Вячеслав Аникиев - Мера
– Антон! – после затянувшейся паузы прокричала она и подбежала к реке, её лицо выражало недоумение и страх. Аккуратно наклонившись через каменную ограду, в двух метрах внизу она увидела Антона, стоящего на деревянном помосте, на каких обычно сидят рыбаки. В правой руке, протянутой вверх, у него была лилия. Лера, прикоснувшись к его пальцам, взяла цветок. Она аккуратно сжала его обеими руками, закрыла глаза и с нежность стала вдыхать аромат.
– Ты меня напугал, – сказала Лера, прикасаясь губами к лепесткам лилии, – но мне приятно, спасибо.
– Извини! И пожалуйста, – довольно ответил он, взбираясь наверх.
– Да, вот так просто и весело, – повторила она свою конечную фразу.
– А как же люди, машины? – спросил Антон, отряхивая одежду и руки от возникшей по причине романтики грязи.
– Да так же – легко, ненавязчиво, с иронией, уничтожая чувство неудовлетворённости. Когда работаю, хочется отдохнуть от работы и пойти в институт, когда иду на сессию – вернуться к любимому делу. И не важно, что это дело моей мамы, а важно, что мне нравится этим заниматься.
– Ты занимаешься бизнесом?
– Это мама им занимается, а я работаю. Мне осталось два года до окончания экономического, а там буду решать. А ты уже нашёл свой путь?
– О нет, я в поисках, ещё сам не знаю, чего хочу. Возможно, наверное, уже есть тот человек, который мне поможет, – путаясь в словах, делая длинные паузы, Антон пытался перевести разговор в нежное русло, – и я был бы рад, если бы…
Гул одинокого трамвая, надвигающегося сзади, заставил Антона повернуть голову. Лера повернулась следом через противоположное плечо. Они встретились взглядами. Разряд молнии пробежал между ними. Что-то, как колесо генератора на уроках физики, закрутило их чувства.
Её нежный взгляд будоражил и взывал. Доли секунды были слишком долгими для принятия решения, открывающего путь к счастью и любви. Антон свободной рукой легко коснулся её талии, наклонил голову и поцеловал её. Лера положила руку ему на плечо, немного придвинув к себе, и они слились в едином пространстве, в сладострастном, жгучем поцелуе, жадно вкушая друг друга. Их руки играли симфонию нежности, любви и наслаждения.
5. Неформал
– Что может быть прекрасней, чем солнце ночью? – вещал декламаторский голос из-за приоткрытой двери комнаты номер два.
– Что может быть прекрасней этого рассвета? – подумал в ответ Антон, входя в блок общежития.
Рассвет, наступивший столь нежданно, действительно казался ему прекрасным. Посадив Леру на такси, он пешком побрёл домой. Ему казалось, что он летит над асфальтом. Всё вокруг улыбалось и тешило взгляд. Мир открыл ему новые двери, и свет за ними казался безумно ярким, а жизнь – действительно прекрасной.
Антон подошёл к двери с прикреплённой табличкой «Выхода нет» и приоткрыл её. Интерьер комнаты был выдержан в строгом стиле с примесью Данилиных увлечений, выражавшихся в обилии во многом непонятных для окружающих рисунков и плакатов любимых рок-групп. Висящие над его кроватью колокольчики и статуэтки явно диссонировали с педантичным ремонтом, заблаговременно сделанным его мамой, который так радовал любящего порядок Жору.
Фигура Дана, облачённая только в джинсы, возвышалась на кровати в позе лотоса, создавая впечатление обыденности времяпрепровождения тибетского монаха, размышляющего о вечном. Лишь взъерошенная причёска и овальные очки синего цвета представляли взору вошедшего адаптированного под современность мистика и экспериментатора. Это был Данила, или Дан, как называли его друзья. Всё в нём и его действиях было вызывающим. Это был принцип, рождённый и усовершенствованный в недрах безоблачно-сладкого юношества. Окружающие задавались одним вопросом: зачем ему это нужно? Железнодорожная академия, кафедра «Вагоны»? Он был сыном обеспеченных родителей, имеющих возможность дать ему лучшее образование в столице, где они и жили. Но протест вырос в идею, а идея превратилась в реальность. В редкие моменты приезда родителей Дан (Данилка, как называла его мама) преображался до неузнаваемости. Надевал «цивильную» одежду, причёсывался а-ля менеджер среднего звена и наводил чистоту в комнате, пряча все возможные улики, подтверждающие его неформальность, под Жоркину кровать. Все, как могли, подыгрывали ему в этом, порой еле сдерживая смех. Друзья спросили как-то у Дана, как ему удалось уехать от родителей и поступить в железнодорожную академию. Он говорил, что, узнав, что оный вуз не находится в столице, полгода «втирал» предкам в мозги, что жить без этого не может и даже видит вагоны во сне. По всей видимости, это сработало. И вот он здесь, в блоке сорок один, в перерывах между самореализацией познает азы вагонного хозяйства и, как ни странно, довольно успешно. Ум и способности охраняли его, а тяга к познаниям и протесту несла по течению времени.
