Доктор Нонна - Все дороги ведут в Иерусалим
Ира открыла шкаф Алекса в поисках какой-нибудь чистой одежды и застыла – на полках и вешалках только мужская одежда. «Он что, не женат?» – мелькнула сиротливая мысль и пропала, уступив место думам о сыне.
Надев мужскую футболку, найденную в гардеробе, она бросилась в больницу и в дверях столкнулась с Александром – он спешил на выход.
– Ирина! – воскликнул он. – Я шел за вами. Петю решили…
Врач не договорил… Страшные слова так и не смогли слететь с его уст.
– Ира, у тебя есть время попрощаться с ним.
– Предатель! – злобно выдохнула женщина и оттолкнула Алекса. – Уйди с дороги!
Она резко прошла по коридору и направилась к палате, где умирал ее ребенок. Рядом с Петей сидел Слава весь в слезах – он уже все знал.
– Мамочка! Мамочка! – зарыдал он и бросился к ней. – Мама, почему он? Почему не я? За что ему это?
– Успокойся, мой хороший, – начала шептать сыну Ирина, мягко поглаживая по голове, а сердце ее разрывалось от боли за своих двух мальчишек. – Все пройдет, все будет хорошо…
– У вас есть пять минут, – тихо сказала медсестра и вышла.
Ирина как-то странно посмотрела на Славу, потом на Петю, присела на краешек кровати больного, обняла одной рукой здорового сына и начала говорить спокойным, но от этого страшным голосом:
– Мальчики мои, наконец-то мы вместе. Бросили вы мамку, бессовестные! А я от тоски чуть не умерла. Не могу я без вас, кровиночки вы мои.
Слава в ужасе смотрел на мать – она теряла рассудок.
– Сейчас картошечку, картофляночку дожарю и ужинать будем, – продолжала женщина. – Ну-ка руки мыть! Петенька, ты уже помыл ручки?
В этот момент веки Пети дрогнули, и он открыл глаза. Несколько секунд он смотрел на мать и брата, а потом застонал – боль, которая не чувствовалась, пока он был в коме, сейчас нахлынула и затопила его сознание. Слава медленно отвернулся от матери и уставился на брата, а через мгновение уже кричал на иврите:
– Врача! Он жив! Мой брат жив!
Ирина, до которой сквозь ее мутное сознание начал доходить смысл слов сына, тоже повернулась к Пете. Ее сын лежал и моргал глазами, пальцы сжимали простынь. Женщина попыталась улыбнуться, но обмякла и повалилась на пол.
– Врача! Моей маме плохо! – Слава не знал, к кому бросаться и что делать, – он боялся, что сейчас потеряет всю свою семью.
В палату вбежала медсестра и тут же выбежала за помощью – через короткое время реанимационная бригада, несколько врачей и медсестер занимались больными. Слава отошел к стене и молился Богу, чтобы и брат, и мама не оставили его.
Петя восстанавливался очень медленно. Несмотря на то что Славу к нему отпускали довольно часто и Алекс тоже не обделял вниманием, ему не хватало материнской ласки и заботы… Ирина лежала в этой же больнице, но в другом отделении и страдала от того, что не может находиться рядом с сыном, когда тому так нужны ее помощь и поддержка.
Наконец ей разрешили вставать, и теперь она уже не выходила из палаты Петеньки. Улыбка не сходила с ее лица, женщина округлилась. Ирина стала нежной, мягкой и ласковой. Даже короткий ежик волос перестал смешно топорщиться, словно колючки, – она походила на утонченную француженку, всю светившуюся от самой святой любви на свете – любви к своим детям. Женщина окрепла, и теперь в ее заботе купались не только больной Петя и приходивший иногда Слава, но и другие юноши, которые лежали с ее сыном в одной палате. В ней вдруг оказалось такое количество нерастраченных чувств, что она делилась ими со всеми, но сосуд ее души не иссякал.
Алекс заметил изменения в своей пациентке, и в его душе зашевелилось что-то теплое, чему он пока не знал названия. Мужчина при каждой удобной возможности приходил к Ирине, а когда ее выписали из больницы, забрал к себе домой.
– Так тебе будет удобнее навещать Петю, – сказал он, когда они пили чай возле постели больного – Александр только что закончил дежурство.
– Спасибо, Алекс, – Ирина благодарно улыбнулась и погладила руку спящего сына. – Я с удовольствием принимаю твое предложение.
Вечером они уже сидели на кухне Александра и разговаривали.
– Знаешь, Ирина, я хирург с двадцатипятилетним стажем…
– Ого! – Глаза Иры загорелись восторгом. – Я восхищаюсь тобой.
