Люси Монтгомери - Энни с острова принца Эдуарда
– Я думаю, Руби, – в конце концов, начала она неуверенно; ей далеко не просто было говорить о самом сокровенном или о том, о чем она имела лишь смутное представление. На смену детским домыслам о таинствах жизни и смерти пришла более здравая философия, но как поведать обо всем этом умирающей? Тем не менее, Энни продолжала:
– Я думаю, возможно, мы очень заблуждаемся относительно того, что нас ожидает там. Мы думаем одно, но на самом деле все может оказаться совершенно иначе. А что, если жизнь после… смерти не так уж отличается от нашей теперешней? Хотя большинство считает как раз по-другому, но я полагаю, что мы продолжим наше существование после смерти и сохраним свою индивидуальность. Словом, все окажется почти так, как здесь, в этом мире, только там нам проще будет творить добро и совершенствоваться. Мы забудем о том, что такое препятствия и тупики, наш путь обозначится четко. Не бойтесь, Руби!
– Увы, мне не хватает мужества, – грустно сказала та. – Даже если вы и взаправду так считаете – в чем вы не вполне уверены! – все это может оказаться лишь плодом вашего воображения, и там – все по-другому! Нет, там все должно быть иначе! И… я бы очень хотела продолжать жить здесь, на земле. Я ведь так молода, Энни! У меня и жизни-то еще не было! Я так отчаянно за нее боролась, но все тщетно: смерть близка… Я навсегда теряю то, что любила здесь.
У Энни защемило сердце; боль была невыносимой. Она не могла лгать подруге, чтобы успокоить ее. Все, что Руби сейчас сказала, ужасало ее и было… правдой. Да, все, что она любила в этой жизни, она оставляет навсегда. Но недосягаемым для нее окажется лишь все земное; у нее были свои маленькие радости: то преходящее, чем она дорожила превыше всего, забывая о ценностях вечных, связующих два разных существования воедино и делающих смерть простым переходом из одной жизни в другую – из сумерек в ясный день. Но Энни верила в то, что Господь позаботится о Руби ТАМ. А сейчас бедняжка, с беспомощностью слепой, продолжала цепляться за то, что она знала и любила.
Руби приподнялась на локтях и обратила к залитому лунным светом небу свои ясные, прекрасные, голубые глаза.
– Я хочу жить, – сказала она дрожащим голосом. – Я хочу жить, как другие девушки. Мне… мне бы так хотелось выйти замуж, Энни, и… и завести детишек! Вы знаете, я всегда обожала детей! Но об этом никто не узнает, кроме вас. Знаю, вы поймете меня… И потом… бедняга Герберт! Он… он любит меня, и я люблю его, Энни! До остальных мне и дела не было, но он много для меня значит. Если б только я выжила, я бы стала самой счастливой на свете женой – его женой!.. Как же это все тяжело, Энни.
Руби снова упала на подушки и зарыдала. Энни сжала ее руку с состраданием, невыраженным словами; ибо красноречивое молчание сейчас было гораздо действеннее, чем бесполезные слова утешения. Руби успокоилась; рыдания ее затихли.
– Я рада, что поделилась с вами своими печалями, Энни, – прошептала она. – Надо было выговориться. Всякий раз, когда вы приходили ко мне, я порывалась это сделать – и не могла! Если б я все вам рассказала этим летом, мне бы пришлось признать, что Смерть действительно у порога… Это почти то же самое, как если бы кто-нибудь сказал об этом прямо или завуалированно. Я боялась не то что говорить, но даже думать об этом. Днем, когда меня окружали люди, и мы весело проводили время, это было нетрудно. Но зато по ночам, когда я лежала без сна, страхи одолевали меня. Тогда я не могла избавиться от них. Смерть была совсем рядом; она смотрела мне прямо в лицо до тех пор, пока я не приходила в ужас и не вскрикивала.
– Но вы же не станете больше бояться, Руби, ведь правда? Вы должны проявить мужество и не сомневаться в том, что с вами все будет хорошо.
– Постараюсь. Я подумаю над тем, что вы мне сказали, и попробую во все это поверить. А вы приходите ко мне как можно чаще, хорошо, Энни?
– Да, дорогая.
– Это не продлится долго, я чувствую. Мне никого не хочется так видеть, как вас! Вы – моя лучшая подруга школьных лет, Энни Ширли! Вы никогда не завидовали и не жадничали, как некоторые… Бедная Эм Уайт заглянула ко мне вчера! Вы помните, что мы с ней были очень дружны целых три года, пока учились в школе? А потом, во время школьного концерта, мы поссорились и с тех пор даже не разговаривали. Глупо, не правда ли? Теперь все это кажется таким пустячным! Так вот, вчера мы с ней помирились. Бедняжка призналась, что не разговаривала со мной столько времени только потому, что думала, – я не отвечу ей! А я, в свою очередь, не решалась с ней заговорить, так как была убеждена, что она со мной и разговаривать не станет. Люди так часто не понимают друг друга, Энни!
