Эдуард Веркин - Планета чудовищ
– Я что, таракан, чтобы лезть в щель? – возмутилась Груша. – Сами лезьте в щель…
– Понимаешь, – по возможности убедительно заговорил я, – вход через шлюз может быть очень опасен…
– Я не насекомое! – топнула ногой Груша.
Барков пожал плечами и направился к самой крупной щели. Я за ним. Груша немножко побурчала и побрела за нами.
Однако, когда мы приблизились непосредственно к щели, то обнаружили, что она – не совсем щель.
– Ого! – покачал головой я. – Вот это да…
Дыры в борту корабля были прорезаны. Или пробиты, проплавлены мощными энергетическими импульсами. Я потрогал пальцем. Край отверстия был гладким, почти полированным.
– Чем, интересно, можно так продырявить корабль? – Груша тоже потрогала отверстие.
– Его расстреляли, – вдруг объявил Барков. – То есть пробовали расстрелять. Из плазменных пушек или еще из чего…
– Какие еще плазменные пушки? – вскинулась Груша.
– Из них метеориты расстреливают, – ответил Барков.
Странный он. Какие метеориты, на самом деле? Никто уже давным-давно никакие метеориты не расстреливает…
– Корабль расстреляли, – повторил Барков. – Его подогнали сюда, поставили на грунт, а потом расстреляли. Щедро стреляли, видно, что не для дела, а со зла. Пытаясь сделать больно.
– Какой-то вандализм, – пожала мощными плечами Груша. – Не думала, что в наше время кто-то может…
– Лезем вон в ту дыру, – указал Барков. – Я первый…
Колючка произвел издалека жалобный звук. И хихикнул.
Барков подпрыгнул, уцепился за край пропалины, подтянулся и исчез внутри.
Мне в зловещий корабль лезть не хотелось. Я уже один раз тут слазил в одно место…
– Что стоишь? – осведомилась Груша. – Штанишки обмарал?
– Хочешь постирать? – спросил в ответ я.
Груша сунула мне под нос кулак. Милая девушка, такой бы в детском садике работать.
Она подпрыгнула, повисла, оборвалась. И пришлось мне ее подсаживать. Ну, это если культурно выражаться. А если по-прямому, как выражались ребята на «Блэйке», ну, те, которые перебили своих родителей и потом устроили там мрак, то дело было так. Я встал на карачки, Груша взгромоздилась мне на спину и оттуда проникла в корабль. Мне она даже руки не подала, а спина моя чуть не треснула, между прочим, когда я ей помогал.
Мы оказались в небольшом помещении неизвестного назначения. Возможно, тут была каюта. Хотя сказать наверняка нельзя, внутреннее устройство «Ворона» весьма отличалось от привычного дизайна новых кораблей. Все тут было какое-то округлое и дырчатое, готическое, но в целом красивое. По палубе была разлита широкая коричневая лужа, и я в нее, разумеется, влип. Дернулся – ничего не получилось. Дернулся посильнее и выбрался с трудом, только с помощью Баркова. Жидкость была чрезвычайно вязкая и какая-то… полуживая, что ли.
Вообще вид помещения меня резанул как-то неприятно – стены здесь были странноватые. Как будто каюта грустно улыбнулась и замерла в самом пике своей улыбки. Возможно, это оттого, что корабль расстреливали. Температурные перепады, то да се… Но помещение точно нехорошо улыбалось.
– Дай нож, – попросил я Баркова. Тот понимающе сунул мне кинжал. Я резко попытался воткнуть лезвие в стену, но стена оказалась без подвоха – твердой. Видимо, на самом деле была оплавлена.
– А ты ее бодни, может, лучше получится, – ехидно посоветовала Груша.
И, насвистывая что-то, кажется, из Вагнера, отправилась в глубь корабля.
– Свистеть не надо, – шепнул Барков.
Но Груша чихать на его замечания хотела.
Она шагала громко и уверенно. Мы потащились за ней. Я потащился в прямом смысле, потому что каждый шаг мне давался с трудом – подошвы крепко прилипали к палубе, а за мной оставался черно-коричневый след. Так что я вынужден был даже остановиться и вытереть ботинки о стену. На стене остались малокрасивые разводы, но идти стало легче.
Я думал, что Груша будет обыскивать помещения в поисках пищи или полезных инструментов, но она ничем таким не интересовалась, двигала вперед, как ураган через Мексиканский залив. В силу традиции, рубки находились в носовой части, туда мы и направлялись.
Было светло (на старых кораблях стены, как северное сияние, полыхают чуть зеленым) и тихо. Ну, не считая шагов Груши. Ничего страшного вроде бы не было, но… Вот если бы вы побывали в объятиях кровати-людоеда, вы бы меня поняли. Мне все время казалось, что меня уже сожрали.
Мы быстро прошагали через длинный изломанный коридор и оказались перед полукруглой старомодной дверью.
