Наталья Корнилова - Быстрее пули
Родион с умным видом покачал головой, а потом проговорил:
– Ну а «жучок»-то вы ей зачем дали, Марина Борисовна?
– Что? Ах это… Да куда ж мне деваться, когда она своими глазищами как уставилась – хлоп-хлоп. Говорит, есть у тебя такая штучка. Подавай.
– М-да, – скептически произнесла я.
Пенсионерка взглянула на меня, поднялась с дивана и поспешила откланяться.
* * *Ресторан «Клеопатра» находился недалеко от нас.
Это заведение, в свое время бывшее заурядной точкой общепита под удручающе скучной вывеской «Столовая», а теперь переделанное согласно веяниям нового времени, было отнюдь не самым дешевым.
Но тот факт, что наше агентство уже больше недели сидело без работы, не могло расстроить относительного финансового благополучия. Посидеть в заведении господина Каллиника мы пока вполне могли себе позволить.
Откровенно говоря, я не до конца поняла, зачем боссу, собственно, понадобилось туда идти: то ли для того, чтобы разнообразить свою жизнь, то ли потому, что он усмотрел в рассказе свирепой старухи какое-то рациональное зерно и теперь ожидал, что в «Клеопатре» может произойти что-то наподобие трагического происшествия в клубе «Пирамида» или расстрела у дома бизнесмена Семина.
А может, он просто воспользовался отсутствием своей жены и решил выбраться со мной в свет. Ведь, если отбросить ложную скромность, я куда красивее Валентины, и ему приятно видеть в моем лице не только компаньона и сотрудницу его агентства, но и просто очаровательную женщину.
Родиона Потаповича даже не смущало то, что я никогда не воспринимала его как мужчину.
В этом плане я предпочитала иной тип представителей так называемого сильного пола: высоких, аккуратно выбритых и причесанных и с хорошими манерами.
А Родион – Родиона я едва заставила причесаться и побриться. Босс, будучи не особо высоким, к тому же довольно тощим и с тонкой шеей, которая удерживала слишком большую и тяжелую голову, был полной противоположностью моему идеалу мужчины.
Надев вечерние туфли, я выяснила, что на полголовы выше босса, который намылился надеть в ресторан чуть ли не какие-то тапочки.
После пяти минут нервотрепки Родион все-таки надел туфли.
Нацепив стильные очки в дорогой оправе, которые он неизвестно зачем держал в нижнем ящике стола, а носил такую раскоряку, какую Маяковский метко поименовал «очки-велосипед», и надев легкий темный костюм, Родион стал похож на Стивена Спилберга.
– Вот это уже совсем другое дело, – с удовлетворением сказала я.
«Клеопатру» мы пришли приблизительно в восемь часов вечера. В это время ресторан был еще не полон, однако тут оказалось существенно больше людей, чем я ожидала. И в основном зале, и на широкой белокаменной балюстраде, обводящей ресторан по периметру.
Вот на последнюю-то мы и отправились.
Мы уселись за столик как раз по соседству со скульптурой Клеопатры со светящимися змеями в руках. По всей видимости, последние были сделаны из пластика под мрамор и содержали фосфоресцирующие световоды. На фигуру египетской царицы какой-то шутник приклеил счет с итоговой цифрой в пять тысяч рублей.
Нам подали меню, и мы немедленно углубились в него. Определившись с выбором блюд, я начала рассматривать помещение ресторана. Тем временем Родион сделал заказ официанту, и тот удалился.
– Надо полагать, господин Каллиник не принадлежит к числу самых бедных сограждан, если владеет таким рестораном, – заметила я.
– Да, – отозвался Родион, – я сегодня просматривал его файл в базе данных ФСБ.
– Опять попросили доступ к ней у Саши-чекиста? – насмешливо спросила я.
– Разумеется. Так вот, господин Каллиник весьма преуспевающий бизнесмен. Имеет обширные связи в различных влиятельных кругах. Например, прямой выход на банки – к кредитам и выгодным договоренностям обеспечивал ему господин Рейн, управляющий «Торо-банком». В политических кругах Каллиник имел представительство в лице второго своего близкого друга, господина Семина. Господин Семин, как известно, являлся членом Госдумы. Туда он попал по спискам партии, которая так не любит буржуев. А Виктор Иваныч Семин и есть самый что ни на есть ортодоксальный буржуй – владелец сети крупных автосалонов и авторемонтных мастерских.
– Позвольте, Родион Потапович, но член Госдумы не может иметь свой бизнес, – сказала я.
