Астрид Линдгрен - Расмус, Понтус и Растяпа
– Дас ист неправда, мы вовсе не негодяи, – решительно ответил он.
– Йа-йа, – сказал шпагоглотатель и энергично закивал: – Тфа маленький негодяй, который хотеть попасть на предстафление за половина цена.
– Не обязательно быть негодяем, если у тебя нет денег, – сказал Расмус. – У нас всего пятьдесят эре.
Альфредо снова закивал:
– Тфа маленький негодяй без денег, йа-йа!
В тоне Альфредо, кажется, прозвучало сочувствие по поводу их бедности, и это растрогало Расмуса:
– А что, трудно научиться глотать шпаги? – заискивающе спросил он. – Вы долго учились?
Альфредо несколько секунд молча смотрел на него, потом усы его начали подрагивать, и он разразился дробным смехом:
– Та-а, надо начинать учиться, когда есть ещё маленький, и надо начинать с булавка, это есть так. А ты как думать?
Видимо, свои шутки Альфредо понимал лучше, чем чужие, потому что смеялся он долго. Понтус с Расмусом тоже с готовностью посмеялись. Они были готовы хохотать сколько угодно, чтобы задобрить Альфредо. Им было не привыкать: в школе частенько приходилось смеяться над учительскими шутками, потерявшими новизну всего каких-нибудь сто лет назад.
Но Альфредо прекратил смеяться так же неожиданно, как начал, и Расмус забеспокоился.
– Подумать только, – снова начал он, – дядя – всемирно известный шпагоглотатель. Всемирно – это, наверное, очень сильно известный?
Альфредо снова посмотрел на Расмуса, точно о чём-то размышляя, и опять захохотал:
– Та-а, дядя есть всемирно известный по всей Швеции, это есть так.
Но тут ему вдруг наскучила вся эта болтовня:
– А теперь вон отсюда, тфа маленький негодяй, – зло сказал он. – У меня не есть время болтать с маленький негодяй, вон, вон!
Расмус и Понтус повесив головы пошли прочь.
– Сам он негодяй, только большой, – сердито сказал Расмус и посмотрел вслед Альфредо, который уже скрылся в шатре.
– Представление начинается через минуту, – выкрикнула напоследок тётенька в красном, и дверь шатра за ней закрылась.
Расмус и Понтус остались снаружи, ужасно сконфуженные.
Расмус огляделся по сторонам:
– Где-то здесь были Приккен с Юакимом. Пойдём, это наша последняя надежда!
– Думаешь, она одолжит? – засомневался Понтус.
Расмус припустил к тиру – там он в последний раз видел сестру:
– Одолжит, если только сама всё не потратила.
У тира Приккен не было. Придётся искать, а представление начинается через минуту, надо спешить, спешить! В поте лица они проталкивались через толпу, увидев вдалеке светлый «конский хвостик», начинали дрожать от радости, однако это всякий раз оказывался чужой хвост, не имевший к Приккен никакого отношения. Но наконец они её нашли. Приккен уже стояла у ворот с Юакимом и остальными ребятами из ансамбля, готовая идти к фон Ренкенам репетировать.
Расмус бросился к сестре.
– Приккен, одолжи мне пятьдесят эре! – выдохнул он и топнул ногой от нетерпения.
Приккен сунула руку в карман, и Расмус вздохнул с облегчением. Ну, доставай скорей! Приккен положила то, что вынула из кармана, в протянутую ладонь Расмуса – это была маленькая игрушечная мышь с колёсиками по бокам!
– Прости, я потратила все до последнего эре. Зато смотри, что я для тебя выиграла.
– Играй на здоровье, – добавил Юаким.
И они ушли, а Расмус так и остался стоять с мышью в руке, злобно поглядывая то на игрушку, то сестре вслед.
Понтус засмеялся:
– Ну, шпагоглотателя не посмотрим, так хоть с мышью поиграем.
Но тут в Расмуса словно бес вселился:
– Нет уж, мы на него посмотрим! Я увижу Альфредо, даже если для этого придётся прорваться через баррикады! Идём!
Понтус последовал за ним. Он знал Расмуса и его фантастическое упрямство. Это упрямство было всей школе известно: «Ох, Расмус, если б ты не был таким упрямым и вспыльчивым, ты бы, пожалуй, был моим любимым учеником, – говаривал господин Фрёберг. – Ну почему бы тебе не стать таким же спокойным, как братец Понтус?»
Понтус понятия не имел, почему господин Фрёберг упрямо именует его братцем Понтусом. Он приходился Расмусу братом не больше, чем самому господину Фрёбергу. Но раз уж на уроках господина Фрёберга ему выпало быть братцем Понтусом, он относился к этому философски.
Расмус почти бежал к шатру Альфредо. Он отчаянно расталкивал встречных гуляющих, а Понтус поспешал за ним.
