Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Наследство Колдуна
Филин вскочил и поспешно придвинул Бабушке кресло. Но она почему-то не садилась – застыла, как статуя, не сводя глаз с синего сверкания сапфира. Не Лизиного, а того, который был в руках у Филина.
– Таль, посмотри, пожалуйста, – мягко спросил волшебник, протягивая ей перстень, – это ведь то, что я думаю? Тебе лучше знать.
Бабушка протянула руку, которая затряслась, точно у древней-предревней старушки. Дотронулась до перстня и отдернулась, словно обожглась.
– Таль? – повторил Филин.
Лиза ойкнула. Вместо ответа Бабушка покачнулась. Глаза у нее стали как будто слепые. А потом она медленно опустилась в кресло. Отмахнулась от кружки с питьем, с которой кинулась к ней Амалия.
– Рассказывай дальше, Лева, – тихо велела Бабушка.
* * *И вот что поведал Лева.
… Тепло, но спать нельзя. Заснешь – замерзнешь насмерть. Папа так говорил. Заснуть в мороз проще простого, даже приятно, только вот от такого сладкого сна не просыпаются. Не спать, ни в коем случае не спать. Тихо как… И деревья не трещат, и ветер не воет… Но не мог же буран взять и кончиться в одно мгновение! Надо посмотреть, но осторожно. Вдруг Черный замок еще тут – щерит пасть, поджидает, хлюпает своей склизкой утробой? Если выглянуть осторожно, через край ямы… Нет, не встать. Да что там, даже веки не поднять – их точно снегом завалило. Только кажется, что снег теплый. Нельзя спать. Кто это говорит?
– Слышишь? Не спи! Откуда же ты взялся?! Тут четырнадцать лет живой души не было!
Кто-то наклонился надо мной. Папа? Дядя Кирилл? Нет, это какой-то незнакомый голос – густой, встревоженный и удивленный. Пахнет от этого человека дымом, как в у дяди Кирилла в его деревенской избе, а еще шерстяным свитером и немножко то ли конюшней, то ли чем-то похожим. И лесом и снегом уже не пахнет совсем, а воздух теплый и влажный. Странно, что я совсем не чувствую холода.
– Ты, никак, поранился? Ничего, ничего, сейчас вот паутину приложу, заживет – и сильф крылья сменить не успеет.
Крепкие сильные руки ощупывают, проверяют, цел ли, натыкаются на ремень с пряжкой.
– Узор клана Дайн! Да ты из Радинглена! Вот так удача! – ахает этот незнакомый человек. Откуда он знает про Радинглен и про гномские кланы?! Надо посмотреть, кто это, но глаз не открыть… вот, получилось чуть-чуть разожмуриться. Без очков только и вижу, что смутную фигуру. Ого, какой высоченный!
Что-то прохладное, металлическое налезает мне на палец. Этот, высокий, натягивает на меня бездонные холщовые рукавицы.
И вдруг в ушах у меня свистит ветер, и голос незнакомого спасителя доносится будто издалека:
– … стой! Куда! Куда!
Он пытается удержать меня за рукав, но его будто оттаскивает какая-то неимоверная сила. Густой голос удаляется, тает, исчезает, и вот уже нет влажного теплого тумана, и не пахнет травой и землей, а вокруг снова морозный лес, и я не понимаю, где был и откуда вернулся, а главное – почему.
* * *… В наступившей тишине пальцы Амалии быстро простучали по клавиатуре и поставили точку – амберхавенская волшебница вкратце занесла рассказ Левы в ноутбук.
Общее молчание прервал еле слышный голос Бабушки.
– Да, ошибки быть не может, это перстень Инго… Инго Третьего. Обручальный. – Бабушка перевела дыхание, потому что говорить ей было тяжело. – Не понимаю… Он бы с ним ни за что не расстался. Уна-то свое колечко в последнее время… когда Лиллибет родилась… носить перестала – пальцы отекали.
– Лев, ты точно помнишь, он так и сказал? – спросил Филин. – Про сильфа и клан Дайн?
– Угу, – буркнул Лева. – За это – ручаюсь. – Он приподнялся на локте и блеснул очками.
– Он… отец меня именно так и утешал, когда я наступил на гвоздь, – вставил Инго, сидевший на подлокотнике Бабушкиного кресла и обнимавший ее за плечи. – Это у него было любимое присловье.
– Так что же получается – я видел Инго Третьего?! Он жив? – спросил Лева и приподнялся на локте. – Может, и королева Уна жива?
Лиза, которая на протяжении всего Левиного рассказа ерзала на стуле, сгорая от нетерпения, не выдержала:
– Вот! Я же говорила про картину! Я же говорила, что там неспроста! А все заладили – померещилось, померещилось! – Она покосилась на Бабушку и выпалила: – Мама умела колдовать еще с детства, так, может, она все это время пыталась нам что-то передать – как умела? Картина уже не первый раз меняется, вот Инго видел!
Она с мольбой посмотрела на брата: отчего он не замолвит словечко?
