Владимир Гриньков - Санитар
– Сильно покалечил?
– Вторая группа инвалидности.
– Ого! – все так же холодно сказал Подбельский. – И за что ты его так?
– Он молодых унижал.
– Но это же вроде давно повелось?
– Потому что молчат все! – вскинулся Паша и кулаки сжал.
– А ты, значит, не молчал.
– Не молчал.
– Робин Гуд, словом.
Он уколоть Пашу хотел, наверное, но сейчас это у него не получилось.
– Да, – сказал Паша. – Робин Гуд, если вам так больше нравится.
– А парня калекой сделал.
– Из-за него два человека погибли.
– Вот как? – вскинул брови Подбельский.
– Он солдата-первогодка так замордовал, что тот не выдержал и повесился ночью. И сразу после этого отец того первогодка умер. Прямо на похоронах сына – сердце не выдержало.
Подбельский на Пашу смотрел внимательно. В разговоре возникла пауза.
– И ты, значит, не захотел в тюрьму идти, – напомнил Подбельский, подвигая дальше разговор. – И закосил под психа.
– Это не я. Это лейтенант Берсенев, взводный наш, присоветовал.
– Он заодно с тобой был, значит?
– Он был за справедливость.
– А справедливость – это ты, – уточнил Подбельский.
– Да, – согласился невозмутимо Паша. – Он добился, чтобы меня на экспертизу психиатрическую отправили.
– И что в результате?
– Меня комиссовали.
– С диагнозом?
– Да.
– Но ведь врачи не знали, что тебе всего-навсего надо от тюрьмы отвертеться. Значит, ты и вправду "того"?
Подбельский сказал это и на Пашу посмотрел холодно. Он не столько, кажется, в Пашиной ненормальности хотел убедиться, сколько ждал, что Паша ответит на это.
– Разве я похож на ненормального?
– А что врачи говорят? – не отступал Подбельский.
– Не знаю.
– Как так? Разве они не наблюдают за тобой?
– Нет.
Подбельский засмеялся вдруг.
– Вот почему ты от Костромы так далеко оказался, – произнес он почти весело и опять на Пашу внимательно посмотрел. – От врачей убегал, да?
Паша не ответил, только нахмурился.
– Ты зря это от Виталия Викторовича скрыл, когда с ним беседовал, – сказал Подбельский.
– Я не скрывал ничего. Разве я обязан отчитываться?
– Понятно, – согласился Подбельский. Дверь кабинета открылась, и заглянул начальник охраны.
– Я на минутку, – сказал, через порог не переступая. – Панькин вчера визу свою отозвал.
– Наконец-то до него дошло, – буркнул Подбельский. – Передай ему…
– Его в городе нет.
– А где же он?
– Отпуск взял и уехал.
Подбельский усмехнулся.
– Ну надо же, – сказал. – И что за спешка? Ты, кстати, нужен мне.
Виталий вошел. Подбельский к Паше обернулся:
– Можешь идти. Все пока.
Когда дверь за Пашей закрылась, Подбельский сказал начальнику охраны:
– Чепуха это все, что он в психушке лечился.
– Что – липа? – не поверил начальник охраны. – У меня сведения точные.
– Нет. То, что он лечился, – это правда. Его от излишней агрессивности излечить пытались, по-моему. Он ершист.
– Может, выгнать его?
– Не надо. Такой нам и нужен – честный до безумия.
Подбельский фразу произнес и задумался, потом повторил:
– Честный до безумия.
Ему это определение понравилось.
– Все-таки психушка, – напомнил ему начальник охраны.
– А где критерий нормальности? – спросил Подбельский. – Один первогодка до смерти доведет, но ему группу инвалидности и статус потерпевшего. А другой справедливость устанавливал, как он ее себе представляет, – и он ненормальный.
Махнул в воздухе рукой неопределенно, словно под разговором черту подводя, сказал напоследок:
– Ты по нему поработай еще, по Барсукову этому. Он парень непростой. Интересный очень парень.
К офису Подбельского Ачоев приехал на белом "Мерседесе" с московскими номерами. В машине, кроме Ачоева, были еще трое, но в особняк он прошел один.
Подбельский гостя встретил подчеркнуто доброжелательно, из-за стола поднялся и вместе с гостем сел на диван, давая понять, что они равны здесь.
– Как наши успехи?
Ачоев на собеседника быстрый взгляд бросил, ответил односложно:
– Дело движется.
Добавил, подумав:
– Хотя очень медленно, конечно, бумаги чиновники оформляют.
– Бюрократия, – Подбельский даже руками развел – и сами, мол, мучаемся с этим.
– Иногда такое впечатление возникает, будто кто-то палки в колеса вставляет.
– Специально, что ли? – не поверил Подбельский.
– Специально, конечно.
