Кирилл Кащеев - Гость из пекла
– Вы с Тео уже в Швейцарию успели съездить? – удивилась Ирка. Они же только месяц, как поженились, а если еще этот самый вид на жительство оформляли – Ирка отлично знала через интернет-приятелей, что это тяжело и долго тянется.
– Нет, мы еще до Тео, с девчонками из нашего магазина на Рождество ездили. А на Пасху – в Италию, папу римского смотреть! – легкомысленно ответила мама.
Ирка снова поглядела удивленно – и это она называет очень тяжелой жизнью? Потом сама себя одернула – всюду свои понятия. У них в балке тяжелая жизнь – когда в холодильнике пусто, зимние сапоги развалились, а до бабкиной пенсии еще неделя. В Европе, наверное, на Пасху в Италию съездить дешевле, чем здесь за квартиру один раз заплатить! Только… Жалко, мама вместо Италии не приехала к ней. Наверное, из-за документов! В Европе границ нет, ничего предъявлять не надо, а сюда б она поехала – обратно б уже не впустили… И вообще, мама сейчас приехала, так чего ныть?
– Я думала, Тео меня куда-нибудь покруче свозит, куда абы кто не ездит… – добираясь до клубничного пирожного, продолжала рассуждать мама. – В Бразилию, например, или на Гавайи. А он, как документы все оформили, сказал, что мы едем сюда! – Мама взмахнула испачканной в креме ложечкой, и в голосе ее явственно прозвучала обида. – Я ведь даже не говорила ему, что у меня дочь есть!
– Почему… не говорила? – едва шевеля губами, спросила Ирка.
– Что я, дура, в таком признаваться? – возмутилась мама. – А если б он не женился?
Она не дура в таком признаваться… Признаваться в ней. В Ирке. Как в краже. Или убийстве.
Мама подняла голову, посмотрела Ирке в лицо – и вдруг растерянно моргнула.
– Ты не думай… Я бы ему потом сказала… Ну, про тебя… Попозже… Когда… Когда он бы ко мне уже привык! Ну не в первый же месяц! И к тебе бы обязательно приехала… Не сразу, конечно… Когда б привык… Но он все сам знал! Сам сказал!
«Интересное кино… – отчужденно подумала Ирка. – И откуда бы ему знать?» Но спросила совсем о другом – о том, что волновало ее больше всего.
– И что теперь? – глухо спросила она. – Как мы дальше будем? Ты… Я…
– Не знаю… – мама растерялась. – Тео решит…
– А ты, значит, ничего не решаешь? – все так же глухо переспросила Ирка.
– Ну конечно! – пожала плечами мама. – Деньги все у него, я за ним только месяц замужем! Так что мы полностью от него зависим – я… ну и ты!
– Я от него совершенно не завишу! – отчеканила Ирка, поднимая на маму глаза, полыхающие таким мрачным, темным жаром, что та невольно отпрянула, едва не опрокинувшись назад вместе со стулом. – Я жила до его приезда и дальше вполне могу прожить.
– Ты… не понимаешь, – пробормотала мама, испытывая отчаянное желание отодвинуться еще дальше… а лучше сбежать из кафе, от этого столика и сидящей напротив странно взрослой, совсем незнакомой девчонки. И тут же сама на себя разозлилась – куда бежать? Чего она испугалась? Ведь это ее дочь, Ирка, ребенок… Ничего не понимающий в жизни глупый маленький ребенок! – Ты ничего не понимаешь! – старательно выказывая уверенность, повторила мама. – Это все твоя бабушка виновата, ее дурацкое воспитание! Разве можно жить, как вы живете? – страстно спросила мама. – Разве это – жизнь? Ну ничего… Теперь, раз уж мы тут, ты поймешь, как нужно!
– Нужно слушаться Тео?
Честное слово, Ирка вовсе не хотела иронизировать! Но словно сам собой вопрос прозвучал издевкой!
– Почему бы и нет? – Маму Иркин тон, кажется, вовсе не смутил. Или она не поняла? – По-моему, справедливый обмен: ты делаешь, что он хочет, а он дает все для человеческой жизни! Одежду, машину, украшения, путешествия… Дом! Настоящий, хороший, а не бабкину развалюху! Только не ври, что тебе это не нужно!
