Константин Уткин - Хозяин жизни – Этанол
Именинница спала, заголив мощную красную ляжку, и на мое вежливое прикосновение к руке ответила яростным хриплым матом. При этом меня охватила волна такого густого смрада, что я рванул обратно на кухню. И вовремя – поклонник, оказывается, при звуке голоса своей избранницы собрался мчаться помогать ей отбиваться от насильника…
В итоге мы наскребли каких-то копеек, не тронув заветных неразменных долларов, сходили в магазин, по дороге выслушав историю разрушенной любовью жизни. Вернулись – и тут, как по мановению волшебной палочки, проснулись наши девушки. Кошечка пить отказалась. На нее и так смотреть было больно – помятая, потухшая, с мертвым взором. Зато Галка пила с нами вместе, ноздря в ноздрю и обижалась, если ей пытались налить меньше…
Я не видел ее много лет. Но, по слухам, случилось чудо – она порвала с Хозяином и растит чудесную дочку… точнее – уже должна вырастить.
Мы продолжали наше путешествие по охране. Пожалуй, на тот момент это был единственный способ более-менее прилично зарабатывать, не теряя при этом свободное время.
Надо сказать, что в охране тех лет подобрался очень интересный народ – мне приходилось работать не только с учителями и технической интеллигенцией, не только с рок – музыкантами, но и с командиром атомной подводной лодки, и полярным летчиком, и врачом-реаниматором. В общем, с интересными людьми, которых за деньги нашего современного идеала – Америки – власть постаралась выкинуть за борт.
Власть, подготавливая для нашего западного друга очередной сырьевой придаток, постаралась уничтожить целые социальные слои – причем такие, от которых зависит будущее любой страны. Врачи, учителя, военные…
Бандиты, сами того не подозревая, отмывая свои разбоем и рэкетом добытые деньги, позволили вышвырнутым за борт людям выжить – поскольку ни для кого не секрет, кто стоял за официозом охранных фирм.
Мы я Борей работали то вместе, то по раздельности. То в больнице – причем ничего не делающие, кроме тайного пьянства, охранники получали гораздо больше, чем высоко квалифицированные врачи. То Боря стоял на тумбочке в коридоре фирмы, которая принадлежала натуральному негру – и стоял он тоже натурально, как дневальный в армии, с восьми до шести, не имея права даже отлучиться по нужде. Правда, вечером мы смотрели на стоящем в офисе видеомагнитофоне фильмы и печатали на ксероксе мои стихи – ну и пили, конечно.
То меня занесет охранять проходную на только что приватизированный хлебокомбинат. Это было славное время – сначала я держался, был приличен и трезв. Я старательно считал лотки с батонами и коробки с тортами, пил только чай – пока водители ко мне присматривались и думали, как себя со мной вести.
Но обязательная для всех мест прописка (обычная большая пьянка) все расставила на свои места – выяснилось, что высоколобый очкарик свой в доску, стучать ни на кого и никогда не станет, поскольку понимает свою выгоду.
Все было просто – крупные партии украденных тортов на продажу в частные ларьки можно было вывезти только на машине, то есть – только через наши ворота. За это нам со всех этажей приносили сумками все, что для изготовления тортов применялось. То есть – орехи, шоколад, сахар, муку, масло, коньяк. Часа в три утра, когда даже милицейские наряды спали – (это время испокон веков у всех, кто несет вахту, называется «сучий час». На это время в больницах приходится пик смертей. В это время бороться со сном нет ни физических сил, ни желания) – из ворот хлебокомбината быстро выезжали «каблуки» на просевших от груза рессорах. Охрана, молча открыв ворота, так же молча налегала на водку – риск попасться на воровстве все же был. Но как-то обходилось – часа через два возвращались пустые машины, нам отстегивали мзду, примерно в четверть зарплаты, загружали наши тяжеленные сумки в кузова и выгоняли транспорт за ворота.
Утром со смены мы шли пустые, а добычу нам привозили прямо к метро.
Помню, как я, шатаясь от недосыпа и алкоголя, продолжал пить возле метро с Борей пиво. Я ему обещал «маслица немножко и чуть-чуть сахарку… ну, может, еще орешков»
Боря впал в ступор, когда я ему выложил плиту масла, килограмма на четыре – у меня оставалось примерно семь кило – двухкилограммовый пакет сахарного песка и немного, полкило орешков, арахиса.
