Януш Корчак - Кайтусь-чародей
И дважды произнёс – медленно, раздельно, торжественно:
– Тайным могуществом и чародейской властью избавляю тебя, фея, заклятая злой волей, на веки вечные постановляю и избавляю от вызова в суд. Я один, и только я, буду отвечать перед враждебной силой и властью. Неодолимым высочайшим велением своим дарую тебе свободу и возможность навсегда оставаться рядом с твоей мамой. Никакие чёрные заклятья и мстительные чары не в силах нарушить моей воли, моего установления, моего повеления.
Раздался глухой удар грома.
Кайтусь в изнеможении опёрся о дерево.
Зося испуганно смотрит и ждёт.
Кайтусь глубоко вздохнул – раз, другой, третий. Очистил мысли и лёгкие лесным воздухом.
Произнёс:
– Желаю и повелеваю. Могуществом своим и властью установляю. Солнце, море, горы и воздух, огонь и воду призываю в помощь. Обрети человеческий облик. Стань человеком. Обрети человеческий облик.
Кайтусь закрыл глаза. Губы у него побелели. Руки опали.
– Ты великий кудесник-чародей, – шепнула Зося и с улыбкой поправила волосы.
Исполнен долг. Зося спасена.
Кайтусь торопливо прощается:
– Будь счастлива.
– Останься, Антось. Мне страшно за тебя.
Но Кайтуся уже нет.
Он написал два письма.
Письмо родителям:
Милые мои, дорогие. Вы в печали. А я даже не знаю, вернусь ли к вам, хоть и очень хочу. Потерпите. Я много выстрадал. То, что легко даётся, не приносит счастья. И не все идут к своей цели ровной и безопасной дорогой. Простите меня, хоть не моя в том вина. Целую вас и скучаю по вам.
Антось.И письмо учительнице:
Пожалуйста, не сердитесь на собаку, которая так неожиданно убежала и которой Вы оказали величайшую услугу, какую только может оказать человек человеку. Будьте и дальше доброй к детям. Они не виноваты. Вы даже не знаете, как мы хотим быть прилежными и как нам страшно трудно. Человек не всегда хозяин своих поступков. И не каждый идёт к своей цели спокойной мирной дорогой. У нас беспокойные мысли, и мы не всегда верим, что можно исправиться. Будьте терпеливы.
Кайтусь надписал адреса на конвертах, наклеил марки и бросил письма в почтовый ящик.
Подумал: «Теперь или победа, или погибель».
До суда осталось три дня. Надо торопиться.
Надо торопиться, чтобы познать и знать, а хочется отдохнуть.
Кайтусь знает над Вислой уединённое, тихое местечко. Уже давно знает. Среди кустов. Он ходил туда, когда ему бывало грустно.
Там на берегу он учился читать. Там пробовал чародейские заклинания и в своей любви к реке сливался с Родиной.
Не только бегать любят дети. Чем ребёнок больше шалит, тем сильней он тоскует по тишине, хоть, может, и сам не понимает этого.
И потому Кайтусь нашёл в кустах над Вислой тихий уголок, где часто обдумывал, как ему исправиться и начать новую жизнь, где вспоминал те времена, когда был совсем маленьким.
Ведь у ребёнка тоже есть воспоминания. Не только взрослым и старикам есть что вспоминать.
«Когда я был маленький… Когда меня ещё не было на свете…»
Пошёл туда Кайтусь. Сел на песке и смотрит на воду, на деревья. Так тихо, так хорошо. Ласковая тишина.
Глаза у него открыты, он смотрит, но мысль его спит: очень он устал. Очень он много совершил, и очень было трудно.
Вдруг вдали послышались голоса.
Видит Кайтусь: ребята идут.
Догадался – это школьная экскурсия.
Сейчас подойдут, начнут разговаривать, задавать вопросы. А ему хочется побыть в одиночестве и совсем неохота болтать.
Глянул Кайтусь на деревья и вспомнил слова лесника:
«Для торговца дерево – это товар, а не живое существо».
Ну да, дерево рождается из семени, развивается, растёт, испытывает, как человек, голод и жажду. Как человек, болеет, старится, умирает. Может быть, оно тоже страдает и радуется?
«Хочу, желаю…»
И Кайтусь превратился в дерево. Постиг ещё одно великое таинство жизни на свете.
Корнями врос он в землю. Покрыла его твёрдая кора. Руки вытянулись и разветвились. Оделся зелёным покровом листьев. Ветер нежно покачивает и гладит его ветки.
Он дышит зелёной листвой и пьёт из земли прохладную воду. А сестра-верба шелестом говорит ему, как прекрасно жить и радоваться жизни.
Подошли ребята.
Бегают, перекрикиваются.
Мальчишка возле Кайтуся говорит:
– Выломаю-ка я себе палку.
Схватил Кайтуся за ветку, гнёт, ломает.
«Больно!»
