Уважаемый суд… Из материалов дела следует, что… ответчик при большом скоплении представителей прессы фактически обвинил истца в присвоении интеллектуальной собственности в виде научного открытия в области медицины, а именно: препарата для излечения наследственных болезней ЛБН… Это беспрецедентный акт… Известный ученый, директор солидного заведения… Вопиющий пример беспринципности в науке… Оболгал серьезнейшего научного деятеля… Втоптал в грязь честное имя… Под покровом ночи… Вероятно, сфотографировал необходимые материалы… с целью присвоения научного труда в виде студенческой дипломной работы, написанной истцом в соавторстве с неким Осиповым… Существуют видеозаписи съемки скрытой камерой…
Неопровержимые улики… Налицо воровство интеллектуальной собственности… Таким образом, на основании вышеизложенного, заслуживает наказания в виде… лишения свободы…
Все, что происходило в зале суда, для Севы пронеслось одним сплошным страшным ураганом в виде обрывков фраз и речей, громких высказываний, возгласов с мест разношерстной толпы, набившейся в помещение суда до отказа. Теперь он сидит на пресловутой скамье подсудимых! Он, который за всю свою жизнь даже мухи не обидел! Что же это происходит? Неужели это не сон?! И разве не во сне этот строгий прокурор в голубом кителе произносит сейчас эти страшные слова о лишении его… свободы!! За что?! За то, что он, просиживая ночами напролет, корпел над формулами после тяжелого трудового дня в магазине? За то, что он, получив этот фермент, спас жизнь не только своей жене, но и многим тысячам несчастных? И теперь, найдя панацею от страшной болезни, он потеряет свободу и свое доброе имя?
А что будет с Катей, Санькой и Еленой Дмитриевной? Почему-то именно перед тещей ему было особенно стыдно. Может быть, из-за того, что он их всех подвел, так безалаберно профукал то, что надо было беречь пуще глаз, так бездарно распорядился своим открытием, и не только своим, а, в первую очередь, открытием ее мужа, чье имя упоминается здесь, в лучшем случае, нейтральном контексте…
Глава 14
– Слово для защиты имеет адвокат ответчика Аронович…
Адвокат, разложив свои бумаги, не спеша поднялся со своего места.
Это был очень колоритный человек! Небольшого росточка, полноватый, отдувающийся на каждом шагу, с залысинами на большой голове, он производил впечатление очень умного и образованного человека. Его круглое, добродушное и, на первый взгляд, простое лицо очень скоро убеждало любого собеседника, что перед ним человек себе на уме, человек, знающий себе цену, умеющий добиться своего во что бы то ни стало!
Глаза улыбчивого толстячка Ароновича, как маленькие черные буравчики, заглядывали, казалось, в самое нутро собеседника, выворачивая наизнанку его душу и тело. Судейские, давно знавшие Семена Григорьевича, старались избегать ссор с ним, даже не отдавая себе в этом отчета. А за пределами зала суда выказывали ему всяческое почтение.
Сева с тоской приготовился слушать. Для него было совершенно очевидно, что только чудо может освободить его от этого груза обвинений, неопровержимых улик и убийственных доказательств, так ловко собранных обвинителем и предоставленных на всеобщее обозрение как безоговорочно доказанную вину.
– Господа, прежде всего, я хочу спросить всех здесь присутствующих: кого-нибудь убили, не дай Бог, или изнасиловали, может быть, совершили ограбление века? Нет, и еще раз нет! Речь на этом судебном слушании не идет о каком-нибудь ужасном и мерзком преступлении. Здесь говорится о краже собственности, как мы все поняли из слов уважаемого господина прокурора. Но не материальной собственности в виде дорогого авто или фамильных бриллиантов, а интеллектуальной и, я бы сказал, эфемерной собственности, а, возможно, речь даже идет о плагиате. И на этом основании – о якобы порочащем истца заявлении моего подзащитного о том, что он и есть тот самый автор фермента. Заметьте, уважаемый суд, господин Колмогоров напрямую никого не обвинял! Он просто сказал, что создал формулу, на основании которой и было синтезировано это лекарство. И здесь нам предстоит разобраться, кто же у кого похитил эту самую собственность в виде идей, мыслей, титанического многолетнего интеллектуального труда, принесшего, наконец, всем обреченным на смерть людям избавление от страшного недуга. Встает вопрос – кто же истинный автор этого пресловутого фермента, кто, так сказать, его родитель? Тут нам тыкали в нос некой дипломной работой, которую якобы мой подзащитный даже не украл, а то ли сфотографировал, то ли так запомнил, но использовал для своих гнусных целей: выдать ее за свою! Не так ли, господин прокурор, у вас это прозвучало? Я ничего не упустил? Ведь эта дипломная работа как лежала в столе Грошева, так и осталась лежать нетронутой! Позвольте, но у меня тут же возникает один маленький вопрос: а почему сам многоуважаемый истец не воспользовался этой студенческой работой и не создал без всякой посторонней помощи это лекарство раньше, когда о Колмогорове еще никто не знал в научном мире? Я вам сам отвечу на этот вопрос! Ему было некогда заниматься научной деятельностью вообще и этой тематикой в частности. Господин Грошев не был ученым, он был чиновником от науки. Дабы не отвлекать уважаемый суд, я хочу опустить долгий перечень занимаемых им должностей в Минздраве под началом его тестя, человека достойного и уважаемого, но такого же чиновника… вечная ему память! Остановлюсь только на последней. На должности директора, которую господин Грошев занял совсем недавно, занимаясь в институте хозяйственной, подчеркиваю, деятельностью. И что же получается? До прихода в НИИ, равно как и в самом институте, Грошев ни минуты не был занят научной работой. Что, по-моему, даже и не требует особых доказательств. Это – во-первых. А во-вторых, даже если бы он и хотел это сделать, сама эта пресловутая студенческая работа – безусловно, талантливая в свое время, но сырая с точки зрения современной науки – представляет собой разве что исторический, а вовсе не научный интерес. И тем более не является каким-то открытием теперь, в данный промежуток времени. Идеи там есть, но их требовалось развить, довести до ума. А на это необходима была прорва времени, сил и энергии. И каждодневный кропотливый труд! Это не мое голословное утверждение. Мнение экспертов, подшитое к делу – тому подтверждение! И совсем другое дело – мой подзащитный, который в свое время трудился в вышеназванном заведении на протяжении десятка лет под руководством своего шефа, наставника, научного руководителя – известнейшего ученого-генетика профессора Осипова. Того самого, который всю свою жизнь положил на поиски лекарства от болезни, унесшей жизни его родных, его самого, и чуть было не погубившей его дочь. Именно Осипов – соавтор той самой дипломной работы, о которой здесь все время велась речь. И я вас спрашиваю: зачем Колмогорову красть сегодня то, что у его наставника и так было еще вчера?! Но что, господа, мне кажется особенно интересным? Покопавшись в архивах мединститута, я нашел рецензии руководителей дипломного проекта студентов Осипова и Грошева, в которых говорится об исключительной способности только одного из вышеперечисленных дипломников. Нетрудно догадаться, что это был именно Осипов! Материалы также приложены к делу. Идем дальше. Что же мы видим, уважаемый суд? Есть два соавтора одной работы, один из которых никогда не занимался и не занимается наукой, а второй на это положил жизнь!