– Все проблемы наши – от недопонимания, – заметила Энни. – Но мне пора, Руби. Уже стемнело, так что лучше бы и вам уйти в дом, а то здесь слишком сыро.
– Возвращайтесь поскорей!
– Да, я вернусь очень скоро! И дайте мне знать, если я смогу помочь вам чем-нибудь. Я была бы очень рада.
– Знаю. Вы уже помогли мне. Теперь мне все уже не кажется таким уж мрачным. Спокойной ночи, Энни!
– Доброй ночи, дорогая!
Энни медленно шла домой, и луна освещала ей путь. Этот вечер стал новой вехой в ее собственной жизни, которая приобрела новый смысл и более высокие цели. На первый взгляд могло показаться, что ничего не изменилось; но это было не так. В ее душе словно все перевернулось. Не будет она вести себя так, как бедный мотылек Руби! Когда она завершит свой земной путь, переход в потусторонний мир вовсе не должен совершаться ею со страхом испытать нечто, доселе неизведанное. Нет, мысли, идеалы и устремления должны подготовить ее к великому переходу. Она не позволит себе погоню за преходящим, каким бы манящим и прекрасным оно ни казалось. Нужно открывать для себя законы вечности уже здесь, на земле. Именно отсюда начинается дорога на небеса.
Тот теплый вечер в саду Энни запомнит навсегда. Ей больше никогда не суждено было увидеть Руби в этой жизни. На следующий день АВИС дружно прощался с Джейн Эндрюс, по случаю ее отъезда на запад. Все были приглашены на прощальный вечер. И, пока легкие ноги плясали, сияющие глаза смеялись, и веселые языки болтали, в Эвонли случилось вечное. Наутро печальная весть быстро облетела все дома: Руби Джиллис не стало. Она умерла во сне, не почувствовав никакой боли и страха. На лице ее была улыбка, как если бы в Смерти – вместо ужасного фантома, внушавшего ей ужас, – девушка нашла доброго друга, который и перевел ее за черту.
Миссис Рейчел Линд все время, после похорон, подчеркивала, что ей не приходилось видеть покойницы прекраснее, чем Руби Джиллис. Легенды о ее красоте жили в Эвонли долгие годы… Она лежала в гробу вся в белом, среди свежесорванных цветов, которые принесла для нее Энни. Руби всегда слыла красавицей; но красота ее была земная, и Руби сознательно, или неосознанно выставляла ее напоказ, как бы искушая тех, кто любовался ею…
Сквозь поверхностную красоту трудно было разглядеть душу и интеллект. Но сама смерть коснулась этого тела, освящая его и наделяя необычайной чистотою и совершенством линий и воспевая в нем ту гармонию, которой Руби, вероятно, могла бы достичь, любя, страдая и постигая большое женское счастье. И Энни, вглядываясь в черты лица своей школьной подруги, сквозь застилавшие глаза слезы, подумала, что, должно быть именно такими их и создал Господь. И такими они навсегда сохранятся в ее памяти.
Миссис Джиллис позвала Энни в свободную комнату до того, как похоронная процессия отправилась проводить Руби в последний путь. Она отдала ей небольшой сверток и сказала, вытирая слезы:
– Оставьте это у себя. Руби порадовалась бы, узнав, что ее работа будет напоминать вам о ней. Это – круглая салфетка для обеденного стола, которую вышивала Руби. Она… не успела закончить эту работу до конца. Видите, ее бедные, маленькие пальчики воткнули сюда иглу в последний раз за день до ее кончины. Она так и осталась в ткани на том самом месте…
– Всегда остается что-то незаконченное, – со слезами на глазах сказала миссис Линд. – Но найдется тот, кто завершит начатое. Полагаю, это закон нашей жизни и… смерти.
– Как не хочется думать о том, что тех, кого мы хорошо знаем, однажды может не стать! – печально сказала Энни, когда они с Дианой возвращались домой. – Руби ушла первой из нашей школьной компании. Рано или поздно, один за другим, мы все ляжем в могилу.
– Да, это так, – вздохнула Диана, и ей стало не по себе. Не хотелось говорить на эту тему.
Она предпочла бы обсудить с подругой сами похороны и то, как они были обставлены, – к примеру, те белые бархатные одежды, в которые облачили Руби. Мистер Джиллис настаивал на этом: «Джиллисы всегда должны смотреться эффектно, даже на… собственных похоронах!» А какое убитое выражение не сходило с лица Герберта Спенсера, и как истерично рыдала, вне себя от горя, одна из сестер Руби!.. Но Энни не стала бы говорить об этом. Она глубоко задумалась, и не во власти Дианы, почувствовашей вдруг себя одинокой, было проникнуть в ее мысли.
