Лорен Эстелман - Доктор Джекил и мистер Холмс
Холмс, однако, не пошевелился, все так же продолжая стоять перед камином. Он изучал нашего хозяина с холодным, чисто академическим интересом, словно находился в лаборатории.
– Осталось объяснить еще одну загадку, – произнес он. – Два месяца назад Хайд вдруг объявился средь бела дня возле дома Лэньона. Мне доподлинно известно, что он покидал дом как Джекил. Почему вы пошли на такой риск?
Ученый кивнул:
– Так это вы преследовали Хайда в тот день! Он так и подозревал, хотя едва ли вас узнал. – Доктор устало пожал плечами. – То было безумие отчаяния. Меня вдруг захватила идея, что при содействии выдающегося Лэньона мне все-таки удастся как-нибудь воссоздать изначальный порошок. Перевоплощение в пути привело меня – или, скорее, Хайда – в чувство, и безумная надежда была оставлена. Повторное появление убийцы на пороге дома Лэньона могло закончиться вызовом полиции. Хайд велел кучеру вернуться к дому Джекила – точнее, остановиться за углом, где он мог войти, не попавшись на глаза слугам. Однако решение было принято слишком поздно, к тому времени Хайда уже опознали. – Он помолчал, а затем с интересом взглянул на моего товарища. – Что же привело вас сюда в этот роковой день? Возможно ли, что за столь короткое время вы смогли прийти к той же истине, к которой я шел всю жизнь?
Холмс махнул рукой:
– Просто охотничий инстинкт, а может, интуиция. Что-то из прочитанного ранее днем вдруг вспомнилось, когда я играл на скрипке. Это и еще кое-что, что я увидел, не разглядев поначалу последнего акта отчаяния.
Последовала тишина, не менее долгая и тягостная, чем гнетущая траурная атмосфера, которая воцаряется после ухода последнего посетителя в комнате, где выставлен для прощания гроб с покойником. Где-то в отдалении размеренными и бесстрастными ударами часы отсчитывали оставшиеся мгновения Генри Джекила.
Нечто сродни сочувствию мелькнуло в обычно холодных глазах сыщика.
– Ну и каковы же теперь ваши планы?
– На рабочем столе у меня стоит склянка с кураре. Джекилу не хватает мужества принять яд, а у Хайда нет желания это делать. Молю, чтобы он воспользовался веревкой, которая, несомненно, и суждена ему, если его схватят. Другой возможности скрыться для нас просто нет.
Холмс неодобрительно покачал головой:
– Хайд никогда не совершит самоубийство. Его мерзкое себялюбие потребует найти способ избежать виселицы.
– Тогда остается только одно.
Под нашими взорами Джекил с усилием поднялся из кресла и взял кочергу, стоявшую возле камина. Поигрывая ею, он уставился на сыщика.
– Что вы делаете? – спросил Холмс, нащупывая в кармане револьвер.
– То, что должен делать человек, не имеющий желания жить и смелости умереть, – ответил доктор, неуклюже надвигаясь на него.
– Не дурите, Джекил! – Мой товарищ отступил на шаг и достал револьвер.
Я поднял с пола свой.
– Берегитесь, Холмс! – закричал я. – Он сошел с ума!
Джекил издал тихий и безрадостный смешок, убедивший меня, что его разум и вправду повредился, не выдержав ужасной личной трагедии.
– Нет, доктор, – произнес он, не останавливаясь и не отрывая глаз от намеченной жертвы. – Я действительно считаю, что впервые за многие, многие месяцы мыслю ясно.
Холмс уперся спиной в дверь: ему больше некуда было отступать. Джекил занес кочергу над головой и изготовился к удару. А тем временем его мощное тело, словно восковая фигурка, поставленная слишком близко к открытому очагу, начало как бы съеживаться, пока не стало напоминать дряблые формы Хайда. Холмс в упор выстрелил ему в грудь – раз, другой.
Какое-то время – мне показалось, что прошла целая вечность, – его противник стоял, словно парализованный, занеся, но не опуская для смертельного удара металлический прут. Я сжимал револьвер, твердо вознамерившись стрелять. Затем Джекил – вернее, уже Хайд – покачнулся и начал оседать, выпустив кочергу, которая со звоном упала на пол. В следующий миг он растянулся поверх нее. Потом дернулся и затих.
Я бросился к нему и поискал пульс. Через миг я поднял глаза на своего друга, который все так же стоял, прислонившись к двери, с дымящимся в руке оружием, и мрачно покачал головой.
– Да смилостивится Господь над его душой, – пробормотал Холмс.
Раздался неистовый стук в дверь.
– Джекил! – Это был голос Аттерсона, звенящий от тревоги. Загремела дверная ручка. – Черт возьми, Джекил, если вы в порядке, ответьте! Пул, выламывай дверь!
