Джордж Мартин - Шесть серебряных пуль
Рэнди сняла шляпку, поправила прическу и, приветливо улыбнувшись, уведомила охранника:
– Я пришла повидаться с Барри Шумахером.
– Третий этаж, – бросил тот, едва взглянув на Рэнди, и вновь углубился в яркий глянцевый журнал, лежавший у него на коленях.
Кабина допотопного лифта с железной решеткой, которую надлежало отодвигать вручную, минут пять грохотала и раскачивалась, но все же подняла Рэнди на третий этаж. Шумахер задумчиво курил, сидя за своим столом.
– Посмотри в окно, – обратился он к Рэнди, едва та успела переступить порог. На тротуаре стояла девица в мини-юбке и мокрой от дождя облегающей футболке. – На ней же нет лифчика, – заметил Барри. – А ведь торчит не где-нибудь, а перед «Замком». Забывают, что в этом кинотеатре состоялась премьера «Унесенных ветром». Да и многих других замечательных фильмов… – Состроив недовольную гримасу, он толчком ноги развернул вращающееся кресло и затушил окурок в пепельнице. – Да, все течет, все изменяется.
– А я плакала, когда умерла мама Бэмби, – призналась Рэнди.
– Ты смотрела «Бэмби» в «Замке»? – спросил Шумахер.
Рэнди кивнула.
– Помню, меня туда привел отец, но он не плакал. Вообще, плачущим я его видела лишь однажды, но это было много позже и, конечно, не в кино.
– Фрэнк был замечательным человеком, – заметил Шумахер задумчиво.
За последние годы Барри располнел и облысел, но одевался по-прежнему безукоризненно. Рэнди помнила его молоденьким поджарым репортером. В те годы он каждую неделю по средам приходил к отцу составить партию в покер. Он шутливо ухаживал за Рэнди, обещая жениться, когда она подрастет. Оба весело смеялись этим нехитрым шуткам. Теперь же Шумахер стал совсем другим человеком; казалось, он не улыбался с победы Кеннеди на президентских выборах.
– Так чем я могу тебе помочь? – спросил Барри, немного помолчав.
– Расскажи мне об убийстве на Парковой улице все, что не попало в газету, – попросила Рэнди, садясь в кресло напротив.
– С чего ты взяла, что наша газета что-то утаила? – ответил вопросом на вопрос Шумахер.
– Разве ты забыл, что мой отец был полицейским? Именно поэтому мне известно, что полиция часто просит вас не публиковать некоторые подробности уголовных дел.
– Просить-то нас просят, но мы, как правило, имеем свое мнение на этот счет. – Барри зажег очередную сигарету.
– И на этот раз тоже?
Барри, пожав плечами, пробурчал:
– Некрасивое дело. Ужасное. Но мы написали о нем. Ведь так?
– В статье сообщалось, что жертву изуродовали. Что конкретно это значит?
– Там на полке стоит толковый словарь. Загляни в него и все поймешь.
– Значение слова мне известно, – сказала Рэнди, удивляясь тому, что Барри-то, оказывается, изменился к худшему не только внешне.
– Тогда тебе, наверное, известно, что наш «Курьер» читают и дети. Ты хочешь, чтобы мы заполнили свои страницы жуткими подробностями?
– Я говорю вовсе не о том, что следует, а чего не следует печатать в «Курьере». Мне лишь хочется знать подробности этого дела. У полиции есть версия, что девушка-калека была убита животным?
Барри, дернув головой, встретился с Рэнди глазами, и та на секунду увидела за стеклами его очков намек на ту теплоту, что была когда-то между ними.
– Убита животным? – переспросил Барри мягко. – С чего ты взяла? Тебя, наверное, волнует не смерть Джоан Соренсон, а смерть твоего отца? – Барри поднялся, обошел вокруг стола, положил руку на плечо Рэнди и заглянул в ее глаза: – Рэнди, солнышко, не терзай себя. Я тоже любил Фрэнка, но он мертв. Мертв вот уже… Подумать только, прошло уже почти двадцать лет! Коронер пришел к заключению, что твоего отца загрызла бешеная собака, и сомневаться в этом нет ни малейших оснований.
– Перед смертью отец полностью разрядил барабан своего револьвера. Ты можешь представить бешеную собаку, которая получила бы целых шесть пуль тридцать восьмого калибра и осталась в живых?
– Возможно, Фрэнк промазал, – предположил Барри.
– Он не промазал. – Рэнди отвернулась от Шумахера. – И хоронили его в закрытом гробу. Ведь его тело… – Даже по прошествии многих лет Рэнди было тяжело произносить эти слова, но она стала уже большой девочкой и потому, переборов себя, закончила фразу: – Было разорвано на куски и съедено. А животное так и не обнаружили.
