Дмитрий Емец - Ошибка грифона
Небрежным движением пальца скопировал с перстня все встроенные черномагические заклинания, расположение коридоров Тибидохса и вообще весь архив деяний кольца, навеки оттиснувшийся на его ментальном поле. Архив оказался неожиданно большим, так как включал не только все заклинания самого перстня, но и отражение всех заклинаний, произнесенных кем-то другим где-то рядом начиная с его изготовления в 1688 году.
Особой нужды в копировании архива Матвей не испытывал, но все же пусть будет. Никогда не знаешь, когда и что пригодится. Можно было уже и выныривать, но Багров медлил. Справа от него, похожее на огромный ртутный шар, вздрагивало хранилище силы. Оно выбрасывало серебристые молнии, которые, отрываясь, сразу втягивались обратно. Вот она – начальная энергия перстня, дающая силу всем его заклинаниям! Мощная штука! Таким перстнем можно луну расколошматить, а хозяин небось использует его, чтобы сводить прыщи и нравиться девушкам.
Багров заинтересовался, что стало основой этой энергии. Первохаос? Искаженный эйдос? Артефакт? Заглядывать в хранилище силы ни в коем случае не следовало, но все же Багров не удержался и, шагнув к шару, осторожно приблизил к нему лицо. Сквозь прозрачные стенки видны были метавшиеся тени. Казалось, они пытаются вырваться, но не могут. На Матвея дохнуло лишенным очертаний страхом – немым, жутким, сосущим страхом, от которого перехватывало дыхание и в голове не оставалось ни одной мысли. Силу перстню давала заточенная частица Нижнего Тартара.
Матвей торопливо отпрянул, но очередная серебристая молния, оторвавшаяся от шара, ударила его в грудь и, точно жабий язык, захвативший муху, затянула внутрь.
И сразу исчезло время, расступилось пространство. Багров провалился в черный испепеляющий огонь, пожирающий себя в абсолютной пустоте. Здесь он не видел уже ничего, но и не видя распознавал рядом миллиарды людей и сотни тысяч стражей, многие из которых даже не замечали друг друга. Тут царило всеобщее безумие. Почти каждый страдал и, страдая, пытался обрести забвение в той страсти, которой чаще всего предавался при жизни. Если не ощутить радость, то хотя бы заглушить боль. Бесполезно. Боль не становилась меньше. Но все равно в слепом отчаянии люди и стражи повторяли одно и то же, точно пьяный, который, едва очнувшись утром, снова начинает пить и получает от этого все меньше радости. Вскоре он пьет лишь для того, чтобы заглушить боль стремительно разрушающегося тела. Здесь же не было и забвения, а лишь бесконечные попытки его обрести. Одна мечта здесь владела всеми. Потерять всякие очертания личности. Раствориться. Не существовать.
Матвей слепо рванулся, пытаясь найти выход. Ужас наполнил его. Он рванулся в одну сторону, в другую, заметавшись, как те тени, что он видел снаружи. Окончательно запаниковав, бросился куда-то вниз и вдруг на кого-то налетел.
– Как ты сюда попал, ученик волхва? Ты что, погиб? – спросил чей-то голос.
– Я бессмертен, – упрямо выговорил Матвей.
– Здесь все бессмертны! Уж этого-то добра тут у каждого… А ну прочь отсюда! Пока ты жив, у тебя еще есть шанс не застрять здесь навечно! – Могучая рука, а возможно, просто стальная воля, выбросила Багрова прочь как котенка. И уже пронизывая стенку шара, Матвей осознал, что это был Арей, и преисполнился к нему благодарности.
– Эй! Все хорошо? Вы живы? – Беспокойный голос Бруни долетел из неведомой дали. Кажется, Багрова трясли за плечи. Но он не был в этом до конца уверен, потому что связь с телом была утрачена.
Медленно, очень медленно Матвей стал выныривать. Щеки жгло. Это Бруня, взвизгивая от страха, хлестал его по щекам.
– Уйди! – процедил Багров сквозь зубы.
Бруня отдернул ладонь. Запоздало взвизгнул в последний раз. Матвей поморщился:
– Перестань голосить… Долго я так лежу?
– Ми-ми-ми… Около получаса!
Багров не поверил. Ему показалось, он провел в Тартаре много меньше. Матвей с трудом сел.
– Голова болит… Почему я мокрый?
– Я вас снегом тер!
– И бил?
– Я не знал, что делать… Вы лежали и…
– Помоги подняться!
Бруня помог. Мало-помалу ощущение реальности возвращалось.
– Я стою?
– Стоите.
– Все. Теперь отпусти меня! – Багров был весь покрыт липким потом. На холодном ветру тело остывало и мерзло.
Бруня пугливо отскочил от Матвея, и Багров слепо побрел куда-то. Ему попалась вкопанная шина. Он сел на нее, сразу встал, снова побрел. Несмотря ни на что, он был счастлив. Как же хорошо просто идти! Просто дышать! Просто существовать! И ошибки еще исправить не поздно, пока ты жив. Багров не помнил, сколько он так бродил: садился, вставал, поворачивал в разные стороны, поднимал и опускал руки. Должно быть, тем, кто смотрел на него со стороны, казалось, что Матвей пьяный.
