Александр Солженицын - Раковый корпус
– Вот странно, Зоенька, вы только по лестнице поднимаетесь на дежурство, и я уже совершенно здоров!
– Ну хорошо, – уступила Зоя без труда. – На этот раз приму вас в гостиной.
И кивнула на комнату врачебных заседаний.
Однако после обеда она опять разносила лекарства, и были срочные дела в большой женской. По противоположности с ущербностью и болезнями, окружавшими здесь её, Зоя вслушивалась в себя, как сама она была чиста и здорова до последнего ноготочка и кожной клеточки. С особенной радостью она ощущала свои дружные тугоподхваченные груди, и как они наливались тяжестью, когда она наклонялась над койками больных, и как они подрагивали, когда она быстро шла.
Наконец дела проредились. Зоя велела санитарке сидеть тут у стола, не пускать посещающих в палаты и позвать её, если что. Она прихватила вышиванье, и Олег пошёл за ней в комнату врачей.
Это была светлая угловая комната с тремя окнами. Не то чтоб она была обставлена со свободным вкусом – и рука бухгалтера и рука главного врача ясно чувствовались: два стоявших тут дивана были не какие-нибудь откидные, а совершенно официальные – с высокими отвесными спинками, ломавшими шею, и зеркалами в спинках, куда можно было посмотреться разве только жирафу. И столы стояли по удручающему учрежденческому уставу: председательский массивный письменный стол, покрытый толстым органическим стеклом, и поперёк ему, обязательной буквой Т, – длинный стол для заседающих. Но этот последний был застелен, как бы на самаркандский вкус, небесно-голубой плюшевой скатертью – и небесный цвет этой скатерти сразу овеселял комнату. И ещё удобные креслица, не попавшие к столу, стояли прихотливой группкой, и это тоже делало комнату приятной.
Ничто не напоминало тут больницу, кроме стенной газеты «Онколог», выпущенной к седьмому ноября.
Зоя и Олег сели в удобные мягкие кресла в самой светлой части комнаты, где на подставках стояли вазоны с агавами, а за цельным большим стеклом главного окна ветвился и тянулся ещё выше дуб.
Олег не просто сел – он всем телом испытывал удобство этого кресла, как хорошо выгибается в нём спина и как плавно шея и голова ещё могут быть откинуты дальше.
– Что за роскошь! – сказал он. – Я не попирал такой роскоши… наверно, лет пятнадцать.
(Если уж ему так нравится кресло, почему он себе такого не купил?)
– Итак – что вы загадали? – спросила Зоя с тем поворотом головы и тем выражением глаз, которые для этого подходили.
Сейчас, когда они уединились в этой комнате и сели в эти кресла с единственной целью разговаривать, – от одного слова, от тона, от взгляда зависело, пойдёт ли разговор порхающий или тот, который взрезывает суть. Зоя вполне была готова к первому, но пришла она сюда, предчувствуя второй.
И Олег не обманул. Со спинки кресла, не отрывая головы, он сказал торжественно – в окно, выше её:
– Я загадал… Поедет ли одна девушка с золотой чёлкой… к нам на целину.
И лишь теперь посмотрел на неё.
Зоя выдержала взгляд:
– Но что там ждёт эту девушку?
Олег вздохнул:
– Да я вам уже рассказывал. Весёлого мало. Водопровода нет. Утюг на древесном угле. Лампа керосиновая. Пока мокро – грязь, как подсохнет – пыль. Хорошего никогда ничего не наденешь.
Он не упускал перечислить дурного – будто для того, чтоб не дать ей возможности пообещать! Если нельзя никогда хорошо одеться, то действительно – что это за жизнь? Но, как ни удобно жить в большом городе, знала Зоя, что жить – не с городом. И хотелось ей прежде не тот посёлок представить, а этого человека понять.
– Я не пойму – что вас там держит?
Олег рассмеялся:
– Министерство внутренних дел! – что!
Он всё так же лежал головой на спинке, наслаждаясь.
Зоя насторожилась.
– Я – так и заподозрила. Но, позвольте, вы же… русский?
– Да стопроцентный русак! Могу я иметь чёрные волосы?
И поправил их.
Зоя пожала плечами:
– Но тогда – почему ж вас?..
Олег вздохнул:
– Эх, до чего ж несведущая растёт молодёжь! Мы росли – понятия не имели об уголовном кодексе, и что там есть за статьи, пункты, и как их можно толковать расширительно. А вы живёте здесь, в центре этого всего края, и даже не знаете элементарного различия между ссыльнопоселенцем и административно-ссыльным.
– А какая же?..
– Я – административно-ссыльный. Я сослан не по национальному признаку, а – лично, как Олег Филимонович Костоглотов, понимаете? – Он рассмеялся. – «Личный почётный гражданин», которому не место среди честных граждан.