Дверь содрогнулась в косяке, как от сильного удара плечом. Это в буквальном смысле подтолкнуло Холмса к действиям.
– Уотсон, сюда! – рявкнул он. – Живо! Держите дверь!
Подняв револьвер, я подчинился. Лишь только я уперся плечом в дверь, как Холмс бросился к рабочему столу Джекила. Тот был завален бумагами, испещренными убористыми заметками и химическими символами. Мой друг быстро просмотрел их, затем сгреб и свалил в железный таз поблизости. Потом схватил бутылку с этикеткой «Спирт», открыл ее, понюхал, чтобы убедиться в содержимом, и перевернул над бумагами, тщательно поливая их жидкостью.
– Скорее, Холмс! – взмолился я.
С той стороны к Аттерсону и Пулу присоединился еще кто-то, и противостояние совместным усилиям этой троицы истощало как мои силы, так и крепость замка.
Знаменитый сыщик отступил назад, чиркнул спичкой и бросил ее в таз. Бумаги немедленно вспыхнули мощным пламенем, взметнувшимся едва ли не до потолка.
– И вместе с заметками Джекила исчезают и шансы, что кто-нибудь однажды повторит его дьявольские эксперименты, – произнес Холмс, наблюдая за огнем, поглощающим надежды и мечты этого заблудшего горемыки, Генри Джекила. – Можете теперь отойти от двери, Уотсон.
Его последние слова едва не потонули в грохоте от удара топора, расколовшего тяжелую дверь.
XX. Совет мистеру Стивенсону
Однажды, это было уже в конце весны, проведя утро за игрой в бильярд в своем клубе, я вернулся на Бейкер-стрит и обнаружил Шерлока Холмса оживленно беседующим с каким-то человеком, черты которого мне не удалось разглядеть, поскольку он сидел спиной к двери. Я извинился и развернулся было, чтобы не мешать им, но Холмс окликнул меня и взмахом руки позвал обратно.
– Возможно, вы захотите познакомиться с нашим посетителем, Уотсон, – сказал он, поднимаясь. – Как коллегам-писателям, вам есть о чем поговорить. Мистер Роберт Льюис Стивенсон, позвольте мне представить доктора Уотсона.
Я с интересом посмотрел на гостя, который поднялся и повернулся ко мне, протягивая руку. На вид я бы дал ему лет сорок, хотя в действительности он оказался несколько моложе. Он был худощавого телосложения и носил длинные черные волосы, зачесанные на пробор, и щеголеватые висячие усы, скрывавшие уголки бесцветных губ. Глаза у нашего посетителя были запавшие, с меланхоличным выражением, а лицо такое же худое, как и у Холмса, и почти такое же бледное. Вид у этого человека был какой-то болезненный, и, несмотря на крепкое рукопожатие, у меня создалось впечатление, что здоровьем наш гость похвастаться не может. Черный сюртук лишь усиливал траурный эффект его наружности.
– Вы наверняка слышали о мистере Стивенсоне, – заметил Холмс, и в глазах у него мелькнул озорной огонек. – Это он написал ту историю про пиратов и пиастры, из которой вы несколько месяцев назад с таким восхищением зачитывали мне вслух отрывки.
– «Остров Сокровищ»! – вскричал я и принялся с таким энтузиазмом трясти руку нашего изумленного посетителя, что его землистые щеки вспыхнули от смущения. – Ну конечно же, Роберт Льюис Стивенсон! Прекрасное сочинение, воистину прекрасное! Мои поздравления! Ах, до чего же мне понравилось то место, где Джим Хокинс встречает Бена Ганна, и…
– Хватит, Уотсон, хватит! – засмеялся Холмс. – Вы определенно ставите нашего гостя в неловкое положение. Он пришел не для того, чтобы поговорить о прошлых успехах, но с целью заложить фундамент для своего нового литературного произведения. Я как раз пересказывал мистеру Стивенсону подробности нашего недавнего приключения, связанного с покойным Генри Джекилом и его недоброй памяти товарищем Эдвардом Хайдом.
– Так и есть, – подтвердил наш гость. Мне показалось, что в речи этого, бесспорно, хорошо образованного человека присутствовал американский акцент. Он указал на лежавшую открытой на подлокотнике его кресла записную книжку, страницы которой были исписаны убористым почерком. – Мне стоило немалых трудов уговорить мистера Холмса рассказать мне обо всех подробностях этого дела. Видите ли, я надеюсь издать отчет об этом происшествии в художественной форме.
Я с упреком посмотрел на Холмса. Он пожал плечами:
– Мой дорогой друг, не унывайте. Я не выдал ни одной тайны, которая уже не была бы выдана. Слишком многие в Уайтхолле оказались посвящены в произошедшее. Рано или поздно утечка информации все равно бы произошла. Мне так и не удалось убедить мистера Стивенсона, что до встречи со мной он знал о деле ничуть не меньше меня самого.