– Это я восхищаюсь тобой. Сначала я был поражен твоей твердой уверенностью, что Петр будет жить, хотя мы, врачи, готовы были отключить его… А потом… Потом вообще произошло чудо. Мне Слава рассказал, что было там, в палате, и как он за тебя испугался. Я не знаю, как объяснить это…
– Чудо происходит от материнской любви, – с мягкой улыбкой ответила Ира. – Я не могу объяснить этого, наверное, нет таких слов, которые могут описать связь между матерью и ребенком. Я с Петей и Славой связана пуповиной… Я всегда чувствовала, когда с ними что-то происходило, даже когда они не умели говорить… Помню, однажды мальчишки гуляли во дворе со свекровью. Она отвернулась на секунду, а сорванцы выбежали на проезжую часть. Я не могла слышать звук тормозов – мы жили на пятом этаже, и окна выходили во двор. Но я услышала… Я услышала сердцем… Машина успела затормозить, но Петя повредил тогда ногу, а Слава… Слава, как и в этот раз, остался целым и невредимым.
– Знаешь… – Алекс замялся, но все же продолжил: – Я развелся с женой именно по причине ее безразличия к единственному сыну, к нашему мальчику. Помню суд и помню, как она, равнодушно пожав плечами, отказалась от ребенка. Сына я вырастил один. Он у меня очень способный, сейчас учится в Америке и иногда приезжает в гости.
Алекс посмотрел Ире в глаза – там светились сочувствие, нежность и восхищение, абсолютно искреннее восхищение. На него давно никто так не смотрел. Чувство тепла, которое зародилось когда-то, вдруг разрослось до огромных размеров, и мужчина не смог удержаться, чтобы не погладить женщину по спине. Ира дернулась, как будто ее ударило током. Их глаза встретились. Чувство, возникшее между ними, было похоже на электрический провод: по нему бежал ток надежды, желания, ожидания, невостребованной любви мужчины и женщины…
Глава 21
Лиза тяжело переносила беременность – смерть Бенедикта подкосила ее здоровье, да и денег на лекарства и хорошее питание им с мамой не хватало. Она не работала – куда ее возьмут на таком сроке?
Лиза шла в районную поликлинику, тяжело переступая ногами. Сил не было, продуктов не было, денег не было – сегодня утром она заглянула в шкатулку, где они с мамой хранили все свои средства, и увидела, что та абсолютно пуста.
«Что же мне делать? – думала она, бережно поддерживая живот, где уже шевелил ножками и ручками малыш Бенедикта, зачатый в любви. – Мне нужно что-то придумать! Мы не проживем втроем только на мамину зарплату!» В этот момент проезжающая машина обдала ее грязью из лужи после ночного осеннего дождя. Лиза взмахнула руками и вдруг расплакалась от усталости, голода и обиды. «Меня же даже защитить некому! – рыдала она, стоя на тротуаре. – Я вообще одна! У меня пожилая мама, которую я уже должна защищать, и скоро появится крошечное беспомощное существо! Где же мне искать помощи? У кого?»
Вдруг Лиза резко развернулась и направилась в противоположную сторону. «Я еду в еврейское агентство «Сохнут», буду просить помощи там. Они не должны мне отказать, я же еврейка!»
Вход охраняли вооруженные солдаты, и Лиза поежилась – она боялась оружия.
– По какому вопросу? – услышала девушка, когда подошла ее очередь.
– Я с семьей хочу выехать в Израиль, – ответила она совершенно неожиданно даже для самой себя – уезжать из Киева она до последней секунды не собиралась.
– Вам по коридору направо, – сухо прозвучало в ответ.
– Заполняйте бланки, – милая девушка положила перед Елизаветой несколько листов формата А4, когда та нашла нужный кабинет.
– А дальше что? – Лиза протянула исписанные ее красивым почерком бумаги.
– В понедельник придете за вызовом и отнесете его в ОВИР.
– А сколько там ждать?
– Не знаю, – девушка отвернулась и начала убирать бумаги в папку.
– Мне рожать через три месяца! Сделайте что-нибудь! – чуть не плакала беременная.
– Ну а я что вам сделаю? Я же не в ОВИРе работаю! – Девушка, может, и хотела помочь, да только она была бессильна.
– И еще… – Лиза смутилась. – Мне жить не на что…
– А это решают в триста втором кабинете…
Лиза долго не решалась зайти в кабинет номер 302. Она не могла себя заставить просить, думая, что тем самым распишется в собственной несостоятельности, однако голод и волнение за ребенка и маму сделали свое дело – она зашла.
Мужчина устало поднял глаза и посмотрел на бледную, уставшую женщину с огромным животом, которая начала что-то мямлить и пытаться объяснить.
«Хм, гордая, однако, – подумал он, видя, как та, краснея, рассказывает про смерть любимого мужчины и плод их любви. – Раз пришла, значит, совсем нужда приперла».