Ачоев вдруг рукой взмахнул беззаботно:
– Ну да это ладно, с этим мы справимся.
– Сумеете?
– Конечно. А почему у вас сомнения возникли?
– Вы новый человек в нашем городе. И поначалу нелегко определиться, наверное, кто есть кто.
– Это все просто очень, – засмеялся Ачоев, но глаза холодными оставались. – Кого-то купим, кого-то убьем – шучу, извините, – и на Подбельского взглянул, все еще смеясь.
– Такое даже в порядке шутки не советую, – сказал Подбельский, изображая заботливость.
– Почему?
– Сейчас вся милиция местная на ногах. У нас тут истории неприятные происходят, и если с подобной шуткой в поле зрения попасть…
Ачоев угрозу прочел без труда.
– Некоторые не понимают просто, в какое дело ввязываются, – сказал он. – Подпишет бумаги, потом вдруг задний ход дает.
– Кто это? – опять изумился Подбельский.
– Архитектор ваш ни с того ни с сего вдруг свое же согласование отозвал. С чего бы? Он всегда так поступает?
– Не знаю. Я с ним практически не сталкивался.
– И повлиять на него не можете?
– Не могу. Как же я на него повлияю?
Ачоев на собеседника посмотрел долгим взглядом. Он не поверил, кажется.
– Было бы лучше, если бы подобных заминок не происходило, – сказал Ачоев твердо.
– Кому лучше? – уточнил Подбельский.
– Всем.
– Возможно.
– Конфронтация к добру никогда не приводила.
– Конечно.
– И чем раньше это поняли бы…
– Кто?
– Все.
– Послушайте, – Подбельский ногу на ногу закинул. – Наш разговор как-то странно складывается. Мы разговариваем ни о чем.
– Разговор конкретный. Очень.
– И в чем же…
– Речь идет о сети моих бензоколонок.
– Ваших? – уточнил Подбельский.
– Да, моих.
– А какое же я к ним имею отношение?
– Никакого.
– Вот видите, – сказал Подбельский и даже руками развел.
Он обескуражен был сейчас, если честно. Не ожидал, что Ачоев себя столь вызывающе поведет и попытается свою силу и независимость от всех продемонстрировать.
– И было бы лучше…
– Кому? – опять уточнил Подбельский.
– Всем, – повторил Ачоев, уже раздражаясь. – Так вот, было бы лучше, если бы никто не мешал. И если вы эту мысль донесете…
– До кого?
– До заинтересованных лиц.
– Ага! – восхитился Подбельский, будто подловив собеседника на слове. – Так есть заинтересованные? Может, с ними и надо разговаривать и компромиссы искать?
– Компромисса не будет.
Кажется, Ачоев переходил к угрозам. Подбельский вздохнул.
– Утомительный разговор, – признался он. – И, по-моему, бесплодный.
– Бесплодный?
– Да.
– Очень жаль.
Ачоев поднялся и пошел к дверям, не попрощавшись.
Он спустился вниз, к машине. Его спутники скучали. Ачоев сел на переднее сиденье, бросил быстрый взгляд на особняк.
– Ну как? – спросил его один из сидящих сзади.
– Это он, Подбельский, все тормозит, – сказал Ачоев зло.
– И ни на что не реагирует?
– Нет.
– Что делать думаешь?
– Сюда человека надо прислать. Пока Подбельский живой ходит – дела не будет.
Оглянулся, посмотрел на собеседника внимательно, спросил:
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы сделать все?
Тот пожал плечами, подумал:
– Недели две, наверное.
– Много, – сказал Ачоев. – Неделю тебе даю.
Неделю он еще дозволял Подбельскому пожить. Не больше.
45
Ресторанчик Паше показала Рита. Он недалеко совсем от их особняка был – в тихом переулке. Паша сюда и не заворачивал никогда. Небольшой зал, столики друг от друга отгорожены – уютно.
– Я обедаю здесь иногда, – сказала Рита и дружески улыбнулась подошедшему официанту. – Мне как обычно, Саша.
Саша на Барсукова глаза скосил выжидательно.
– Мясное есть что-нибудь?
– Шницель.
– Хорошо, пусть будет шницель.
– Спиртное?
– Я не пью. – Паша на спутницу свою взглянул.
Рита качнула головой, отказываясь. Саша ушел.
– Меня вышибут скоро, – объявил Барсуков, задумчиво в сторону глядя.
– Не может быть, – вырвалось у Риты. – За что? Ты ведь только пришел.
– Пришел, но не пришелся.
– Как это?
– Ко двору не пришелся. С Подбельским был разговор…
– И он тебя уволить пригрозил?
– Нет, напрямую не сказал ничего. Но разговор такой был, что…
Паша махнул рукой. Дальше продолжать не хотел. Там было про психушку и прочие неприятные вещи. Уж лучше промолчать.
– Жалко, – сказала Рита.
