Зелия Бишоп - Курган
Пока он шагал туда и обратно по вершине холма, я наблюдал за ним в бинокль, отмечая его походку и посадку головы, и у меня сложилось стойкое убеждение в том, что этот человек, кем или чем бы он ни был, определенно не являлся дикарем. Я инстинктивно почувствовал, что это было дитя цивилизации, хотя какой именно, сказать нельзя. Наконец он исчез за дальним краем холма, словно спустился по противоположному, невидимому склону. Я в замешательстве опустил бинокль. Комптон смотрел на меня вопросительно, и я неопределенно кивнул.
– Что вы думаете об этом? – наконец спросил он. – Вот то, что мы наблюдаем в Бингере каждый день – и всю жизнь.
Полдень застал меня в индейской резервации за разговором с Серым Орлом, который каким-то чудом был еще жив, хотя говорили, что ему уже исполнилось 150 лет. Это был необычный, внушительного вида человек – суровый, бесстрашный вождь из тех, что когда-то имели дело с авантюристами, торговцами в кожаных одеждах, отделанных бахромой, и французскими чиновниками в бриджах и треуголках, – и я был рад заметить, что мое почтительное обращение понравилось вождю. Однако его расположение ко мне не помешало ему начать меня отговаривать, как только он узнал, чего я добиваюсь.
– Ты хороший мальчик – ты не тревожить тот курган. Плохое колдовство. Большое зло под ним – схватить, когда ты копать. Нет копать, нет делать вред. Такой же, когда я мальчик, такой же, когда мой отец и его отец мальчик. Всегда мужчина ходить один день, скво без головы она ходить ночь. Белый человек в железный куртка они пришли от заката вниз по большой реке – много дней назад – три, четыре времени больше Серого Орла – два времени больше, чем французы, – все такое же после них. Много назад никто не ходить близко маленькие горы и глубокие долины с каменными пещерами. Еще много назад, эти древние не прятаться, выходить наружу, строить поселки. Приносить много золото. Я от них, ты от них. Потом прийти большая вода. Все меняться. Никто не выходить, никого не пускать. Если входить – нет выходить. Они не умирать – нет как Серый Орел – ущелья на лице и снег на голове. Как воздух – немного человек, немного дух. Плохое колдовство. Иногда ночью дух выходит наружу на получеловек-полуконь с рогом и сражаться, где однажды сражались люди. Держаться далеко от этого места. Нет хорошо. Ты хороший мальчик – идти назад и оставить этот древний одни.
Это все, чего я смог добиться от старого вождя, а остальные индейцы и вовсе молчали. Видимо, Серый Орел серьезно разволновался при мысли, что я собираюсь отправиться на холм, которого он так малодушно боялся. Когда я покидал резервацию, он остановил меня для последнего торжественного прощания и вновь попытался добиться обещания не ходить на курган. Когда он понял, что это бесполезно, то не совсем уверенно достал что-то из мешочка оленьей кожи и очень важно протянул мне. Это был полустертый, но прекрасно отчеканенный металлический диск диаметром около двух дюймов, украшенный странными изображениями и подвешенный на кожаный шнурок.
– Ты не соглашаться, тогда Серый Орел не мог говорить, что тебе будет. Но если помочь, вот хорошее колдовство, от моего отца – он получил от его отца – он получил от его отца все назад близко к Тирава, отцу всех людей. Мой отец говорить: «Ты держаться далеко от древних, держаться далеко от маленьких гор и долин с каменными пещерами. Но если древние придут наверх взять тебя, тогда ты им показать это колдовство. Они знать. Они сделать его много лет назад, они глядеть, тогда они, может быть, не делать такое плохое колдовство. Но нет можно говорить. Ты держаться далеко все равно. Они нет хороший. Нет сказать, что они делать».
Говоря это, Серый Орел повесил амулет мне на шею, и я заметил, что вещь и в самом деле была весьма любопытной. Чем дольше я смотрел на нее, тем больше восхищался, не только потому, что предмет был сделан из какого-то тяжелого, темного цветного металла, совершенно мне неизвестного, но главным образом потому, что он был исполнен с поразительным художественным мастерством. Насколько я мог разобрать, с одной стороны медали находилось тончайшей работы изображение змеи, а с другой – осьминог или какое-то другое чудовище с щупальцами. Там также было несколько полустертых иероглифов, о которых ни один археолог в мире не смог бы сказать ничего определенного. Позднее с разрешения Серого Орла я отдал диск на исследование опытным историкам, антропологам, геологам и химикам, но они лишь преподнесли мне ворох новых загадок. Химики сказали, что диск представляет собой соединение неизвестных металлов с тяжелым атомным весом, а один геолог предположил, что этот сплав, вероятно, добыт из метеоритов, прилетевших из неизвестных уголков межзвездного пространства. Я не уверен, что именно этот диск спас мою жизнь и рассудок, но Серый Орел убежден в этом. Он снова носит его, и я иногда думаю: не этим ли объясняется его необыкновенное долголетие? Все его предки, носившие амулет, прожили гораздо больше ста лет и жили бы еще, если бы не погибли в бою. А может, если оберегать Серого Орла от несчастных случаев, он вообще никогда не умрет? Но я забегаю вперед.