У шатра Альфредо народу уже не было, зато изнутри слышались аплодисменты. Представление было в полном разгаре. Это переполнило чашу терпения Расмуса. Он решил попасть внутрь во что бы то ни стало. Он обежал вокруг шатра – на задворках он выходил к жилым вагончикам, но сейчас там никого не было. Все, видимо, ушли на ярмарку по делам.
– Сюда, – прошептал Расмус.
Он упал животом на утоптанную лужайку за палаткой и медленно, но верно пополз под шатёр. Понтус смеялся – немного от волнения, а ещё оттого, что Расмус ужасно смешно дрыгал ногамии извивался, стараясь уменьшиться и пролезть под натянутой тканью. К тому же за шатром Альфредо собрались, очевидно, все комары Вшивого рынка. Понтус стоял в комарином облаке и смеялся, изо всех сил сгоняя кровопийц с голых ног Расмуса. Но когда пришла его очередь лезть туда, где только что исчезли Расмусовы перепачканные землёй кеды, ему уже никто не мог помочь, и комары едва не съели его заживо. Однако он мужественно переносил укусы и готов был ползти за Расмусом до последнего. И вот они оказались в шатре.
Они лежали у стенки шатра, настороженные, как дикие зверьки, прислушиваясь и готовясь сбежать при первом признаке опасности. Было страшно, но не очень. Вообще-то здорово было вот так лежать на животе и немножко бояться и чувствовать запахи травы, земли, некрашеной сосновой скамейки – когда пролезаешь на представление без билета, это самые подходящие запахи.
Решившись наконец поднять глаза, Расмус и Понтус увидели много-много ног. Вообще-то интересно было узнать, как у людей выглядят ноги, если смотреть на них из-под скамейки, но не ботинки же разглядывать они сюда пришли! Им хотелось посмотреть на Альфредо.
– Давай-ка улучшим себе обзор, – шепнул Расмус.
Они проползли вдоль стены шатра так, чтобы через просвет в скамейках была видна сцена, и наконец увидели Альфредо.
Он стоял на арене, а полная женщина преданно взирала на него и как раз протягивала ему шпагу. Альфредо поклонился публике, потом посильнее запрокинул голову, взял предложенную шпагу прямо ртом и начал медленно заталкивать её в горло. Это было страшное и захватывающее зрелище. Расмус и Понтус смотрели на Альфредо, как на волшебника. Неужели он засунет всю шпагу целиком? Похоже на то. Эфес шпаги всё приближался ко рту Альфредо, а лезвия уже почти не было видно. Тут Альфредо вытащил шпагу обратно, отдал её полной тётеньке и ещё раз поклонился публике, так что чёрные кудри его упали на лоб. Зрители громко захлопали. Даже Расмус выразил своё восхищение, постучав кулаком по деревянному полу. Понтус тихо захихикал. И тут Расмус осмелел до неприличия. Было так здорово лежать на полу шатра, пробравшись внутрь без билета, и смотреть на шпагоглотателя… Для полного счастья оставалось только рассмешить Понтуса. Расмус часто проделывал такое в школе, когда уроки казались совсем уж бесконечными. Понтусу много не надо было, стоило показать ему палец, как он начинал хохотать без удержу, а под конец и вовсе переходил на всхлипы, так что учителя с беспокойством качали головой.
И сейчас хихиканье Понтуса, лежащего на животе в шатре Альфредо, вдохновило Расмуса на очередную шалость. Альфредо как раз приготовился глотать новую шпагу, а Расмус принялся передразнивать его. Он открыл рот пошире и сделал вид, будто засовывает шпагу в горло, на что Понтус разразился безудержным смехом, как Расмус и ожидал. Расмус расхрабрился. Он вспомнил про игрушечную мышь в кармане. Раз уж Понтус стал смеяться, от этого он просто лопнет!
Расмус достал мышь и с тихим скрипом повернул ключ. Услышав этот звук, Понтус аж задохнулся от смеха. А Расмус всё подливал масла в огонь: поставил мышь на пол и сделал вид, что сейчас отпустит её. Понтус запищал. Нет, Расмус вовсе не собирался пускать мышь, не такой он был дурак. Но вдруг – он сам не понял, как это случилось, – она вырвалась из рук! И с громким жужжанием покатилась прямо к арене с Альфредо, а врезавшись в неё, завертелась на месте как сумасшедшая! Пока мышь ехала, Понтус стонал от смеха, но тут он замолчал, судорожно глотая воздух. Зато Альфредо рявкнул на весь зал:
– Тфа негодяй! Тфа гадкий негодник!
«Негодяи» не стали дожидаться продолжения и рванулись к дверям, точно за ними гналась шайка разбойников.
– Я не виноват, – выдохнул Расмус, когда они оказались в безопасности. – Честное слово, она сама вырвалась.