В какой-то момент он обернулся и обнаружил за своей спиной Бруню. Матвей, совсем забывший о нем, не сразу вспомнил, кто это и чего он хочет.
– Чего тебе надо? – спросил он.
– Мой перстень! – робко напомнил Бруня.
– Какой перстень? А, да! – Матвей опустил перстень на ладонь Бруни.
Тот торопливо сжал пальцы. Видимо, вообще боялся остаться без него.
– Все нормально! – сказал Багров. – Он перепрошит. С тебя комплект зимней резины для моего автобуса. Но учти, комплект – это пять покрышек, а не четыре.
Бруня поспешно закивал. Он явно не ожидал, что перепрошивка перстня будет связана для Багрова с такими испытаниями, и теперь, чтобы загладить свою вину, готов был на что угодно.
– Шины – это да, обязательно… Хотите я найду вам уцененного джинна? У нас один кувшин пришел треснутый. Я его подклеил. Теперь его не продашь, но это действительно хороший джинн! Очень-очень злой! Если сбросить его на какое-нибудь Митино, там ни у кого не останется целой тарелки!
– Не надо. С этим женщины и без джинна справятся! – сказал Матвей и, махнув рукой, пошел к Приюту Валькирий. Бруня зачем-то потащился за ним.
– Про твой перстень! – сказал Багров. – Теперь он не перегорит ни от каких искр. Но имей в виду: усреднение не проходит даром. Каждая следующая красная искра будет чуть-чуть менее красной. А зеленая – чуть-чуть менее зеленой. А однажды случится так, что исчезнут и красные и зеленые искры, а останутся только серые. Все сольется.
– А магия? Магия останется? – с беспокойством спросил Бруня.
– Останется. Но она тоже будет серой. Впрочем, на бытовые вопросы ее всегда будет хватать.
Матвей поднялся в Приют Валькирий и прижался к железной печке-буржуйке, которую еще с утра заботливо подкормил дровами. Скелет уже закончил с картошкой и, наклонившись, стоял у Иркиного гамака, ожидая, пока она проснется. Открой бывшая валькирия-одиночка глаза, ее ждал бы сюрприз. Но в том-то и дело, что глаз Ирка не открывала.
– Картошку пожарил? А со стола вытер? Посуду убрал? – бормотала Ирка, ворочаясь в гамаке.
Скелет послушно повернулся и отправился вытирать со стола.
Матвей согрелся и опять вышел на улицу, чтобы немного пройтись. С перепрошивкой перстней он отныне решил завязать. Слишком опасно. Ощущение Тартара постепенно выветривалось, как выветривается страшный сон, но в глубине души Матвей об этом сожалел. Может, если бы помнить об этом всегда, было бы лучше. Надежнее как-то.
Часа через два он вернулся домой. С порога огляделся. Скелета в Приюте уже не было. Куда он делся, Матвей так и не понял. Или рассыпался в прах, или Ирка его убрала, или, может, сам ушел. Ирка, разумеется, сидела со своим ноутом и убиралась на рабочем столе. Это было единственное место в доме, где она вообще убиралась.
– Как дела? – осторожно спросил у нее Матвей. Он не исключал, что сейчас его попытаются придушить.
Однако беспокоился он напрасно. Ирка вскочила и обняла его:
– Отлично! Сегодня утром ты был такой милый! Такой трудолюбивый! Не будил меня, дал выспаться. Все в доме переделал, приготовил! Теперь же ты всегда будешь таким?
Матвей промычал что-то невнятное. Ирка, отпустив его, вновь вернулась к ноуту:
– Смотри, что я нашла в Сети! Как тебе?
Радуясь, что к теме скелета больше не возвращаются, Багров уткнулся в экран и стал читать:
«Американец Джон Нейман получил письмо с текстом «Я добровольно отдам свой эйдос тому, кто за ним придет!» и, переписав его двенадцать раз, отправил двенадцати своим друзьям.
Через неделю Джон стал единственным уцелевшим в крушении самолета. Ему невероятно повезло: он упал на крышу завода по производству пластиковой посуды и сквозь крышу провалился на склад. Невероятно, но администрация завода впоследствии выплатила Джону премию в 20 000 долларов за демонтаж старой крыши, объяснив это тем, что никто не брался за эту работу из-за ее повышенной сложности!
Когда Джона выписали из больницы, он устроил дружескую попойку, после которой один из его знакомых подарил ему подобранного на улице полуживого кота. Джон стал ухаживать за котом, но кот все равно умер. Оказалось, что он подавился ключом от сейфовой ячейки в банке, в которой хранилось 2 500 000 долларов. Джон Нейман истратил эти деньги на кошек, купив им 15 тонн лучшего кошачьего корма.