– Да, – кивнул Инго. – Теперь у нас еще больше оснований думать, что родители живы и подают какие-то знаки. Только я не понимаю, откуда. Надо разобраться, где же это побывал Лев… – он сжал пальцами переносицу. – Столько всего сразу…
– Бабушка, почему ты не хочешь поверить? – не унималась Лиза. – Давайте принесем портрет сюда… или Леву туда… и он посмотрит и подтвердит, что видел папу! Это ничего, что Лева был без очков! Ведь разглядел же он высокий рост, а папа тоже высокий, и на портрете это видно!
Бабушка опустила глаза и принялась крутить в пальцах сапфировый перстень.
– Да, Инго Третий был высоким, и что? – тихо-тихо отозвалась она.
– Лев, ты попробуй, может, еще что вспомнишь, – попросил Филин.
– А мы ему поможем, – решительно сказал Инго. – Будем отметать лишнее. Вот про землю на рукавицах непонятно… ладно, начнем с начала. Ответь, Лев: этот человек был полный, бородатый, черноволосый и в очках?
– Да ничего подобного! – сипло возразил Лева. – Никаких очков, борода у него была, это верно, рыжая, то есть соломенно-рыжая, словно выгорела на солнце, и лицо обветренное, я разглядел вблизи, когда он ко мне наклонялся. И никакой он не полный, наоборот – тощий, даже в плаще и то было видно! Он плащ с себя снял и меня укутал.
Выпалив это, Лева осекся и посмотрел на Инго с уважением. А у Лизы даже рот приоткрылся. Вот так фокус! Интересно, такому в Амберхавене учат?
– Убедился? – Инго перегнулся с подлокотника Бабушкиного кресла и потрепал Леву по плечу. – Если копнуть поглубже – ты много чего рассмотрел, даже без очков.
– Я еще вспомнил! – воодушевленный Лева даже подпрыгнул. – Руки у него были мозолистые, я почувствовал, когда он проверял мне пульс. А перстень он не с пальца снял, достал из мешочка на шее, у него под плащом висел такой кожаный мешочек на шнурке.
Инго и Филин переглянулись.
– В таком случае, это был не король, а вор! – презрительно и твердо заявила Бабушка, как приговор подписала.
– А может, он снял перстень, чтобы не мешал работать или чтобы не повредить? – живо предположила Лиза. – Я вот снимаю кольцо, когда играю на скрипке или мою посуду.
– Ага, раз руки мозолистые – может, он плотничал или, скажем, садовничал, – подхватил Лева.
– Настоящие короли свои руки до такого состояния не доводят! – отрезала Бабушка и в изнеможении откинулась на спинку кресла, стараясь сохранять непреклонный вид.
Филин хотел что-то сказать, но Инго мигнул ему, и волшебник смолчал. Надо же, как слушается, поразилась Лиза.
– Давайте не будем отвлекаться на вопросы о монаршем достоинстве и ручном труде, – голосом строгой учительницы произнесла Амалия. Глаза у Бабушки так и полыхнули на мраморно-бледном лице. А фриккен Бубендорф как ни в чем не бывало кивнула на монитор Мэри-Энн. Компьютер против обыкновения помалкивал – Амалия отключила у Мэри-Энн звук, чтобы та не встревала с замечаниями.
– Главное – многое сходится, – хладнокровно продолжала Амалия. – Я даже составила список, вот послушайте: рост, рыжесть, присловье, перстень, то, что этот человек узнал узор гномского клана…
– А за пределами Радинглена эти узоры никому не ведомы, – вставил Инго.
– Андрей Петрович… Инго… Фриккен… – начала Лиза, подавив в себе желание поднять руку, как на уроке – строгость Амалии заставила ее заробеть, – а когда Илья Ильич придет смотреть картину, мы ему ведь скажем про все это? Вдруг оно как-то связано… Бабушка, мы его попросили, Маргаритин папа разбирается в картинах! Ну не может быть столько совпадений! – сбивчиво лепетала она.
– Умница, Лиллибет! – все тем же учительским тоном похвалила ее Амалия. – Проверим, заодно его величество и меня введет в курс дела – мне про вашу загадочную картину еще толком ничего не объяснили. Лев посмотрит – и тоже что-нибудь вспомнит.
– А я и так вспомнил, – вдруг подал голос Лева. – Я уже сказал, что там была не зима, а не то осень, не то лето? И туман? И что у этого человека руки были в мозолях, точно у садовника? Ага, так вот, еще очень сильно пахло яблоками, падалицей, как будто они там были повсюду! Может, там и вправду сад?
– Я знаю, где ты был! – Инго вскочил, метнулся к сумке из-под ноутбука и извлек оттуда расписное эмалевое яблоко.
– Вот, – король поднял яблоко повыше, чтобы все видели, – я собирался вам рассказать, но сомневался, стоит ли. Два дня назад, на церемонии посвящения в Амберхавене, меня унесло с университетской площади. Так же неожиданно, как Леву из леса. И я тоже оказался в тумане, где пахло яблоневым садом и падалицами, только никого там не встретил. Я даже видел сами яблоневые деревья, а вот это яблоко упало мне прямо в руки. Но как только это случилось, я опять очутился на площади и яблоко из живого превратилось в неживое. Я уже тогда заподозрил, что побывал в Саду.