Вернувшись в поселок, я попытался что-нибудь еще выяснить о кургане, однако натолкнулся на глухое сопротивление. Мне, пожалуй, было приятно чувствовать, как люди заботились о моей безопасности, но я не внял их увещеваниям. Я показал им амулет Серого Орла, и оказалось, что никто раньше не слышал о нем и не видел ничего подобного. Все согласились, что это не может быть индейской реликвией, и предположили, что предки старого вождя получили этот предмет от какого-нибудь торговца.
Когда жители Бингера поняли, что не смогут удержать меня, они сделали все, чтобы получше снарядить меня в дорогу. Еще до приезда сюда я примерно знал, какую работу мне придется выполнять, и захватил с собой мачете и траншейный нож для расчистки кустарника и выемки грунта, электрические фонари на случай работы под землей, веревку, полевой бинокль, рулетку, микроскоп и разные мелочи для непредвиденных обстоятельств – ровно столько, чтобы это уместилось в удобном саквояже. К этому снаряжению я добавил лишь тяжелый револьвер, который меня заставил взять местный шериф, и кирку с лопатой для ускорения работы.
Кирку и лопату я решил нести, перебросив через плечо на крепкой веревке, так как очень скоро понял, что не могу рассчитывать на помощников. Поселок, конечно, будет наблюдать за моим походом во все имеющиеся бинокли, но ни один житель не пройдет и ярда по плоской равнине в сторону кургана. Свой поход я назначил на раннее утро, и остаток дня ко мне относились с неловким благоговением, как к человеку, который собирался отправиться навстречу смерти.
С наступлением утра – туманного, но не хмурого – весь поселок высыпал меня провожать. Одинокая фигура индейца, как обычно, уже маячила на вершине кургана, и я решил не выпускать ее из виду, пока буду приближаться к цели своего путешествия. В последний момент мной овладел безотчетный страх, и я, поддавшись слабости, вынул амулет Серого Орла и повесил на грудь, чтобы его могли видеть призраки и кто угодно еще. Простившись с Комптоном и его матерью, я бодро двинулся в путь, несмотря на то что нес тяжелый саквояж, а лопата и кирка бряцали у меня за спиной; в правой руке я держал бинокль и время от времени посматривал на одинокого призрака. Приблизившись к холму, я увидел индейца вполне отчетливо, и его морщинистое безволосое лицо вдруг показалось мне воплощением безграничного зла. Меня также поразило, что его сверкающий золотом чехол для оружия был украшен иероглифами, подобными тем, что были начертаны на моем амулете; качество отделки одежды и украшений свидетельствовало о высокой культуре. Вдруг я увидел, как он направился вниз по дальней стороне кургана и исчез из виду. Когда десять минут спустя я поднялся на вершину, она была пуста. Вряд ли нужно рассказывать о том, что я обследовал холм со всех сторон и произвел всевозможные измерения. Курган глубоко поразил меня, в его слишком правильных очертаниях, казалось, таилась какая-то угроза. Это было единственное возвышение на огромной равнине, и я был уверен, что оно искусственного происхождения. Крутые склоны его выглядели девственными, без всяких следов человеческого присутствия. На вершину не вела ни одна тропа, и поскольку я был тяжело нагружен, мне удалось вскарабкаться туда лишь с большим трудом. Вершина представляла собой довольно ровное плато в форме эллипса примерно 300 на 50 футов, сплошь покрытое густой травой и плотным кустарником и напрочь лишенное каких-либо следов ежедневного присутствия здесь одинокого «часового». Это меня потрясло, так как ясно доказывало, что старый индеец, каким бы живым он ни казался, был всего лишь плодом коллективных галлюцинаций.
С тоской и тревогой я оглянулся на поселок и кучку черных точек – наблюдавших за мною людей. Наведя на них бинокль, я увидел, что они, в свою очередь, жадно рассматривают меня; с самым беспечным видом я помахал им шляпой, чтобы успокоить, но мое собственное состояние было далеко от спокойствия. Затем я сбросил на землю кирку и лопату, вынул мачете и начал расчищать кустарник. Это было довольно утомительно, и я чувствовал безотчетный страх всякий раз, когда какой-нибудь порыв ветра с едва ли не преднамеренной ловкостью мешал моей работе. Временами чудилось, что какая-то сила тянет меня назад, воздух впереди меня как бы сгущался, и словно чьи-то невидимые руки дергали за запястья. И хотя дело продвигалось, мне казалось, что я расходую энергию впустую.
