Наталья Александрова - Африканская страсть
– Ты помнишь, что должен был сдать в номер материал на сто двадцать строк о наркомании в школах? – гремел Ракитин. – Хорошо, выпускающий успел развернуться, поставил вместо твоих малолетних наркоманов заметку о злоупотреблениях в зоопарке! Сколько можно? Я тебя вчера предупреждал. Это был последний раз.
– Но, Сергей Сергеевич… – проныл Николай, – я вас клятвенно заверяю, это не повторится…
– Мне твои клятвы надоели! Конечно, это не повторится, потому что ты у нас больше не работаешь! Ты уволен! И я постараюсь сделать так, чтобы тебя не взяли ни в одну приличную газету!
Ракитин опустил голову и уткнулся в свои бумаги, тем самым давая понять, что разговор закончен.
Референт директора центра «Вариант» поправил свои пепельные волосы и в упор посмотрел на журналиста.
– Зачем вы разыскиваете Ольгу Теодоровну?
Николай на мгновение растерялся. Действительно, зачем он искал эту женщину? Ведь его уволили из газеты совершенно по другому поводу, статья о любвеобильном профессоре здесь ни при чем…
– Она заказывала мне несколько месяцев назад одну статью… – повторил он без энтузиазма, – статью о профессоре, который развлекался с аспиранткой…
– Что значит – заказывала? – глаза референта округлились, брови его удивленно поползли вверх.
– Ну… понимаете… она заплатила мне за то, чтобы я написал эту статью и протолкнул ее в номер…
– Но ведь это же совершенно безнравственно! – проговорил референт в священном ужасе. – Разве можно торговать печатным словом? Совершенно неудивительно, что вас уволили с работы!
Николай с интересом уставился на своего собеседника. Как его зовут… какое-то простое имя, но никак не удается его вспомнить. Во дает, какой устроил цирк! Безнравственно! Какие слова знает! Тоже мне, святой угодник нашелся! И откуда ему, интересно, известно, что Николая уволили? Еще и двух часов не прошло, как Ракитин подписал приказ!
– Меня не только уволили, – Николай опустил глаза, разглядывая узор древесины на крышке стола. – Ракитин пообещал, что меня не возьмут ни в одну приличную газету.
– Я его понимаю, – референт тяжело вздохнул, – пресса – это четвертая власть. У журналиста должны быть чистые руки, холодное… ну, хотя бы чистые руки, этого уже достаточно.
«Ну, пошел мораль читать! – подумал Николай, спрятав под стол свои не слишком чистые руки. – Теперь надолго заведется!»
Он вспомнил, что референта зовут Олег Михайлович, но почему-то снова забыл это простое имя. Зато он вспомнил то, ради чего, собственно, пришел сюда, в центр «Вариант», ради чего искал женщину с редким отчеством Теодоровна и что заставит этого непроницаемого референта говорить с ним серьезно, без этих издевательских шуточек, без разговоров о нравственности и чистых руках.
– Она вчера приходила ко мне, – проговорил он вполголоса, придвинувшись поближе к своему загадочному собеседнику.
– Кто? – спросил референт, наоборот, инстинктивно отстранившись от журналиста.
– Девушка… она представилась дочерью того профессора, о котором была статья, но мне кажется, она врала. Она просто вынюхивала, выведывала, расспрашивала меня…
– О чем? – с интересом спросил референт.
Николай заметил этот интерес и обрадовался: он хоть чем-то смог зацепить этого холодного человека.
– Не о чем, а о ком. Она расспрашивала меня об Ольге Теодоровне!
– Так, – референт опустил глаза и достал из кармана тяжелую красивую ручку, – и как же она выглядела, эта девушка?
– Довольно высокая, стройная, – начал Николай, – глаза темные, стрижка короткая, отдельные пряди выкрашены в зеленый и бордовый цвета, одета в джинсы и тонкий свитер…
– Вы раньше не работали в милиции? – осведомился референт, откручивая колпачок своей ручки.
– Бог миловал, – притворно испугался Николай, – а что?
– Описание характерное, – референт усмехнулся, – хоть сейчас в протокол или в ориентировку на розыск.
– Я журналист! – высокомерно ответил Уточкин.
– Были, – вернул мяч референт и надолго замолчал.
Когда Николай уже решил, что о нем забыли, референт убрал ручку в карман и проговорил:
– Значит, она расспрашивала вас об Ольге Теодоровне?
Бывший журналист кивнул, не понимая, к чему клонит его собеседник. Неожиданно он вновь вспомнил, что непроницаемого референта зовут Олегом Михайловичем.