И блеснул на неё тёмными глазами.
Но она не испугалась. То есть испугалась, но как-то поправимо.
– И… на сколько же вы сосланы? – тихо спросила она.
– Навечно! – громыхнул он.
У неё даже в ушах зазвенело.
– Пожизненно? – переспросила она полушёпотом.
– Нет, именно навечно! – настаивал Костоглотов. – В бумаге было написано навечно. Если пожизненно – так хоть гроб можно оттуда потом вывезти, а уж навечно – наверно, и гроба нельзя. Солнце потухнет – всё равно нельзя, вечность-то – длинней.
Вот теперь действительно сердце её сжалось. Всё неспроста – и шрам этот, и вид у него бывает жестокий. Он, может быть, убийца, страшный человек, он, может быть, тут её и задушит, недорого возьмёт…
Но Зоя не повернула кресла, чтобы легче бежать. Она только отложила вышиванье (ещё к нему и не притронулась). И, глядя смело на Костоглотова, который не напрягся, не разволновался, а по-прежнему удобно устроен был в кресле, спросила, волнуясь сама:
– Если вам тяжело – то вы не говорите мне. А если можете – скажите: такой ужасный приговор – за что?..
Но Костоглотов не только не был удручён сознанием преступления, а с совершенно беззаботной улыбкой ответил:
– Никакого приговора, Зоенька, не было. Вечную ссылку я получил – по наряду.
– По… наряду??
– Да, так называется. Что-то вроде фактуры. Как с базы на склад выписывают: мешков столько-то, бочонков столько-то… Использованная тара…
Зоя взялась за голову:
– Подождите… Не понимаю. Это – может быть?.. Это – вас так?.. Это – всех так?..
– Нет, нельзя сказать, чтобы всех. Чистый десятый пункт – не посылают, а десятый с одиннадцатым – уже посылают.
– А что такое одиннадцатый?
– Одиннадцатый? – Костоглотов подумал. – Зоенька, я вам что-то много рассказываю, вы с этим матерьяльцем дальше поосторожней, а то можете подзаработать тоже. У меня был основной приговор – по десятому пункту, семь лет. Уж кому давали меньше восьми лет – поверьте, это значит – совсем ничего не было, просто из воздуха дело сплетено. Но был и одиннадцатый, а одиннадцатый значит – групповое дело. Сам по себе одиннадцатый пункт срока как бы не увеличивает – но раз была нас группа, вот и разослали по вечным ссылкам. Чтобы мы на старом месте никогда опять не собрались. Теперь – понятно?
Нет, ей было ещё непонятно.
– Так это была… – она смягчила, – ну, как говорится – шайка?
И вдруг Костоглотов звонко расхохотался. И оборвал и насупился также вдруг.
– А здорово получилось. Как и моего следователя, вас не удовлетворило слово «группа». Он тоже любил называть нас – шайка. Да, нас была шайка – шайка студентов и студенток первого курса. – Он грозно посмотрел. – Я понимаю, что здесь курить нельзя, преступно, но всё-таки закурю, ладно? Мы собирались, ухаживали за девочками, танцевали, а мальчики ещё разговаривали о политике. И о… Самом. Нас, понимаете ли, кое-что не устраивало. Мы, так сказать, не были в восторге. Двое из нас воевали и как-то ожидали после войны кое-чего другого. В мае перед экзаменами – всех нас загребли, и девчёнок тоже.
Зоя ощущала смятение… Она опять взяла в руки вышиванье. С одной стороны, он говорил опасные вещи, которые не только не следовало никому повторять, но даже слушать, но даже держать открытыми ушные раковины. А с другой стороны, было огромное облегчение, что они никого не заманивали в тёмные переулки, не убивали.
Она глотнула.
– Я не понимаю… вы всё-таки – делали-то что?
– Как что? – он затягивался и выпускал дым. Какой он был большой, такая маленькая была папироска. – Я ж вам говорю: учились. Пили вино, если позволяла стипендия. Ходили на вечеринки. И вот девчёнок замели вместе с нами. И дали им по пять лет… – Он посмотрел на неё пристально. – Вы – на себе это вообразите. Вот вас берут перед экзаменами второго семестра – и в мешок.
Зоя отложила вышиванье.
Всё страшное, что она предчувствовала услышать от него, – оказалось каким-то детским.
– Ну а вам, мальчикам, – зачем это всё нужно было?
– Что? – не понял Олег.
– Ну вот это… быть недовольными… Чего-то там ожидать…
– Ах, в самом деле! Ну да, в самом деле! – покорно рассмеялся Олег. – Мне это в голову не приходило. Вы опять сошлись с моим следователем, Зоенька. Он говорил то же самое. Креслице вот хорошее! На койке так не посидишь.