– Должно быть, Фрэнк все же ранил его, и животное, гдето укрывшись, издохло. – Барри развернул Рэнди лицом к себе. – Возможно, дело было именно так, а возможно, нет. Твой отец погиб очень давно, детка, и его смерть не имеет ничего общего со смертью Джоан Соренсон.
– Так расскажи мне, что с ней случилось, – потребовала Рэнди.
– Послушай, я не намереваюсь… – Барри, заколебавшись, провел языком по губам, а затем все же вымолвил: – Она была убита ножом. Так, во всяком случае, написано в полицейском рапорте. – Барри присел на край стола, и в голосе его вновь послышались циничные нотки. – Какой-то псих, насмотревшись дурацких фильмов ужасов вроде «Хэллоуина», «Пятницы, тринадцатого» и прочих, зарезал Джоан острым как бритва ножом.
Поняв по голосу Шумахера, что вытянуть из него больше ничего не удастся, Рэнди поднялась:
– Спасибо.
Он не глядя кивнул и сказал:
– Солнышко, заглянула бы к нам как-нибудь на ужин. Адель о тебе часто спрашивает.
– Передай ей от меня привет. – Рэнди задержалась у двери и, вымученно улыбнувшись, спросила: – Барри, а тело Джоан было найдено полностью?
Он, секунду поколебавшись, обронил:
– Да, полностью.
В покер Барри обычно проигрывал. Соображал он неплохо, но, по словам отца Рэнди, блефовать не умел: его всегда выдавали глаза.
Вот и сейчас Рэнди совершенно определенно поняла, что Барри Шумахер солгал.
5
Звонок был сломан, пришлось стучать. Ответа за дверью не последовало, но Уилли, конечно же, не поддался на эту наивную уловку.
– Я точно знаю, миссис Джуддикер, что вы дома, – закричал он в окно. – Ваш телевизор было слышно за квартал, но, завидев меня, вы его выключили. – Он вновь постучал. – И не надейтесь, что я уйду, лучше сразу открывайте.
За дверью послышался и сразу же оборвался детский шепот. Уилли тяжело вздохнул. Почему, черт возьми, большинство дебиторов ведет себя так глупо? Уилли достал из кармана кредитную карточку, сунул ее в щель между дверью и косяком и надавил. Язычок замка легко поддался, раздался щелчок. Уилли распахнул дверь и вошел, готовясь услышать отчаянный крик, но его встретила гробовая тишина.
Все шторы на окнах были закрыты, а посреди полутемной гостиной стояли, раскрыв рты, женщина и двое детей. На женщине был белый махровый халатик, а сама она выглядела даже моложе, чем показалось Уилли по телефону.
– Вы не можете так просто взять и вломиться в чужой дом, – едва слышно возмутилась она.
– Но именно это я только что сделал. – Уилли закрыл за собой дверь, и в комнате стало совсем темно. Уилли это не понравилось, и он спросил: – Не возражаете, если я зажгу свет?
Не дождавшись ответа, он нащупал на стене выключатель и нажал на него. Зажглась безвкусная, с висюльками из прозрачного пластика, люстра. Мебель в комнате оказалась ветхой, ободранной, в общем, такой, какую жертвуют Армии Спасения, но в углу стоял огромный современный телевизор. Старший ребенок – девочка лет четырех – вскочил и, встав к телевизору спиной, попытался загородить его.
Уилли улыбнулся ей, но ответной улыбки не получил. Он повернулся к матери, брюнетке лет двадцати, с веснушками на носу; весила она, похоже, фунтов на десять больше нормы, но это не портило ее.
– Купите цепочку на дверь, – посоветовал ей Уилли. – И в будущем никогда не прячьтесь от «Гончих ада». Договорились? – Он сел в шезлонг из винила, части которого были скреплены между собой электрическими проводами. – Не предложите ли чего-нибудь выпить? Я не привередлив, подойдет что угодно: кока, молоко, сок. – Ни мать, ни дети даже не пошевелились, и тогда Уилли добавил: – Не бойтесь, я не продаю детей для медицинских экспериментов. Я зашел лишь поговорить о ваших финансовых проблемах.
– Вы заберете у нас телевизор, – уверенно заявила миссис Джуддикер.
Уилли, окинув взглядом монстра в углу, поежился.
– У меня спина болит. Да еще и астма в придачу. – В доказательство Уилли достал из кармана ингалятор. – А ваш телик весит никак не меньше тысячи фунтов. Вы что же, моей смерти хотите?
Обстановка в гостиной несколько потеплела.
– Бобби, принеси, пожалуйста, нашему гостю попить, – обратилась мать к мальчику.
Тот, громко топая, убежал на кухню, а сама миссис Джуддикер, тщательно запахнув полы халата, села на низенькую софу и обратилась к Уилли:
– Я уже говорила вам по телефону, мистер, что денег у нас нет. Муж бросил меня, но даже если бы и не бросил, денег все равно бы не нашлось. Ведь с тех пор, как два года назад закрылась скотобойня, он толком нигде не работает.
