Наталья Корнилова - Проданный смех
Я внимательно осмотрела все, что здесь было, но, кроме песчаной и древесной пыли, ничего не обнаружила. Разломанный сноуборд, с которого сняли отпечатки пальцев – это было видно по остаткам дактилоскопического порошка, – находился теперь на своем родном, как объяснил Зорин, месте. Но того сноуборда, другого, здесь не было.
Я попыталась собраться с мыслями. Итак, девушка ищет телефон в помойке, затем идет в баню, моется, исчезает. Почему? Возможный ответ: либо кто-то ее украл, либо она ушла сама. Но что могло вынудить ее уйти сразу же, ничего не взяв с собой? Например, ей позвонили. Стоп, у нее же телефона нет! Тогда записка. Но кто и что там написал? Автором записки мог оказаться только знакомый Ольги, причем хорошо знакомый. Кроме того, она хотела сохранить встречу в тайне, раз вышла тихо. Хотя вполне возможно, что она просто не захотела тревожить никого своим уходом. А может, она вообще ни о чем не думала, просто ушла, и все? В принципе нет ничего удивительного в том, что ее ухода никто не заметил, ведь в гостиной работал телевизор и играла музыка. И все-таки у Ольги должна была быть какая-то причина!
Записка, записка…
– Вы в ее комнате никаких клочков бумаги не находили? – спросила я, посмотрев на Сергея, так как он, я была уверена, делил с Ольгой одну спальню.
Мне показали записку, которую нашли возле унитаза на третьем этаже в комнате Бранца и Заречной. Мятый книжный листок принадлежал, судя по всему, репринтному изданию, которое пытались подделать под старину. Готический шрифт, правда, большая часть текста была залита чернилами. И гравюра на другой стороне – жутковатого вида старец держит над кипящим котлом черную собаку, судя по всему, мертвую. Старец радостно скалится в темноту, простирая одну руку к грозовым небесам. Вопреки атмосферным условиям, на одной стороне неба ярко сияет полная луна с нарисованными на ней глазами и носом. Все дело происходит в лесу.
– Страсти какие, – пробормотала я и поинтересовалась, где именно нашли бумажку. Меня отвели на третий этаж в очень комфортабельный туалет, в котором не то что справлять нужду, жить не стыдно.
– Вот тут она лежала, – показал Сергей на кафель между унитазом и раковиной.
Я задумалась. Почему бумажка, сложенная так, чтобы поместилась в карман, оказалась на полу? Тщательный обыск принес неожиданный результат – за унитазом, там, где он соединяется с трубой, лежала крошечная пуговка розового цвета.
– Какого цвета халат у вашей девушки? – спросила я.
– Розовый, а что? Принести?
– Если не трудно.
Пуговица оказалась от кармана халата. Значит, Заречная просто зацепилась карманом за что-то, оторвала пуговицу, выронила бумажку, поэтому она здесь и оказалась. Но зачем она вообще носила ее с собой? Что она хотела сказать этим «Не забудь. Полнолуние 27-го»?
– Это ее почерк?
Никто не мог дать мне вразумительного ответа. Образца почерка Заречной не было, творения свои она создавала в электронном виде.
Далее в ряду странностей стояла запертая дверь, ведущая на черную лестницу.
Мы прошли в библиотеку. Я сразу поняла, что Заречная была здесь очень много раз. Человек, написавший книгу, которой присудили первую премию на общенациональном конкурсе, не может не любить читать. Готова спорить, девчонка здесь все излазила.
Я вошла в помещение и невольно присвистнула – передо мной находилась библиотека в полном смысле этого слова. Стены были заполнены книгами от пола до потолка, здесь царил тяжелый классический стиль – темное дерево (кажется, мореный дуб), толстый ковер, лампа под абажуром…
– Как в кино, да? – прочитал мои мысли Сергей. – Даже жуть берет. Особенно вечером.
– Особенно тем вечером, – добавил Алексей. Они с мрачным видом переглянулись.
– Ольга брала отсюда какие-нибудь книги? – спросила я, подходя к тяжелому дубовому столу, на котором – единственное напоминание, что на дворе двадцать первый век, – стоял ноутбук. Из канцелярских принадлежностей здесь были самые настоящие гусиные перья.
– Вы ими пишете? – восхитилась я.
– Нет, – улыбнулся Зорин. – Перо стальное. А мохнатая штучка просто для вида.
Рядом стопкой лежали книги. Я открыла первую, репринтное издание, в переводе на русский, и пробежала глазами страницу наугад. Не поверила глазам. Прочитала снова.
«О. Кролл, издавший в 1609 году в Германии свою книгу, говорил:
«Возьмите неповрежденный чистый труп рыжеволосого мужчины двадцати четырех лет, казненного не ранее одного дня тому назад, предпочтительно через повешение, колесование или посажение на кол… Подержите его один день и одну ночь под солнцем и луной, затем разрежьте на крупные куски и посыпьте порошком мирры и алоэ, чтобы он не был слишком горьким…»
Чуть ниже было отчеркнут еще один «рецепт».
«Хорошо бы месяц вымачивать эту мумию в оливковом масле. Масло вбирает в себя микрочастицы мумии, и его тоже можно применять в качестве лекарственного средства, особенно как противоядие от укусов змеи».
Я в шоке захлопнула книгу.
– Что это? Какая гадость!
– А, – растерялся Алексей. – Не знаю. Может, это Олечка для какой-то своей книжки отыскала. Она мистикой увлекается, Стивеном Кингом, всякой чертовщиной. Она что-то говорила, что ей нужен материал подобного рода.
А в самой запертой двери ничего таинственного не было. Оказалось, что с той стороны ее давным-давно заткнули железным прутом, чтобы не открывалась.
– Я вспомнил, – словно извиняясь, проговорил Зорин. – Она от сквозняка открывалась, а мне лень было замок самому менять, вот я и заткнул ее железякой. Правда, кажется, после того я уже открывал дверь. В общем, закрыть, наверное, закрыл, но совершенно этого не помню. Автоматически, должно быть.
– Ничего, – улыбнулась я. – Многие таинственные вещи на поверку очень просто объясняются. Где ее комната?
Комната, в которой жили Заречная и Бранц, как я уже говорила, выходила окнами в сад, если можно назвать сосновые заросли садом. Но и лесом именовать как-то язык не поворачивается. Пушистые верхушки наполовину закрывали доступ солнечного света, отчего в комнате царил полумрак даже днем, так что белые жалюзи здесь были явно лишними.
Располагалась комната в угловом крыле дома, которое по планировке слегка отходило от общего здания, выдаваясь в заросли сосняка. Кирпичная стена была покрыта диким виноградом, в лучших традициях романтического стиля.
– Виноград крепкий? – спросила я, перегнувшись через подоконник и осматривая лозы. Несмотря на то что этажа было всего три, земля казалась очень далекой, если смотреть сверху. Сосновые деревца заслоняли вид, но я заметила, как что-то мелькнуло метрах в двадцати от дома. Что-то черное и быстрое. Собака, должно быть.
– Вполне крепкий, – заверил Зорин. – Я однажды даже на спор залез по нему на третий этаж.
– Тут ее вещи, – Сергей показал на шкаф.
– Вы их не забрали с собой? – удивилась я.
– Когда мы вызвали милицию, здесь, сами понимаете, нельзя было ничего трогать. А потом… – Сергей посмотрел в окно. – Я все-таки надеюсь, что с ней все в порядке и она вернется. Так что пусть лучше сама приедет и заберет свои вещи.
Интересно! Он сказал «все-таки надеюсь». Значит, в его душе поселилось сомнение в благополучном исходе поисков. Я поинтересовалась, что говорит милиция, какие у них версии объяснения случившегося.
– Лично я считаю, что все это обычная ее придурь, – сказал Сергей. – У нее бывало такое. Она уже сбегала из дома.
– Сбегала из дома?
– Да, когда ей было шестнадцать лет. Тоже летом.
– Причина?
– А без причины. Говорю же, придурь. Как же она говорила тогда? – Он почесал макушку. – Вроде: «Мне нужно было понять, кто я такая и где мое место в жизни», что-то такое. Ну разве нормальная девчонка будет выкидывать такие фортеля?
– Серый, она же творческая личность, – с едва уловимым сарказмом, который, впрочем, звучал по-доброму, сказал Алексей. – Потому ее поступки не стоит судить с точки зрения нормальных людей.
– Да уж, – хохотнул Сергей, – нормальной ее трудно назвать.
– Но будь она нормальной, она бы вряд ли получила «Серебряную ветвь», – логично рассудил Зорин. – У всех писателей крыша немного сдвинута.
Я немедленно ухватилась за тему:
– Кстати, а как вы узнали о премии?
– А в день, когда она телефон потеряла. Вернее, потеряла-то она его раньше, но искать начала только в субботу. Ей понадобилось позвонить в Москву, а номера она не помнила. Мы все вместе внизу сидели, в большой комнате. Телик работал, правда, без звука. Заставка с конкурса пошла как раз в тот момент, когда Ольги уже не было в комнате, так что узнать она это не успела, – Сергей пожал плечами. – В девять вечера, кажется, новости были, да, Лех?
– Какой девять, уже полночь почти была! Краткие новости на каком-то канале. Я уж и не помню, что именно мы смотрели.
– То есть о том, что Заречная стала лауреатом премии «Серебряная ветвь», вы узнали в тот самый день, когда она потеряла телефон, – подытожила я. – Кроме того, она сама не знала, что премирована, так как литературный агент не смог до нее дозвониться. Кстати, а нет вероятности, что телефон все еще в контейнере? – спросила я.