– Почему не нужно? Нужно! – пожала плечами Ирка. – Мне нужно, понимаешь, мам, мне! Чтоб было – мое! Вот такая я собственница! Не люблю, когда мне кто-то говорит: «Ты всем обязана мне!» – и может забрать, что дал, когда захочет! Поэтому лучше я все, что захочу, заработаю сама, – закончила Ирка и гордо посмотрела на маму. Может, немножко скомканно, но вполне понятно все объяснила – теперь мама ее непременно поймет. И наверняка зауважает – сама Ирка даже первоклашек самостоятельных уважает, а уж мама Ирку обязательно…
– Какие глупости ты говоришь! – усталым тоном взрослого, которому надоело слушать младенческий лепет, обронила мама и пригубила свой кофе. – Заработает она… Если даже я не могу заработать… Вон, за то, в чем ты завтра на улицу выйдешь, Тео сейчас расплачивается! – жестко усмехнулась мама. Но прежде чем Ирка сумела даже не ответить, а просто переварить сказанное, мамин тон изменился, и она успокаивающе коснулась тонкими пальцами Иркиной ладони. – Ты не волнуйся, малыш! Вряд ли, конечно, Тео возьмет тебя с нами в Германию, но он обязательно что-нибудь для тебя придумает…
– Кто придумать? Что придумать? – весело грянуло у Ирки над ухом, и Тео, обвешанный свертками, краснощекий и улыбающийся, как маленький кривоногий Дед Мороз в кургузом пиджаке и кирпичных штанах вместо шубы, возник рядом с их столиком. – Девушка в магазин так медленно считать, как будто их мозг считать, а не калькулятор! Но даже они, наконец, закончить! – И с радостным «ух» он свалил бесчисленные пакеты рядом с Иркой. И плюхнулся на свободный стул. – Мне почему-то казаться, мои милый дама говорить обо мне! – лукаво склоняя голову к плечу, спросил он.
– Ирочка беспокоится, что будет с ней, когда мы уедем домой! – стараясь не глядеть на него, тихо сказала мама.
– Домой? Какой домой? – удивился Тео и тут же сообразил. – Ах, в Германий! Разве я не объяснить тебе, милая? У меня есть маленький деловой интерес Россия, а теперь есть большой, очень большой интерес прямо здесь. – Он даже подпрыгнул на стуле, точно его деловой интерес находился тут, в кафе. – И очень слабый интерес Германий. Германский бизнес – старый бизнес, сильно поделенный бизнес. Здесь – молодой бизнес, место для энергичный делатель. Наш бизнес быть здесь! Мы дома, дорогая! Ты быть рада? – спросил он. Непонятно только, кого – Ирку или маму.
Кофейная ложечка вывалилась из маминой руки и со звоном ударила в кафельный пол.
– Ты хочешь сказать… – страшным шепотом выдохнула мама. – Мы приехали – насовсем? Мы не вернемся в Германию? Мы будем жить… в этой кошмарной стране? – срываясь на визг, закричала она. И не обращая внимания на переполошившихся официанток, завопила: – Я не хочу! Я не согласна, не согласна! Я хочу домой, хочу в Германию!
– Езжай, если хочешь, – равнодушно обронил по-немецки Тео. – Правда, основные мои активы я уже перевел сюда, в Германии остались такие крохи. – Он небрежно прищелкнул пальцами. – Но ты свободная, самостоятельная женщина – я ничего не собираюсь тебе запрещать.
Мама посмотрела на него широко открытыми, остановившимися глазами… и по щекам ее покатились слезы.
– Пойдем домой, – глухо сказала Ирка, вставая. – На сегодня уже хватит сюрпризов.
– С удовольствием идти в твой прекрасный дом, – согласился Тео, с готовностью вставая. – Только не знать, как быть со страшный коза. Очень грозный зверь! – серьезно заверил он. – Очень могучий – один удар рог пробивать целый туалет насквозь. Просто невероятно, фантастика сильный зверь-коза! И очень активный женщина ваш бабушка, кажется, не очень сильно меня любить…
– Он ветхий совсем был, доски сгнили… – рассеянно пояснила Ирка. И тут же уточнила: – Я имею в виду туалет. Грозного зверя-козу я возьму на себя. – Обещать взять на себя бабку она не стала – она старалась не давать невыполнимых обещаний.
Они сидели дома, за ужином – и молчали. Все молчали. Мама, словно застывшая в глубоком, непреодолимом горе, тыкала вилкой в тарелку, то и дело промахиваясь мимо макарон. Добытая Иркой из глубин буфета та самая, любовно сохраненная мамина чашка четырехлетней давности стояла возле ее локтя и не вызывала у мамы никаких воспоминаний. Мама на нее и не глядела. Мрачная Ирка ковырялась в еде. Любезная улыбка мертвым грузом повисла на пухлых губах Тео, а красные щеки сейчас просто полыхали. Он поглядывал то на жену, то на Ирку, но не решался прервать молчание. Что необычно – молчала бабка! И кот! Первая угрюмо громыхала кастрюлями, а второй неслышно засел под столом и даже обычных подачек лапой по коленке не требовал.
Только со двора, через кухонную форточку, доносилось гневное мемеканье разъяренной козы и время от времени глухо, едва слышно – удар тяжелого тела в дверь пристройки. Но, подпертая деревянными чурбаками, створка держалась крепко.
– Ох набрыдли вы мени уси, ось як набрыдли! – срывая с себя фартук, вдруг выпалила бабка. – Щоб люды ани слова за весь вечер не сказали, а так набрыдли! Пиду я вид вас – злые вы! Телевизор пиду глядеть! А ты! – прикрикнула она на Ирку. – Посуду помой! Не знаю и знаты не хочу, що за така мерихлюндия на тэбэ сегодня насела, але ж посуда вид неи чистиший не стане! – и, гневно бормоча себе под нос, она вышла из кухни.