Треснула ветка и бессильно повисла. А мальчишка крутит, выкручивает её, пытаясь оторвать.
«Больно! Больно же!»
Не понимает мальчик стона раненого дерева, потому что трудно разобрать жалобу растения.
А товарищ ему кричит:
– Да брось ты! Пошли отсюда. Найдём тебе палку получше.
Ушли они. Затихли голоса. Но осталось горе дерева-калеки.
Больно и стыдно Кайтусю. Разве сам он не поступал также? Ему и в голову не приходило, что у дерева нет ног, чтобы убежать, нет рук, чтобы защищаться, нет ни зубов, ни рогов, ни когтей. Любой трус справится с ним.
Беззащитность. Беззащитность. Беззащитность.
Вспомнилось ему, как однажды он бросил камнем в собаку. А Стефан сказал: «Думаешь, собака – не человек?»
Стефан хотел сказать, что собака чувствует точно так же, как человек, что и собака, и кошка, и лягушка тоже ощущают боль. А Кайтусь что? Разболтал во дворе и в школе. Задразнили Стефана: «Собачий братик! Собачий племянник!»
Стефан заплакал. А ему: «Плакса!»
Каким непонятливым и жестоким может быть человек, когда не думает о своих поступках.
Когда чувствует, что не прав, а признаться в этом не хочет.
Многие предпочитают гулять с друзьями. А Кайтусь – нет. Ему больше нравится одному. Так и раньше было.
Идёт по улице. Посматривает, порой остановится. Всё время что-то новенькое. Одно ему понятно, другое любопытно, третье удивляет.
Кайтусь бредёт не спеша, без цели.
Видит: полицейский человека ведёт. Лицо у арестанта бледное, взгляд понурый.
Его посадят в тюрьму.
Помнит Кайтусь своё заключение в крепости чернокнижника. Знакома ему мучительность одиночества в камере, долгие, чёрные часы.
Раньше он любил смотреть на драки, аресты. Любил читать в газетах про грабежи, про кражи. Любил рассказы о ворах и бандитах. И фильмы приключенческие любил.
Раньше было любопытство – сейчас сочувствие.
Сочувствие!
«Желаю и повелеваю. Хочу посетить тюрьму».
И вот в шапке-невидимке идёт он по мрачному коридору, обходит камеры осуждённых.
А в них и молодые, и старые. Несчастные дети этих людей, посаженных в тюрьму на долгие годы. Они-то чем виноваты?
Был у них в школе один мальчик. Злой, недобрый. А что странного, если чуть ссора, ему сразу: «А у тебя отец вор! Погоди, тоже сядешь в тюрьму».
Слишком много в жизни горя и неправильного. И среди взрослых, и среди детей.
Кайтусь это понял, чувствует.
Вышел он из тюрьмы, вновь дышит воздухом свободы.
Улица. Другая.
Воет сирена «скорой помощи». Автомобиль стремительно мчится к больнице.
Вскочил Кайтусь на подножку машины. Раненого везут. Остановился автомобиль у больницы. Санитары подхватили носилки. Доктор осмотрел раненого. Нужна операция.
Снимают с раненого одежду, кладут его на каталку. А Кайтусь уже в операционной.
Сделали раненому укол. Лекарство. Наложили на лицо маску, льют на неё сонные капли. Велят считать.
– Раз… два… три… четыре…
– Уже спит. Начинаем.
Врачи вымыли тщательно руки. Обложили грудь раненого салфетками. Хирург сделал надрез на коже. Чуть появляется кровь, на кровоточащие места накладывают зажимы. Молодой врач помогает, второй подаёт инструменты. Никто не говорит ни слова, а все друг друга понимают. Не мешают друг другу. Разрезают и зашивают живого человека, а он спит.
И это не волшебство, а знание.
Невидимый Кайтусь прошёл в больничную палату.
Два ряда кроватей. Кто-то стонет, кто-то кашляет, кто-то разговаривает в бреду.
И вдруг смех в углу.
На кровати сидит мальчик и рассказывает, что с ним приключилось.
– Как только трамвай меня переехал, я – удирать. Потому что полицейский увидел. Перепугался так, что даже боли не чувствовал. И удрал бы, да люди остановили. Говорят: «Глупый, ты посмотри на ногу». А из ботинка уже кровь течёт, и ноге тепло, но ещё совсем не больно. Ну и занесли меня в магазин.
– А зачем прыгал на трамвай?
– Да вот так… Если бы отец был жив, не пришлось бы мне продавать газеты на улицах. А что поделать, ежели нас четверо, а младшенькие плачут и есть просят? Маме я отдавал два злотых, а себе оставлял только на булку и газированную воду. Накричишься, продавая газеты, так, что даже в горле дерёт.
– Холодная вода вредна для разгорячённого горла.
– Знаю. Мне уже хотели ногу отрезать. Доктор сказал, что ботинок был грязный, потому рана не заживала. А всё-таки зажила, только два пальца потерял. Но это чепуха…
