Дмитрий Емец - Самый лучший враг
В отчаянном усилии Мефодий опять атаковал Ловуса круговым ударом, и снова тот сбросил его удар, чуть подбив ему руку древком совни. Уже ни на что не надеясь, Буслаев в очередной раз закрутился. По пальцам его левой руки, сжимавшей обломок сулицы и взметнувшейся во время поворота корпуса, чем-то больно хлестнуло. Так и не поняв, что это его золотые крылья, взлетевшие на шнурке, Мефодий машинально стиснул пальцы.
Что-то полыхнуло. По сопротивлению воздуха и каким-то новым ощущениям Буслаев определил, что материализовал крылья. Убрать их он уже не успевал. Еще мгновение – и опомнившийся Ловус отсечет ему крылья совней. Продолжая прокручиваться, хотя скорость его поворота и замедлилась, Мефодий высоко вскинул крылья и правым крылом хлестнул Ловуса по лицу. Тот отпрянул, не ожидая такого удара. Между Мефом и Ловусом распростерлось огромное белое крыло, задранное до резкой боли в лопатке. Не задумываясь, Мефодий вскинул руку и, чувствуя, что сейчас из-за крыла Ловус ничего не видит, вогнал обломок сулицы прямо через маховые перья в грудь противнику.
Вспоров тесный ряд перьев, сулица проскользнула между ними. Краткое сопротивление плоти, крик – и белые перья окрасились брызнувшей кровью. Вырвав сулицу, Буслаев отпрыгнул, опасаясь удара совней. И этот удар последовал, но был уже вялым, слабым. Мефодий легко отразил его. Ловус нанес еще один или два удара, но совня была ему уже тяжела. Выронив оружие, он зажал пальцами правой руки рану и улыбнулся Мефу окровавленными зубами. С каждым новым словом на губах у него лопался розовый пузырь.
– Красивые… крылья… у тебя… очень красивые… – с усилием выговорил Ловус. – Что ж ты их так… не жалеешь? И удар был… неплохой. Чем это… ты?
– Обломком сулицы…
Ловус слабо улыбнулся, оценив горькую иронию ситуации.
– Моей сулицы, – повторил он. – Славный был удар. А крылья все же… жалей…
Он закашлялся кровью, покачнулся и стал медленно падать вперед. Буслаев подхватил его и уложил на снег, хотя и знал, что делать это опасно. Почти у каждого стража в рукаве есть кинжал или просто хотя бы ядовитый шип – для последнего, вот такого вот удара. Но обошлось. Либо Ловус был слишком благороден и честно соблюдал условия дуэли, либо не до подлости ему было.
– А все же жаль, что мы ушли из Эдема… Там было хорошо!.. А теперь вот ты пришел на наше место… нелепость! – произнес он совсем тихо.
Потом потянулся, чтобы потрепать Мефодия по плечу, – и умер. За мгновение до этого Буслаеву показалось, что он услышал звук звякнувшей косы. Звук бесконечно короткий, но явственный. Ни одна смерть в мире не обходится без Аиды Плаховны.
Ни Ловуса, ни Аспурка больше не существовало. Оба стража-красавца исчезли. На льду лежало нечто нечеткое, распадавшееся чешуйками и похожее не столько даже на прах, сколько на сухие осенние листья. Рядом, пытаясь отползти и зарыться, корчились два дарха. Дарх Ловуса зацепился цепью за его валявшийся шлем, поэтому Варсус вначале занялся дархом Аспурка.
Хромая, он приблизился, ловко подцепил его рапирой за цепочку, а после, чуть подбросив, подсек ему горловину особым крючком на кинжале. Ссыпал эйдосы себе на ладонь и стал любоваться их освобожденным сиянием. Мефодий ожидал, что он вернет их свету, и вздрогнул, когда пастушок воровато извлек из-под свитера дарх и, смущенно открыв крышечку, стал поспешно ссыпать в него эйдосы. По лицу Варсуса прокатывались волны удовольствия, заметные, как он ни пытался их скрыть.
В первую секунду, когда пастушок достал дарх, Мефодий невольно вскинул руку со спатой, но, опомнившись, опустил оружие:
– Откуда у тебя это? Ты что, из них?
Во взгляде Варсуса плеснула досада. Он понял, что Меф не знал о дархе, а знала одна Дафна.
– Нет, – ответил он быстро. – Помнишь, я убил охотника за глазами? Мне захотелось понять, что ощущают стражи мрака, и я надел его дарх себе на шею.
– И не смог снять? – предположил Меф, наблюдая, как дарх Варсуса корчится и раздувается, пожирая эйдосы.
– Да, не смог. Но я сниму! Когда-нибудь!
– А эйдосы?
– Их я беру временно! Пока не разобью дарх! А я его разобью!.. Не думай: я его ненавижу! Он очень…
В этот момент сытый дарх послал Варсусу новую волну наслаждения, которую тот не сумел скрыть.
– Вижу, как ты его ненавидишь. Разбей его сейчас! Или давай я помогу, если ты не можешь! – предложил Мефодий.
Варсус отскочил, выставляя рапиру:
– Нет! Нет! Сейчас не могу! Мне нужно…
– Что нужно?