Хозяин комбината, самый настоящий владелец, никак не мог перейти на рыночные рельсы. Он платил рабочим копейки, зная, что все равно все будут воровать. Когда к нему пришла братва и предложила поделиться – он чисто – конкретно послал их на три буквы. Братва взорвала ему машину. Хозяин лишился ноги, но с братвой делится не стал. Так же, как и поднимать зарплату работникам…
Впрочем, от охраны он требовал охраны. Помню, как уже под утро, когда я запивал водку чифирем и заедал тортом «Птичье молоко», вдруг позвонили – во дворе комбината видели вора. Жуткий холод под утро, по территории змеились полосы поземки, сердце, разогнанное адской смесью, бьется в висках, нервы натянуты ожиданием ментовской облавы – а только что ушло три машины с ворованными тортами – и вдруг кого-то ловить.
Но что делать – работа есть работа, мы пошли. И действительно увидели согнутую от холода фигуру, и у нее действительно под мышками виднелись батоны. Мы засвистели, замахали дубинками, рассчитывая, что бедолага окажется более быстрым, чем мы – и он побежал. Помчался вприпрыжку, набирая скорость все больше и больше – прямо к нам.
– Ребята!! Охрана!! Как здорово!! А я вот два батона спер, а выход никак не найду. Как отсюда выбраться?
Ну что с таким делать? Мы его обматерили, и выгнали через тайный лаз в заборе. Ребята! Охрана!! Я тут ворую, как убежать? Он тоже продолжал жить в советском времени…
Второго паренька увидели все рабочие ночной смены, и дежурный инженер тоже – этого пришлось сдать в милицию. И напиться потом. Поскольку настроение было испорчено напрочь…
Мы же продолжали охранять капиталистическую собственность. Вон наш коньяк едет – говорил я напарнику, видя приближающийся к воротам грузовик. А вон и закуска идет – отвечал напарник, указывая на спешащего со двора рабочего.
Масло и я, и Боря после этой охраны ели несколько лет – так же, как и сахар.
Ваня Горев
Он был импозантен – высокий, чуть сутуловатый, похожий на похудевшего Жерара Депардье. Простое черное пальто, которое он носил, потертое и обвислое, вполне соответствовало нашему положению – студентов Литературного Института. К тому же одни карман у него всегда был занят сложенными вдоль листами какой-нибудь рукописи.
Возле него постоянно крутились девицы небольшого роста – казалось, что он снисходительно принимает их ухаживания, берет ту, которая на данный момент под рукой, пользуется и отбрасывает, как ненужную вещь.
Помню – в кармане у меня ощущалась тяжеленькая бутылка водки. Точно помню, что я прогулял пару и тосковал – знаменитое студенческое братство оказалось скучным, ответственным и очень важным от осознания своей причастности к большой литературе. Пить со мной никто не хотел – и когда я увидел этого странного человека, то даже не подумал рассчитывать на него, как на собутыльника. Однако предложил и был удивлен мгновенному оживлению.
На бульваре его ждали друзья. Я их видел на курсе, но близко как-то не сошелся. Они тоже сначала отнеслись настороженно к москвичу интеллигентного вида, но потом подобрели – когда выяснилось, что я не сноб и в поглощении водки могу им еще фору дать. У одного, поэта, была изувечена на первой чеченской войне скула. Он тосковал в мирной жизни и не мог себе места найти. Остальные были приезжие из других республик… впрочем, это никого не волновало. Мы разговаривали о литературе, только и о литературе и еще раз о литературе. Конечно, в больших количествах читались стихи. Меня тоже заставили, преодолев мое яростное сопротивление. Кстати, Хозяин отличается одной занятной особенностью – довольно часто он не стирает негативные качества характера, а наоборот, усиливает их. Вот и моя природная стеснительность разрасталась так, что вместо чтения я издавал лишь мычание.
Впрочем, пересилил себя и прочитал. И мои собутыльники сразу перешли в разряд поклонников – на что я меньше всего рассчитывал. Моя первая, скромная, с рисунками Лесина на обложке книжка стихов – Старый Север – лежавшая пыльной пачкой в каком-то углу, вдруг стала популярной. Впрочем, популярной – это не то слово. Просто люди читали мои стихи, говорили о них друзьям и те тоже хотели сборник. Я приносил, подписывал и дарил.
Продавать рука не поднималась – я по сравнению с этими ребятами был, можно сказать, образцом благополучия. У меня стали выходить детективы, и из всего курса я был, пожалуй, единственный печатаемый писатель. Мой телефон кочевал в кругах собачников вместе с хорошими рекомендациями, так что и с этим заработком проблем не было – и проблемой было разве что найти подходящего помощника для травли.