– Закрыто. Я так и думала, – весело сказала Груша. Повернулась к Баркову и сказала: – Давай, полыхни.
– Что? – не понял Барков.
– Чиркани из бластера. По-другому не пройдем.
Барков постучал по двери. Даже звука не получилось.
– Не пробьет, – засомневался он. – Слишком толстая…
– Дай сюда! – строго произнесла Груша.
Барков молча протянул ей оружие. На всякий случай мы с ним отошли подальше.
– Куда тут нажимать?
– На курок.
Груша приложила оружие к плечу, долго целилась, потом выстрелила.
Дверь взорвалась. Грушу отбросило в нашу сторону, она сбила меня с ног и немного откатилась по коридору. Я думал, что она хоть немножечко повредилась, но нет, не повредилась – немедленно поднялась на ноги.
– Я же говорила… – Груша отряхнулась.
Я тоже поднялся. Поглядел на Баркова. Тот был совершенно равнодушен. Груша прошествовала мимо него, сунула ему бластер и скрылась в рубке.
– Пойдем? – глянул я на Петра.
Он кивнул.
Рубка была маленькая, чуть больше, чем на нашей «Чучундре». На стенах зеленели остатки антиперегрузочной жидкости, но это был единственный изъян, в остальном рубка пребывала в совершенном порядке. И пульт управления был совершенно цел. Над ним на тонкой серебряной цепочке болтался маленький сапфировый глобус.
Груша порхала над пультом, как мокрая бабочка, щелкала переключателями, жала на кнопки, снова щелкала. Настроение у нее было лучезарное.
– Передатчик… – промурлыкала Груша. – Ну-ка, ну-ка…
– Наверняка не работает, – буркнул Барков.
– Я починю, – отмахнулась она. – Да тут и чинить особо нечего, все просто, как примус. Примитив, я такого даже не видела. Сбоку где-то должны быть застежки…
Она вдруг уставилась на глобус. И через секунду потянула к нему руку.
– Не надо! – громко прошептал я. И услышал, как за спиной скрежетнули зубы Баркова.
Груша, конечно, не послушалась.
– Чудовище, очнись! – провозгласила Груша.
И дернула за глобус.
Зажегся свет. Вдруг. Везде. И пульт ожил. Заморгал огоньками, засинел старомодными мониторами, кресла начали трансформироваться.
– Учитесь! – усмехнулась Груша. – На ловца и вошь бежит! А теперь…
Она наклонилась над пультом, занесла пальцы. И окоченела.
– Не могу, – сказала через минуту.
– Что не можешь? – спросил Барков.
– Не могу разобраться. Все вроде знакомое, но все не так. Расположено не так, бессмысленно…
Груша принялась давить на кнопки и щелкать переключателями. Ничего у нее не получалось, она хмурилась и давила на кнопки сильнее. На пульте мигали огоньки, что-то гудело, Барков с напряжением озирался.
– А-а, вот! – радостно воскликнула Груша. – Передатчик, нашла! Теперь я вызову спасателей!
Шш-ших…
Разряд прошел через рубку, попал в главный монитор. В мониторе образовалась круглая дыра, затем он взорвался изнутри зеленым пламенем, через пульт прошла трещина, из которой стала выдавливаться комковатая лиловая суспензия. Сработала система пожаротушения, хотя тушить, в общем-то, было нечего.
Свет погас, рубка вновь наполнилась зеленым сиянием.
– Ты чего?! – Груша повернулась к Баркову.
Барков не ответил. Выстрелил еще два раза. Больше пульта не было.
– А-а-а! – Груша, расставив руки, кинулась на Баркова.
Ствол бластера уперся ей в подбородок.
– Стоп! Стоп! Стоп! – вынужден был вмешаться я. – Остынем, не надо пороть горячку…
Я влез между ними и отвел бластер в сторону.
– Ребята, вы что? – Я потихоньку отталкивал Грушу. – Вы что, а?
Груша не могла ничего сказать. Пятилась только.
– Он… он… он… – захлебывалась Груша.
– Он нам потом все объяснит.
– Да он… я его…
Груша попыталась кинуться на Баркова еще раз. Я удержал ее с большим трудом. Трудно удержать разгневанного носорога, знаете ли.
– Лина, спокойно, – уговаривал я. – Всему есть объяснение…
Она пихнула меня с такой мощью, что я отлетел к стене.
– Ну, вы и сволочи! – крикнула Груша. – Не желаю тут с вами больше! Гады! Разберусь еще с вами!
Груша плюнула в нашу сторону и выбежала из рубки.
– И зачем ты… – кивнул я на пульт.
– Не понимаешь? С этого корабля ничего нельзя посылать, – прошептал Барков. – Ничего. Это… – Он обвел руками рубку. – Это ловушка. Одна большая ловушка.