Владимир Железников - Чучело
Мы добежали до парикмахерской и остановились передохнуть. Я почти успокоилась.
Мне было весело, что Димка меня спас. Сначала я его, потом он меня – разве не здорово.
Случайно я заглянула в зеркало парикмахерской и не узнала себя – это была я и вроде не я. У меня было другое лицо.
Парикмахерша тетя Клава, мать Рыжего, выглянула из дверей, посмотрела на нас, улыбнулась и сказала мне:
„Красивая, красивая…“
Тут между мной и Димкой произошел очень важный разговор.
„Когда ты успела все рассказать Маргарите?“ – сказал Димка.
„Я?… Маргарите?…“ – спросила я. И замолчала, раз он такой дурак и не понял, что я это сделала исключительно из-за него. Я снова посмотрела в зеркало и почему-то пропела: „Мар-га-ри-та-а-а!..“
„Ну что ты не отвечаешь?“ – строго спросил Димка.
„Мар-га-ри-та-та-та-та! – пропела я, танцуя. – Ты заметил ее глаза? Она говорила с нами, а сама… видела только его – своего жениха. А платье у нее какое красивое! Я, когда вырасту, обязательно сошью себе такое же!..“
„Слушай, – перебил меня Димка, – хватит мне зубы заговаривать! Говори, когда ты ей все рассказала?“
„А я ей ничего не говорила!“
Я снова отвернулась к зеркалу и подумала: если научусь поджимать губы, то буду ничего себе.
Димка стоял позади меня, но там, в зеркале, наши лица были рядом. Интересно было смотреть на нас двоих со стороны – как будто мы с ним снялись на одну фотографию.
„А кому, – говорит, – ты сказала?“
„Ни-ко-му!“ – И поджала губы, и улыбнулась так, чтобы рот не расползался до ушей.
„Как никому?…“
„Так! Ни-ко-му! – Я медленно повернулась к нему, сделала круглые-круглые глаза и не забыла – поджала губы. Я теперь решила всегда быть красавицей. – Не веришь – и не надо“.
„Ну хорошо, тогда объясни, зачем ты про себя сказала все это ребятам?“ – спросил Димка.
„Захотела – и сказала. – Я снова красиво улыбнулась. – Я сначала не собиралась. Но вдруг кто-то открыл мне рот. И моим голосом произнес: „Это сделала я!“
Он испуганно посмотрел на меня.
„Ну что ты так смотришь на меня? – говорю и так спокойно добавляю, чтобы он не умер от разрыва сердца: – Я же тогда стояла под дверью и все слышала“.
Мой ответ его потряс – он закачался как пьяный, еле удержался на ногах.
„Так ты из-за меня?!“ Наконец-то он догадался, брови у него от удивления полезли вверх.
„Нет, не из-за тебя, – ответила я. – Из-за Александра Сергеевича Пушкина“.
„Ну ты даешь… – Он места себе не находил. – Из-за меня!.. А что же теперь делать?“
„Что хочешь“, – беззаботно ответила я.
Теперь, когда я все рассказала Димке, совсем перестала бояться. Мне стало радостно, что он знает, что я его спасла.
„Они нас затравят“, – мрачно произнес Димка.
„А я не боюсь, – ответила я. – Мы же вдвоем?“
„Вдвоем! – И вдруг рванулся, прямо как бешеный: – Пошли к ребятам! Я им все расскажу!..“
„А вон они! – Я их увидела издали и закричала: – Ребята!“
Они выбежали из-за угла, но крика моего не услышали и нас не заметили.
Димка почему-то закрыл мне рот рукой и потащил в открытые двери парикмахерской.
Тетя Клава посмотрела на нас с большим удивлением. Она хотела, видно, спросить, что это Димка закрыл мне рот и тащит, но не успела, потому что за окнами парикмахерской замелькала наша погоня: Миронова, Лохматый, Рыжий, Шмакова, Попов…
„Толик!“ – Тетя Клава увидела через окно Рыжего.
„Они здесь! – донесся до нас голос Вальки. – У меня собачий нюх“.
«Ну, – подумала я, – сейчас они нас найдут, схватят, вытащат на белый свет… Заорут: „Бей ее!“ А Димка тут все про меня и расскажет!.. Вот смеху будет», – думала я и поэтому радовалась.
С этого момента начинается все самое печальное. Если бы я была не дура, то сразу бы все поняла. Но я надеялась и была как слепая. Ну, в общем, посмотрела я на Димку, а он опять испугался. Его опять всего перевернуло. Глаза у него бегали, губы дрожали… У него, знаешь, все шло волнами. То сюда, то туда. Поэтому мне и жалко его было. Когда никого нет – он храбрец. Как появились ребята – самый последний трус…
Ну, в общем, стояли мы за занавеской, не шевелились. А тетя Клава быстро-быстро затопала к двери, чтобы схватить своего любимого сыночка. Но как она ни спешила, а Димка все же изловчился и успел ее попросить, чтобы она нас не выдавала. Таким дрожащим голоском:
«Тетя Клава, не выдавайте нас… Мы от них спрятались. Игра у нас такая».
Тетя Клава кивнула на ходу, что все поняла, открыла дверь и крикнула:
«Толик! Ты почему не уехал?»
«Нас не взяли», – ответил Рыжий.
Он стоял в трех метрах от нас. Я видела даже его лицо, оно выглядывало из-за плеча тети Клавы.
Я подумала, что сейчас обязательно чихну, ведь всегда, если кто-нибудь прятался, он чихал или кашлял в самое неподходящее время. Но у меня не кашлялось и не чихалось.
Дедушка! Я теперь знаешь как жалею, что не чихнула нарочно. А то бы Рыжий услышал, всех позвал… И Димка вынужден был бы все рассказать… От одного чиха, подумать только, многое бы изменилось.
Когда Рыжий выложил матери, что нас не взяли, она прямо отпала, отступила от него и лицо закрыла руками.
«Вот беда! А я отцу позвонила. Предупредила, что ты выехал».
«А он что?» – быстро спросил Рыжий.
«Сказал, что рад и ждет», – ответила тетя Клава.
«Ждет?… – Я увидела, как Рыжий изменился в лице – у него вдруг запылали щеки. – Ждет меня?!»
«Конечно, тебя. А то кого же. – Тетя Клава потрепала Рыжего по голове. – А ты не верил, что он будет тебе рад».
Я покосилась на Димку – неудобно было, что мы подслушиваем чужой разговор. Рыжий же не знал, что мы его слышим. Я толкнула локтем Димку и хотела выйти из укрытия, но Димка прижал меня к стене.
«Так, может, он сам тогда приедет? – как-то тихо и неуверенно спросил Рыжий. – Вот было бы здорово!»
«Ну что ты… – Тетя Клава вздохнула: – Сам он никогда не приедет».
«Почему?… – Я никогда не слышала, чтобы у Рыжего был такой печальный, отчаянный голос. – Мы же три года не виделись! И ты сама сказала, что он рад, что ждет».
«Не соберется… У него работа».
«Соберется! Соберется! Соберется!» – вдруг закричал Рыжий.
«Ты что, Толик?… – Мне было видно, как тетя Клава обняла сына. – Ну не плачь!»
«Рыжий! – донесся голос Лохматого. – Их здесь нет! Бежим!»
«Ну я им покажу! – Рыжий вырвался из рук матери. – Ну у меня Чучело попляшет!..»
«Толик! Толик!» – закричала тетя Клава, но Толика и след простыл.
Тетя Клава вошла в парикмахерскую и столкнулась с нами – она, видно, забыла про нас.
«А-а-а, вы еще здесь! – сказала она. – Постойте, постойте, вы же из одного класса с моим Толиком?»
«Из одного», – выдавил Димка.
«А почему вас в Москву не взяли?» – спросила тетя Клава.
Мы с Димкой переглянулись.
«Ну, потому… – ответил Димка, – потому что мы вчера сбежали с урока в кино».
«Вот бессовестные! – Тетя Клава покачала головой. – Вот негодники!»
Мы не стали ее слушать и выскочили из парикмахерской. Димка вдруг почему-то положил свою руку вот сюда.
Ленка показала Николаю Николаевичу, как Димка положил руку ей на плечо.
– Ну, как будто мы взрослые, парень и девушка. – Она улыбнулась и посмотрела на Николая Николаевича: – Вот когда тебе было двенадцать, ты обнимал девушку?
– Я?… В двенадцать? – Николай Николаевич совершенно потерялся от этого вопроса.
Он хотел соврать Ленке, что, конечно, обнимал, но потом почувствовал, что покраснел, как мальчишка, – врать он совсем не умел, – и сознался, что не обнимал.
– Вот видишь, – победно сказала Ленка, – а Димка меня обнял. Днем. При всех. При солнце и при людях. Рука у него была горячая-горячая. Я так от этого обалдела, что рот у меня сам собой полез к ушам, и я забыла, что решила быть красавицей. Я была рада, что Димка меня обнял, только я жутко смутилась, ноги у меня не двигались, и вся я съежилась, чтобы стать поменьше.
А когда мы так вышли на нашу улицу, то Димкина сестра, зловредная Светка, увидела, что мы идем обнявшись, и как завопит:
«Жених и невеста! Тили-тили тесто! Жених и невеста! Тили-тили-тили тесто!»
«Вот дура, – сказал Димка. – Ты не обращай на нее внимания!»
Я оглянулась на Светку и сказала:
«Ну крикни, крикни еще раз!»
«Ленка – невеста! Ленка – невеста! – истошно заорала Светка. – А Димка – жених!» – и бросилась наутек.
Мы остались на месте. Знаешь, дедушка, мне почему-то понравилось, что Светка меня дразнила. – Ленка повернулась к Николаю Николаевичу: – Это плохо?
– Почему же плохо, – ответил Николай Николаевич, – это в какой-то степени замечательно.
– Вот и я так подумала! – в восторге сказала Ленка. – Точно как ты. И мне захотелось сделать что-нибудь сверхособенное. «Знаешь, Димка, – говорю, – знаешь… Я сейчас пойду в парикмахерскую к тете Клаве!»
«Зачем?» – испугался он.