Босс улыбнулся:
– По закону – да. Но, как известно, строгость российских законов смягчается тем, что их никто не выполняет. Закон легко обойти, Мария. Весь его бизнес был оформлен на подставных лиц. Кстати, говорят, Семин потому и в Думу попал, что удачно подарил кому надо на день рождения замечательную буржуйскую машину «Мерседес». Широким народным массам эта демократическая модель известна под именем «шестисотого». Анекдотично, правда?
– Вы так рьяно взялись за это дело, босс, как будто вам его уже заказали, – отозвалась я.
Родион Потапович сразу скис. Пыл пропал, огонь в глазах угас, и он без особого энтузиазма оглянулся и произнес вялым голосом:
– И где там наш ужин?
* * *Уже через полчаса все было кончено.
Нет, я не придаю этой фразе трагического звучания, как это время от времени бывало в моей бурной биографии. Просто иначе сложно поименовать мизансцену: мой босс Родион Потапович Шульгин с потерянным видом смотрит на тарелку с бренными останками оприходованного цыпленка, который наверняка влетит боссу в копеечку. Но самый трагический взгляд, бесспорно, был брошен в сторону совершенно опустевшей бутылки белого вина.
Я не выдержала:
– Да что вы, в самом деле, как маленький, Родион Потапович? Закажите бутылочку приличного коньяка. Дело хорошее… я тоже немного выпью.
– А ведь это мысль, – сказал он с таким видом, словно это я навела его на подобную идею, а не крутилась она, злополучная эта идея, все полчаса в голове моего начальничка, так смахивающей на голову Стивена Спилберга.
Уже через пять минут на лице Родиона Потаповича сияла самая что ни на есть жизнерадостная усмешка: ему принесли превосходный армянский коньяк в пузатой матовой бутылочке.
– По всей видимости, о поводе, который привел вас сюда, босс, вы уже скоропостижно запамятовали, – полушутя-полусерьезно сказала я. – Во всяком случае, никаких оперативно-следственных потуг на предмет обнаружения коварной Лили Адамовой, внучки столь замечательной бабушки, вы что-то не предпринимаете.
– А… не порти аппетит, – легкомысленно отозвался шеф, – давай лучше выпьем за то, чтобы всегда был повод выпить…
– Что-о?
– Ты меня не дослушала. Выпьем за то, чтобы всегда был повод выпить за удачно раскрытое и щедро оплаченное дело. Чтобы не сидеть нам без работы.
– Вот это совсем другой разговор, – сказала я.
Мы чокнулись, и тут же, как по заказу, а может, оно и было по заказу, верхний свет потух, просторный зал ресторана осветился настенными светильниками, а внизу, под балюстрадой, засверкал фейерверк и полилась оркестровая музыка.
– Баха играют, – с некоторым недоумением сказала я. – Это с каких же пор в московских ресторанах играют классику, да еще под фейерверк?
– Какая тебе разница? Может, у них предусмотрена культурная программа? – беспечно произнес Родион.
К тому времени как мы с боссом более чем наполовину осушили бутылку, болтая о том о сем, оркестр успел переиграть несколько наиболее известных произведений Моцарта, Баха, Глинки и Чайковского.
Родион снова налил, и в этот момент заиграли «К Элизе» Бетховена.
Я очень любила эту вещь и потому даже прекратила разговор и начала слушать; надо сказать, что играли хорошо, да и сложно предположить, что в приличном ресторане будут играть плохие музыканты. Все-таки большую часть ресторанных оркестров составляют профессиональные музыканты, игравшие ранее в филармониях и театрах, а ныне по финансовым обстоятельствам поменявшие работу.
Но как раз в тот момент, когда я совершенно перестала слушать, что мне говорит Родион, и погрузилась в музыку, оркестр вдруг сбился: пронзительно взвизгнула, как поросенок на мясохладобойне, труба, захрипела скрипка…
Я перегнулась через перила балюстрады, и моим глазам предстало в высшей степени занимательное зрелище.
3
В гущу музыкантов затесался какой-то господин в сползшем на плечо пиджаке, взъерошенный и, судя по всему, находящийся в последнем градусе алкогольной горячки. Он напал на скрипача, обнял его, поцеловал, потом начал целовать скрипку в руках оторопевшего музыканта с таким видом, как будто он был ценителем музыкальных инструментальных раритетов, а скрипку делал сам Антонио Страдивари. После этого жертвой подвыпившего господина стал трубач, у которого господин стал отнимать инструмент.
Родион проследил направление моего взгляда, поднялся из-за столика и, перегнувшись через перила, стал наблюдать и комментировать все происходящее следующим доброжелательным образом:
