Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены
– Я знаю, что будет. Счастливая Эми! – И Джо вздохнула, а затем оживленно улыбнулась, увидев, как профессор Баэр открывает калитку нетерпеливым толчком.
В тот же вечер, когда его опасения относительно сапожного крючка рассеялись, Лори неожиданно сказал своей жене, которая порхала с места на место, расставляя и развешивая свои художественные сокровища:
– Миссис Лоренс!
– Милорд?
– Этот человек собирается жениться на нашей Джо!
– Надеюсь, а ты, дорогой?
– Что ж, любовь моя, я считаю его славным малым, в самом полном смысле этого выразительного словосочетания, но я хотел бы, чтобы он был немного помоложе и гораздо богаче.
– Ну, Лори, не будь слишком привередливым и чересчур практичным. Если они любят друг друга, совершенно неважно, ни сколько им лет, ни насколько они бедны. Женщины никогда не выходят замуж из-за денег… – Эми спохватилась, когда эти слова вырвались у нее, и взглянула на мужа, который ответил с коварной серьезностью:
– Конечно нет, хотя можно услышать иногда, как очаровательные девушки говорят, что собираются это сделать. Если мне не изменяет память, ты некогда думала, что твой долг сделать хорошую партию; этим объясняется, возможно, почему ты вышла замуж за такого никчемного человека, как я.
– О мой дорогой мальчик, не говори, не говори так! Я забыла, что ты богат, когда говорила «да». Я вышла бы за тебя, даже если б ты не имел ни гроша, и иногда мне хочется, чтобы ты был беден, чтобы я могла показать тебе, как сильно тебя люблю. – И Эми, которая была очень величественной на людях и очень нежной дома, представила убедительные подтверждения своих слов. – Ты ведь не думаешь, что я то корыстное существо, каким когда-то пыталась быть, правда? Ты разобьешь мне сердце, если не поверишь, что я с радостью согласилась бы грести с тобой всю жизнь в одной лодке, даже если бы ты был перевозчиком на том озере.
– Разве я идиот или скотина? Как мог бы я думать так, когда ты отказала более богатому, чем я, человеку ради меня и теперь не позволяешь мне дать тебе и половину того, что я хотел бы дать, когда у меня есть на это право? Девушки поступают так каждый день, бедняжки, и их учат думать, что в этом их единственное спасение; но тебе давали лучшие уроки, и, хотя я боялся за тебя одно время, я не был разочарован, потому что дочь была верна тому, чему учила ее мать. Я так и сказал нашей маме вчера, и она была так довольна и благодарна, словно я дал ей чек на миллион, чтобы потратить на благотворительность. Но вы не слушаете моих нравоучительных рассуждений, миссис Лоренс. – И Лори умолк, потому что у Эми был отсутствующий взгляд, хотя ее глаза были устремлены на его лицо.
– Да, я слушаю и в то же время любуюсь ямочкой на твоем подбородке. Я не хочу сделать тебя самодовольным, но должна признаться, что я больше горжусь моим красивым мужем, чем всеми его деньгами. Не смейся, но твой нос – такое утешение для меня. – И Эми нежно провела по его прекрасной формы носу с удовлетворением художника.
Лори получил немало комплиментов за свою жизнь, но ни один не пришелся ему по вкусу больше, чем этот, что было ясно видно, хоть он и посмеялся над странным вкусом своей жены. Он еще смеялся, когда она сказала медленно:
– Могу я задать тебе вопрос, дорогой?
– Конечно.
– Тебе будет неприятно, если Джо выйдет замуж?
– О, вот в чем причина беспокойства. А я думал, что-то не так с моей ямочкой. Я не собака на сене, а счастливейший человек на свете и уверяю тебя, что смогу танцевать на свадьбе Джо с легким сердцем. Ты сомневаешься, дорогая?
Эми взглянула на него и осталась довольна; последние ревнивые страхи исчезли навсегда, и она поблагодарила его с выражением любви и доверия на лице.
– Хорошо бы сделать что-нибудь для этого замечательного профессора. Не могли бы мы изобрести какого-нибудь богатого родственника, который любезно умер бы в Германии и оставил ему кругленькую сумму в наследство? – сказал Лори, когда они начали прохаживаться туда и обратно по длинной гостиной рука об руку, как они любили делать в память о прогулках в саду замка.
– Джо выведет нас на чистую воду и все испортит; она им очень гордится и сказала вчера, что, по ее мнению, бедность – это прекрасно.
– О, добрая душа! Она не будет так думать, когда будет иметь ученого мужа и десяток маленьких профессорят, которых нужно кормить. Мы не станем вмешиваться пока, но выждем удобный случай и окажем им добрую услугу против их желания. Я отчасти обязан Джо моим образованием, а она считает, что люди честно должны платить свои долги, так что я сумею ее на этом перехитрить.
– Как это чудесно – иметь возможность помогать другим, правда? Это всегда было моей мечтой, и благодаря тебе мечта осуществилась.