– Неважно! Закончить одно дело, а эйдосы дадут мне силу.
– Они могли бы дать ее и твоим крыльям. Как благодарность за освобождение, – сказал Меф.
Варсус мотнул головой.
– Нет! – сказал он быстро. – Ты знаешь, я разбивал много дархов, и всегда отдавал эйдосы свету… И никогда… никогда… они не давали мне столько сил, как сейчас.
– Естественно. Там обычное искреннее «спасибо», а здесь вечный рабский труд на дармовщинку, – заметил Меф. – Но интересно, ты в курсе, что рано или поздно дарх пожрет твои крылья? Удивляюсь, как он до сих пор этого не сделал!
Варсус схватил свои крылья рукой и прижал их к груди.
– Нет! – крикнул он. – Не сожрет. Мои крылья сильнее дарха!
– Корми его лучше, и вскоре все будет наоборот, – заметил Буслаев.
Продолжая прижимать к груди крылья, пастушок скользил взглядом по оттаявшей траве, где, прячась под шлемом, пытался зарыться в землю уцелевший дарх Ловуса. Варсус шагнул к нему, собираясь взять, но спата Мефа вонзилась в землю между дархом и его пальцами.
– Нет! – сказал Буслаев. – Ловуса убил я! Рисковал своими крыльями и спатой. И эйдосы из его дарха тоже мои!
На мгновение ему показалось, что Варсус сейчас на него бросится. Его дарх, натягивая цепочку, тянул хозяина вниз, к шлему. Тянул жадно, гневно, пытаясь вцепиться в другой, ненавистный дарх, полный прекрасных эйдосов. Он уже не помнил, что недавно получил щедрую дань. И даже Варсуса, только что накормившего его, уже ненавидел – то и дело изгибался и жалил пастушка в грудь, требуя у него поспешить и скорее хватать, разбивать, пересыпать! Голод дархов вечен.
– Эй! – окликнул Меф. – Эй!
Варсус вытер мокрое от пота лицо.
– А? Что?.. Отдай! – сказал он. – Зачем тебе?
– Нет! – сказал Мефодий.
Варсус посмотрел на него долгим, чуть мутным взглядом. Кончик рапиры в его руке, обращенный к земле, плясал и вздрагивал. Готовя спату к отражению атаки, Мефодий поглядывал на дарх Ловуса, который, сверля землю, пытался укрыть свое сверкающее тело под шлемом.
Чей-то голос – но чей? не дарха же! – вкрадчивой змейкой шуршал в ушах Мефодия: «Варсус сильнее. Он лучше летает, его маголодии вообще не сравнимы с твоими… Но если ты наденешь дарх Ловуса, все может перемениться! Крылья у тебя уже есть! А знаешь что такое дарх в придачу к золотым крыльям?»
Нога Буслаева едва заметно сместилась, перераспределив тяжесть на пятку. Он почти увидел свое движение: нога отбрасывает шлем, он прыгает, подхватывает цепочку дарха – и вот тот уже у него на шее. Потом перекатывается уже со спатой в руках и вскакивает готовый к бою.
– Никто не знает, что мы здесь. Ловус с Аспурком не расскажут. Я могу тебя убить, – сказал Варсус негромко и как-то отстраненно, точно обсуждая это не с Мефом, а с самим собой.
– Но можешь и не убить, – ответил Буслаев. – Ты похож на опаленную курицу. Твоя дудочка где-то валяется. А что опаснее: спата в моих руках или рапира в руках хромающего стража – тут можно еще поспорить. Служи я по-прежнему мраку, я дрался бы с тобой на дуэли сейчас, когда у меня хорошие шансы. Я бы даже сказал: крайне хорошие шансы.
Варсус задумчиво посмотрел на пустую руку, в которой у него обычно была дудочка.
– Да, – протянул он. – Это ты правильно сказал. Не самый лучший момент для дуэли… Но рискнуть можно. Укол рапирой – это то, что наносится… быстро!
Его взметнувшаяся рапира прыгнула к шее Мефа. Буслаев не отбил бы удара, если бы все это время не смотрел в глаза Варсусу. Дернувшись в сторону, Мефодий спатой хлестнул по клинку рапиры.
Варсус застыл. На свою руку, предательски атаковавшую Мефа, он посмотрел теперь почти с ужасом, как на опасную змею. Этот короткий, но очень искренний взгляд спас Варсусу жизнь. Решив, что не убьет его, Мефодий, не разрывая дистанции, отшагнул по кругу, занес меч за спину, дождался, пока Варсус, страхуясь от удара, вскинет рапиру. Едва он это сделал, Мефодий, не медля, резко провернулся, и лезвие спаты, которое должно было атаковать справа и в голову, плашмя поразило Варсуса в левый бок. Пастушок согнулся.
– Недостаточно быстро. Тебе не нужно было подпускать меня… – сказал Буслаев.
Варсус, зарычав, прыгнул на него, перехватив клинок своей рапиры левой рукой, чтобы ударить ею Мефа снизу, как кинжалом. Мефодий легко ушел и, дождавшись, пока бронзовые крылья пастушка по инерции взлетят на шнурке, перехлестнув клинок рапиры, резанул сверху вниз вдоль чужого клинка.