– Уставший вид и горящие глаза – несовместимые вещи. Разгрузка вагонов стала поднимать тонус? Может, и мне попробовать? Что ж, брат, поведай мне причину своей радости, – сказал Дан.
– Да, в общем-то, нечего сказать, – ответил Антон. Хотя всё его нутро готово было кричать о том, что он чувствовал.
– Ничего не возникает ниоткуда и не уходит в никуда, – сделал Дан умозаключение, – а я вот к мысли пришёл. Хочешь чайку «задорного»?
– Насколько «задорного»? – спросил Антон, зная об увлечениях Дана галлюциногенными свойствами трав и растений.
– Да не бойся, – ответил Дан и протянул чашку, на треть наполненную горячей жидкостью.
Антон представил, что сейчас Дан начнёт свою песню о смысле жизни. Делал он это довольно часто, так что многие просто терпеть его не могли. Когда Дан начинал, все присутствовавшие спешили незаметно ретироваться. Послать, как говорится, было жалко, но и слушать было невтерпёж. Но Антону сейчас было всё равно, его мысли были далеки от реальности. На уровне подсознания ему хотелось общения. Усевшись напротив, он продолжил слушать тараторившего Дана. И лишь посапывающий напротив Жора возвращал его в реальность.
– Так вот, о мысли. Все люди на земле равны между собой. Раньше, тысячи лет назад, каждый живой индивидуум под названием человек мог свободно передвигаться по земле. Налево, направо, иди себе по диаметру земли, и никто паспорт у тебя не спросит. Вот, допустим, я хочу в Амстердам.
– Почему именно в Амстердам? – спросил Антон.
– Да, неважно, почему, хотя он пропитан духом свободы больше, чем остальные города. Так вот, хочешь ты в Амстердам…
– Не я, а ты.
– Ну, допустим, я, а меня не выпускают или не впускают. Ищут кучу причин. Что я там останусь как гастарбайтер или нелегал-нахлебник. То есть ограничивают мои права как человека, родившегося на этой – общей земле. Все страны закрылись друг от друга стенами, колючей проволокой и стаями обученных собак. И что мне делать? – обращаясь к Антону, спросил Дан. – Так вот я пришёл к мысли, что эти границы нужно убирать, и все смогут передвигаться по земле и жить там, где хотят, и общаться, с кем хотят.
– Если ты хочешь общаться, то поучаствуй в социальных сетях.
– Участвую, и ты знаешь, меня поддерживают.
– Кто тебя поддерживает? Такие же, как ты? Люди, по крайней мере, у которых есть компьютер или интернет? Ты забыл про миллиарды людей, которые живут за гранью бедности и стремятся попасть в твой Амстердам не менее тебя. Представь, что в Европу приедет нелегалов больше, чем европейцев, которым и так не хватает работы. Вот это будет коллапс.
– Представлял и думал об этом. Выходом может быть непредоставление работы этим нелегалам, и они сами, посмотрев и пообщавшись, уедут к себе домой, строить такое же развитое общество.
– Да они будут умирать на глазах европейцев, прося о милостыне, потому что им будет всё равно, где умирать. Ну а жителям Европы от этого будет весело…
Антон почувствовал, что очень хочет спать. Глаза закрывались. Доносящиеся последние доводы Дана пропадали в голове Антона. Допив последний глоток чая, он приподнялся и, тяжело взмахнув рукой, отправился к себе.
6. Утро
День прошёл во сне – сон был средством продолжения жизни. Той, которая протекает параллельно, и иногда Антону казалось, что его жизнь именно там. Фантазии, целенаправленные желания, развитие событий не по велению окружающих обстоятельств, а по свободно развивающейся спирали. Это была более сладкая и желанная жизнь, со всеми её радостями и несчастьями.
Дома во сне пробегали столь стремительно, что нельзя было уловить их очертания.
Она. Она была везде, мысли о ней пересекались в каждом звуке. Черты лица, руки, тело, голос были реальными, не как обычно в начале сонного маразма: сначала одна блудница, потом вторая, третья… Все, кто когда-то встречался на жизненном пути. Люди, которых он забыл в реальности, приходили к нему в снах. Конца нет, и в случае удачного пробуждения ты всё помнишь и думаешь: к чему это, зачем? Может, твоё подсознание толкает тебя в нужном направлении, призывает к действию. А потом всё забывается. И, как кажется, к лучшему, хотя, кто знает, что это так. Но сегодня всё было по-другому. Сон был реальностью или реальность была во сне? Там была она, настоящая и доступная. И желание её присутствия будоражило сознание Антона, ему хотелось дальше спать и видеть её, только её.