– О, мы сделаем много добрых дел, не правда ли? Есть разновидность бедности, которая вызывает у меня особенное желание помочь. Явно нищие получают помощь, но бедным благородным людям приходится скверно, потому что они не попросят, а богатые не осмелятся предложить им воспользоваться благотворительностью. Но есть сотни способов помочь им, если только знать, как сделать это деликатно, чтобы не обидеть. Должен сказать, что я охотнее помогу бедному гордому джентльмену, чем сладкоречивому нищему; я полагаю, что это неправильно, но я поступаю так, хотя это и труднее.
– Потому что, чтобы поступить так, нужно быть джентльменом, – добавил второй член общества взаимного восхищения.
– Спасибо, боюсь, я не заслуживаю такого приятного комплимента. Но я хотел сказать, что в то время, когда я бездельничал за границей, я видел немало талантливых молодых людей, приносящих всякого рода жертвы и переносящих подлинные тяготы жизни, чтобы осуществить свои мечты. Замечательные люди, некоторые из них мужественно трудятся, без денег и друзей, но столько в них смелости, терпения и целеустремленности, что мне было стыдно за себя и очень хотелось оказать им добрую услугу. Это люди, помогать которым – благодарный труд: если у них есть таланты, то это честь – иметь возможность оказать им поддержку и не дать этим талантам погибнуть или поздно проявиться только из-за того, что у этих людей не было куска хлеба; если же талантов нет, то это удовольствие – утешить бедные души и не дать им впасть в отчаяние, когда они это поймут.
– Да, и есть другая разновидность бедняков, которые не могут просить и страдают молча. Мне кое-что известно об этом, так как я сама принадлежала к этой разновидности, пока ты не сделал меня принцессой, как король нищенку в сказке. Целеустремленным девушкам приходится нелегко, Лори, и часто им приходится смотреть, как уходит юность, здоровье и драгоценные возможности только из-за того, что не нашлось никого, чтобы немного помочь в нужную минуту. Люди были очень добры ко мне; и всякий раз, когда я вижу девушек, которые сами пробивают себе дорогу, как это делали мы, мне хочется протянуть руку и помочь так, как помогали мне.
– И ты поможешь им, как добрый ангел. Ты и есть ангел! – воскликнул Лори, решив в пылу филантропического рвения основать и обеспечить постоянным доходом учреждение для оказания помощи молодым женщинам с художественными склонностями. – Богатые люди не имеют права сесть и наслаждаться или копить деньги, чтобы потом кто-то бросал их на ветер. Гораздо разумнее мудро тратить их, пока ты жив, и радоваться, что делаешь счастливыми ближних, чем оставлять кому-то наследство. Мы будем сами жить хорошо и доставим себе дополнительное удовольствие, щедро делясь с другими. Ты согласна быть маленькой Доркас[140], что ходит повсюду, раздавая дары из большой корзины и наполняя ее добрыми делами?
– Согласна всей душой, если ты будешь мужественным святым Мартином[141], что скачет по свету на своем коне и останавливается, чтобы поделиться своим плащом с нищим.
– Договорились; и мы победим!
И они пожали друг другу руки и продолжали довольные ходить по гостиной, чувствуя, что в их красивом доме еще уютнее оттого, что они надеются сделать счастливыми другие дома, зная, что пойдут увереннее по своему усыпанному цветами пути, если сделают ровнее ухабистую дорогу для других, и ощущая, что их сердца еще теснее связаны любовью, которая не забывает о тех, кто менее счастлив, чем они.
Глава 22
Дейзи и Деми
Я не могу считать, что исполнила свой долг в качестве скромного историка семейства Марч, если не посвящу хотя бы одну главу двум самым любимым и важным его членам. Дейзи и Деми вступили в тот возраст, когда человек начинает нести ответственность за свои поступки, так как в наш стремительный век дети трех или четырех лет предъявляют свои права и даже добиваются их осуществления, а это куда больше, чем порой удается сделать многим из тех, кто гораздо старше их. Если были на свете близнецы, которым грозило быть окончательно испорченными всеобщим обожанием, это были младшие Бруки. Разумеется, это были самые замечательные дети из всех когда-либо живших на свете, и это станет очевидно, если я упомяну, что они ходили в восемь месяцев, бегло говорили в двенадцать, а в два года уже сидели за столом и вели себя с благопристойностью, очаровывавшей зрителей. В три года Дейзи потребовала «иглю» и, сделав всего четыре стежка, сшила мешочек; она также занялась ведением кукольного домашнего хозяйства в шкафу и управлялась с крошечной кухонной плитой с таким мастерством, что на глаза у Ханны наворачивались слезы гордости. Деми учил буквы со своим дедушкой, который изобрел новый способ обучения, при котором буквы изображались с помощью рук и ног, что обеспечивало тренировку одновременно и ума и тела. У мальчика рано проявился талант механика – к восторгу его отца и огорчению матери, так как он пытался воспроизвести каждую машину, которую видел. В детской все время был полнейший беспорядок; здесь находилась «швей-шина» – таинственная конструкция из шнуров, стульев, зажимок для белья и катушек, где колеса должны были «крутиться и крутиться», а также корзинка, повешенная на веревках на спинку стула, в которой он пытался поднять, как на грузоподъемнике, свою слишком доверчивую сестру, которая с беззаветной женской преданностью позволяла ставить себе шишки и синяки, пока ей не приходили на помощь, а юный изобретатель в таких случаях говорил раздраженно:
