Люси Монтгомери - Энни из Грин Гейблз
Марилла не верила собственным ушам.
– О, Энни, конечно я бы выдюжила, если б вы не уезжали так далеко, но… не могу принять от вас такую жертву! Это было бы ужасно!
– Ерунда! – засмеялась Энни. – Какая же это жертва? Принести в жертву Грин Гейблз – вот это было бы настоящей катастрофой. Нет, мы должны сохранить за собой это доброе старое место. Я всё уже решила, Марилла. В Редмонд не поеду. Останусь здесь и буду преподавать! И не беспокойтесь больше об этом!
– Но ваши планы – и…
– Ну, планов у меня и сейчас предостаточно. Только сейчас они уже направлены несколько в иное русло. Я хочу стать первоклассной учительницей! А ещё я очень хочу спасти ваши глаза! Я ведь могу продолжать учёбу и дома; постараюсь самостоятельно освоить предметы, которые изучают в колледже. О, Марилла, планов у меня миллион! Целую неделю я всё тщательно обдумывала. Я могу достойно жить здесь, много отдавать людям, и жизнь, надеюсь, воздаст мне за это сторицей. Когда я покидала Академию, мой дальнейший жизненный путь представлялся эдаким прямым и гладким. Ну, оказывается, дорога повернула. Не знаю, что лежит за этим поворотом, но, мне кажется, там всё – только хорошее. Марилла, а в поворотах судьбы что-то есть! Мне самой интересно узнать, а что дальше? Какие там открываются новые пейзажи и красоты – сколько оврагов и холмов – какова игра света и тени – как светят солнце и луна в моём будущем?
– Но я не могу позволить вам отказаться от блестящего будущего! – сказала Марилла, возвращаясь к вопросу об учёбе в Редмонде.
– А что вы со мной сделаете? Мне ведь уже – шестнадцать с половиной! К тому же я «упряма, как осёл», как однажды сказала обо мне миссис Линд, – Энни рассмеялась. – О, Марилла, перестаньте меня жалеть! Я не люблю этого. К тому же, на то нет никакой причины. Сердце моё полно восторга, ведь мне теперь не нужно покидать родимую усадьбу Грин Гейблз. Никто её в целом мире не любит так, как вы и я. А, значит, мы не должны отдавать её кому бы то ни было!
– Благослови вас Господь, девочка моя! – сказала Марилла, уступая. – Вы преображаете мою жизнь. Я, конечно, должна была бы заставить вас поехать в колледж, но чувствую, что не смогу этого сделать. Поступайте, как знаете, Энни!
По всему Эвонли быстро распространилась весть о том, что Энни Ширли остаётся дома с твёрдым намерением учительствовать и отказывается от учёбы в Редмонде. По правде сказать, это вызвало в народе много толков. Некоторые добрые жители Эвонли, которые ничего не знали о прогрессировавшей близорукости Мариллы, решили, что Энни попросту сошла с ума. К числу таких людей, естественно, не принадлежала миссис Аллан. Она нашла тёплые слова, чтобы выразить свою симпатию и одобрить самоотверженный поступок Энни; последняя, выслушав их, заплакала от счастья… Обо всём, конечно, знала и почтенная миссис Линд. Однажды вечером, она пришла в Грин Гейблз и увидела Мариллу и Энни, сидящими на ступеньках в тёплых, насыщенных ароматами летних сумерках. Они любили сидеть вот так на закате дня, глядя на белых мотыльков, порхавших в саду, и вдыхая запах мяты из чуть влажного воздуха.
Миссис Линд дала отдых своему большому, грузному телу на каменной скамье у крылечка, за которой росло множество высоких розовых и жёлтых штокроз. Устроившись на скамье, она облегчённо вздохнула.
– Ну, доложу я вам, как хорошо наконец-то перевести дыхание! – сказала она. – Весь день – на ногах! Все мои двести фунтов – неплохая нагрузка для пары ног, не правда ли? Марилла, это дар божий, что вы не полная! Цените это! Ну, Энни, слышала, что вы отказываетесь от учёбы в Редмонде. Я обрадовалась, когда мне об этом сказали. Вам, как женщине, образования, полученного в Королевской Академии, хватит с лихвой. Какая от того польза для девушки, если она ходит вместе с парнями в колледж и пытается вбить себе в голову латынь, греческий и прочую дребедень?
– Латынь и греческий я собираюсь учить здесь, миссис Линд, – засмеялась Энни. – Я буду заниматься, не выходя из Грин Гейблз! И выучу всё, что преподают в колледже!
Миссис Линд в ужасе всплеснула руками.
– Энни Ширли, вы – самоубийца!
– Вовсе нет! Это мне пойдёт только на пользу! Я же буду учиться в своё удовольствие! Как говорит «жена Джозефа Аллена», «во всём надо придерживаться золотой середины». У меня будет полно времени длинными зимними вечерами, и во время каникул, естественно, тоже. Собираюсь учительствовать в Кармоди, как вам известно.
– Ну, не знаю, не знаю! – с сомнением сказала миссис Линд. – Я-то думала, вы остаётесь преподавать здесь: ведь, согласно решению попечительского совета, вам предоставляют место в школе Эвонли!
– Миссис Линд! – воскликнула Энни, мгновенно вскакивая на ноги. – Но ведь я думала, вопрос уже давно решился в пользу Гильберта Блифа!
– Всё так, девочка моя. Но стоило Гильберту узнать, что вы претендовали на то же самое место, как он явился на совет попечителей, который состоялся вчера вечером в школе, и забрал своё заявление, порекомендовав, чтобы приняли вас вместо него. Он принял решение преподавать в Уайтсендсе. Конечно, всё это он сделал исключительно ради вас, ведь он знал, как не хотите вы расставаться с Мариллой. Это – очень благородный поступок с его стороны, не правда ли? Настоящее самопожертвование, ведь в Уайтсендсе ему придётся платить за проживание, а всем известно, что с деньгами у Блифов не густо… Но совет попечителей, в конце концов, решил вопрос в вашу пользу. Я так обрадовалась, когда Томас принёс домой эту весть!
– Не думаю, что я должна принять это предложение, – прошептала Энни. – Я имею в виду, мне не следует позволять ему приносить такую жертву ради меня!
– Но дело сделано. Гильберт принят на работу в Уайтсендсе. Так что ваш отказ ничего не изменит, разве что вы сами себе навредите. поступайте на работу в школу, и – точка! Преподавать вам будет легко, так как в школе не осталось больше ни одного Пая. Джоси была последней из «могикан». За последние лет двадцать в школе Эвонли училось несколько Паев. Прямая обязанность учителя заключалась в том, чтобы напоминать Паю, что он вовсе не «пуп земли». Господи! Со светом в Дианином окне происходит какое-то сумасшествие! Вы только взгляните!
– Это Диана подаёт мне сигналы! – засмеялась Энни. – Вы знаете, мы не забываем старых традиций! Простите, побегу к ней, узнаю, в чём дело!
И Энни понеслась, подобно лани, по покрытому клевером склону, и исчезла в ельнике Охотничьих Угодий. Миссис Линд с улыбкой посмотрела ей вослед.
– Какой она, всё-таки, ещё ребёнок!
– Но в остальном – она уже настоящая леди, – поджала губы Марилла, в которой на мгновение проснулась былая тяга к дискуссиям… Но Марилла с некоторых пор утратила жёсткость, которая раньше была ей присуща. Вернувшись вечером домой миссис Линд сказала своему мужу Томасу:
– Ты не поверишь, Марилла Катберт теперь – верх добродушия!
Вечером следующего дня Энни отправилась на кладбище, чтобы принести на могилу Мэтью свежих цветов и полить розовый куст. Она сидела там до самых сумерек, в тишине и покое, едва улавливая краешком уха шелест тополиных листьев. Они шептали что-то очень хорошее, дружеское, и им вторили травы, произраставшие на участках между могилами. Но вот она покинула кладбище и стала спускаться по длинному холму вниз, к Озеру Сверкающих вод. Последние солнечные лучи скрылись за горизонтом; Эвонли постепенно погружался в темноту, «которая изначально царствовала в этом мире». Воздух был свеж, и дул ветерок, принося с собою с полей сладкий, медовый запах клевера. Огни домов мигали то здесь, то там между деревьев приусадебных хозяйств. А внизу лежал залив, тёмно-фиолетовый, как чернила; над водой стелился лёгкий туман, и волны тихо нашёптывали что-то берегам. На западе ночь стирала последние краски заката, которые отражались в прудовой воде. Красота эта вновь наполнила сердце Энни трепетом, и она всей душой устремилась навстречу ей.
– Добрый, старый мир, – прошептала она, – ты – такой прекрасный! Как я счастлива, что живу в этом мире!
На полпути к подножию холма располагалась усадьба Блифов. Высокий молодой человек вышел из её ворот, что-то беззаботно насвистывая. Это был, конечно, Гильберт, и свист замер на его губах, так как он узнал Энни. Гильберт Блиф учтиво приподнял шляпу, но так и пошёл бы дальше по своим делам, если бы Энни сама не остановилась и не протянула бы ему руки.
– Гильберт, – произнесла она, внезапно покраснев. – Спасибо, что отдали мне место в школе. Не могу выразить, как я вам признательна!
Гильберт крепко пожал протянутую ладонь.
– Мне было приятно оказать вам небольшую услугу, Энни, – скромно сказал он. – А после всего… этого мы сможем стать друзьями? Вы… простили меня?
Энни засмеялась и безуспешно попыталась высвободить руку.
– Я простила вас, Гил, ещё тогда, у пруда. Но сама себе в этом не призналась. Маленькая, упрямая гусыня! Но я – сознаюсь вам, так уж и быть! – почти сразу раскаялась в своём упрямстве!