– Вы сможете это подтвердить? – референт уставился на Николая немигающим проницательным взглядом.
– Подтвердить? – Николай окончательно растерялся. – Зачем подтвердить? Кому?
– Тем, кто будет вас спрашивать. Допустим, сотрудникам тех самых органов, в которых вы никогда не работали, – по губам референта про-змеилась еле уловимая улыбка.
– А я должен? Должен это подтвердить?
– Мне нравится такая постановка вопроса. – Референт откинулся на спинку стула, разглядывая Николая, будто только сейчас его увидел, и снова достав из кармана свою ручку. – Да, вы должны будете это подтвердить, как всякий законопослушный гражданин. И не волнуйтесь, ваш Ракитин не всемогущ, он не сможет закрыть перед вами все дороги. А нам нужны толковые журналисты.
Когда Николай покинул кабинет референта, открылась другая, незаметная дверь, и в комнату вошла женщина.
– Вы все слышали? – осведомился референт, привычным жестом поправив пепельные волосы.
Женщина кивнула и села на стул, на котором только что сидел отставной журналист.
– Вне всякого сомнения, это ваша знакомая.
Олег Михайлович не ждал ответа, и женщина промолчала. Без всяких слов было ясно, что к журналисту приходила та самая девушка, уже дважды посещавшая «Вариант».
Выдержав небольшую паузу, референт продолжил:
– Ее активность становится по-настоящему опасной. Думается, пора принять достаточно решительные меры.
– Если позволите, – женщина инстинктивно понизила голос, – я предложила бы вот какую операцию…
Олег Михайлович умел слушать. Он искренне считал это качество самой сильной своей стороной, и вообще он был уверен, что в любой области добиваются успеха те, кто умеет молчать и слушать, а люди, предпочитающие говорить, обречены оставаться хроническими неудачниками.
И сейчас он внимательно слушал свою собеседницу. Но чем дольше он ее слушал, тем более благосклонным становилось его лицо. Когда она закончила, референт откинулся на спинку кресла и посмотрел на женщину с новым интересом.
– Неплохо, – проговорил он после минутного раздумья.
В его устах это была самая высокая похвала.
– Одна деталь неясна, – продолжил Олег Михайлович после еще одной недолгой паузы, – для осуществления этой операции нам нужно вступить в контакт с вашей знакомой, а наши орлы потеряли ее и до сих пор не могут снова найти.
– Если позволите, – снова сказала женщина и продолжила: – Судя по докладу службы внешнего наблюдения, с которым вы меня ознакомили, ее потеряли в этом месте, – она ткнула кончиком остро заточенного карандаша в крупномасштабный план города, – и после этого она не появилась ни на одной из ближайших улиц. Можно предположить, что наша знакомая скрылась в одном из домов этого квартала, – женщина нарисовала на карте аккуратный кружок.
– Вы представляете, сколько людей здесь живет! – проговорил референт, поморщившись.
– Я же не предлагаю вам проводить облаву. Давайте устроим постоянное патрулирование этого квартала двумя-тремя машинами, и я не сомневаюсь, что мы ее обнаружим. Ведь мы имеем дело с молодой женщиной, и она вряд ли долго высидит взаперти!
«Вы – тоже молодая женщина, – подумал Олег Михайлович, – но я не сомневаюсь, что в случае необходимости вы сможете просидеть в засаде столько, сколько понадобится. Как кошка перед норой мыши… точнее, как ядовитая змея… допустим, кобра…»
Вслух он, конечно, ничего подобного не сказал, но решил для себя быть впредь особенно осторожным с этой многообещающей дамой.
Когда дверь за Надеждой Николаевной захлопнулась, Лена почувствовала себя совсем плохо. То есть она и так-то была в ужасном состоянии после вчерашней встречи на пустынной ночной улице, когда Сергей появился так неожиданно и спас ее от тех мерзавцев. Теперь же, после того, как она в подробностях пересказала всю свою историю шестилетней давности Надежде Николаевне, ей стало еще хуже. Воспоминания ожили, и сейчас, чувствуя молчаливое неодобрение Надежды, Лена взглянула на себя другими глазами. Не случайно Надежда Николаевна скептически поджимала губы, слушая Лену, она явно не одобряла ее поведения. Тогда, шесть лет назад, она была полной дурой! В ее оправдание говорит только то, что трагические события повергли ее в шок. Она была совершенно одна, да к тому же беременна, а такое состояние не способствует интенсивной работе мысли. Она сбежала к единственному близкому человеку – к маме, а куда еще было ей бежать? Где преклонить голову?
