Виктория Ледерман - Календарь ма(й)я
– Он тебе не поверил?
– Нет. Сказал, чтобы я перестал плести чушь, что мои выходки и мой переходный возраст уже стали вызывать у него опасения. И если я еще раз выкину что-либо подобное, ему придется отправить меня к детскому психологу.
– А почему он так сказал? – спросил Юрасик. – Ты часто выкидываешь что-то подобное?
– Просто… – Глеб запнулся и сбивчиво пояснил: – У нас вышла одна история, с год назад. И с тех пор мы не очень ладим.
– Что же можно было такое сотворить, чтобы родной отец не мог простить тебя целый год? – всхлипнула Лена, вытирая глаза носовым платком.
– Не твое дело, – огрызнулся Глеб и раздраженно отшвырнул от себя чайную ложку. Эта история до сих пор причиняла ему почти физическую боль.
– Если бы мой дед был жив, он бы обязательно поверил, – с горечью произнес Юрасик. – И непременно что-нибудь придумал бы. Он бы меня в беде не бросил.
– Ну-ну, посмотрим, – сказал Глеб. – Скоро у тебя появится возможность это проверить.
– В каком смысле «проверить»?
– В прямом. Он же скоро будет жив.
Юрасик оцепенел. Ему и в голову не приходило, что он снова может увидеть деда живым. Хотя, если они движутся назад, они и правда доживут до того дня, когда дед еще не умер.
– Точно! – радостно воскликнула Лена, перестав тереть опухшие глаза. – Он же археолог, профессор! Он нам поможет. Вот вам и выход! Через несколько дней мы выберемся из этого ужаса. Правда, Юр?
Юрасик не ответил. Он пребывал в состоянии шока. Неужели он вновь увидит деда, сможет до него дотронуться, поговорить с ним? Дед, которого он потерял навсегда, через девять дней будет с ним рядом? Невероятно! Это чудесный сон!
– Такой специалист по раскопкам нам бы не помешал, – согласился с Леной Глеб. – Он может дать дельный совет. Кажется, у нас появился шанс.
Идея с участием профессора его немного воодушевила, и забрезжила слабая надежда на благополучный исход их затянувшегося приключения.
– Это, конечно, хорошо, но слишком долго! Мы что, будем сидеть сложа руки и ждать Юриного деда? Это же не просто девять дней, а девять дней в обратную сторону! – сказала почти успокоившаяся Лена.
– Самое ужасное не это, – покачал головой Юрасик, – а то, что у нас в доме снова будут похороны.
– А у меня снова будет тот ужасный день рождения, – тоскливо проговорила Лена.
– Почему ужасный? – спросил Юрасик.
– Потому что все о нем забыли. И я сама забыла. Работала, как всегда. Да еще садик был закрыт после праздников, и младшие остались дома. Вот я закрутилась и забыла. Вспомнила только четырнадцатого.
– А когда у тебя день рождения? Тринадцатого?
– Ну да.
– Что? Тебе тринадцатого мая тринадцатого года исполнилось тринадцать лет? – восхитился Глеб. – И учишься ты в тринадцатой школе. Ты везучая!
– Да уж, невероятно везучая. Особенно если учесть, что тринадцать мне исполнится два раза подряд. Ладно, пора мне, – вздохнула Лена, поднимаясь. – В больницу к маме поеду. В шесть двадцать автобус на Абинск идет.
– Я тоже пойду. – Юрасик встал из-за стола. – У нас, наверно, уже все разошлись. Сейчас бабушка начнет звонить.
– Подождите, я с вами, – поспешно сказал Глеб, но тут же пожалел о своем порыве. И чтобы гости не подумали, что его устраивает их общество и не хочется с ними расставаться, он пробурчал в своей обычной манере: – За молоком пойду. Мое-то все истратили. Ждите здесь, я переоденусь.
– Прошла депрессия, – негромко сказал Юрасик Лене, когда Глеб вышел из кухни. – Здорово, правда? А ты идти не хотела.
– Да ладно, не было у него никакой депрессии, – шепотом отозвалась Лена. – У эгоистов депрессии не бывает, потому что они любят только себя.
– А ему больше некого любить, – заметил Юрасик. – У него никого нет.
15 мая 2013, среда
На уроке труда мальчики делали детскую мебель – маленькие стульчики со спинкой. Все детали они выточили на предыдущих уроках, а сегодня им нужно было собрать конструкцию воедино. Глеб работал за своим верстаком сначала нехотя (как будто интересно делать все по два раза!), но постепенно увлекся и исправил ошибку, из-за которой стул в прошлый раз получился кривым и неустойчивым. Он поставил готовое изделие на пол, полюбовался им и даже опробовал, осторожно присев на сиденье. Потом взял шкурку и стал тереть плохо зачищенные места.
У Юрасика, наоборот, ничего не получалось. Он постоянно ронял деревянные заготовки, путал инструменты и вдобавок занозил палец, вставляя переднюю ножку стульчика в паз. Вскрикнув от боли, он подумал с досадой, что наступил на те же грабли. Если бы вспомнил вовремя, что в прошлый раз посадил занозу, этого можно было избежать! Юрасик постарался припомнить, что еще опасного было на уроке труда пятнадцатого мая. Тут учителя позвали из коридора, и он вышел. В мастерской сразу же поднялся шум. Ученики побросали работу и сгрудились у одного верстака, где баламут Мухин давал бесплатный концерт, пародируя учителя труда. И Юрасик вспомнил, что будет дальше. Сейчас Мухину надоест кривляться, он прицепится к нему, Юрасику, начнет отпускать разные шуточки, а мальчишки будут гоготать как полоумные. Кроме того, этот баран сломает его хлипкий стульчик, наступив на него ногой.
Чтобы не допустить повторения ситуации, Юрасик решил выйти из класса и подождать возвращения учителя в коридоре. Но не успел. Мухин заметил, как он неуклюже пробирается через все верстаки к выходу, и в два прыжка преградил ему путь. Глеб оторвался от своего занятия и взглянул в их сторону. Он тоже помнил ту безобразную сцену, когда Мухин и компания глумились над Карасевым, а потом схватили его яркий рюкзачок и принялись играть им, словно волейбольным мячом. А Карасев, жалкий и неповоротливый, кружился между ними и просил вернуть его портфель, чем вызывал еще больший смех и гнусные остроты своих мучителей. И сейчас, судя по всему, все повторится. «Ну почему он позволяет так с собой обращаться? – подумал Глеб, глядя, как щуплый Мухин наскакивает на Юрасика. – Он же явно сильнее. Врезал бы ему разок между глаз. Ох уж мне эти шахматисты!»
Глебу совершенно не хотелось вмешиваться. Он же не Бэтмен, заступник всех обиженных и оскорбленных! Каждый должен уметь постоять за себя. Кто виноват, что Карась такой тюфяк и слюнтяй?
Измывательство над Юрасиком набирало обороты. Его рюкзачок уже оказался в руках злорадно хохочущего Семака.
– Отдай! – воскликнул Юрасик, и его жалобный голос резанул Глеба по сердцу. Он крепко сжал в руке ножку готового стульчика и вышел из-за верстака.
– Эй вы, уроды, быстро отдали рюкзак, – спокойно, но решительно произнес он. Мухин, Семак и Загоркин в изумлении оглянулись – в первый раз за шесть лет за Юрасика кто-то вступился.
– Ты чего, Елизаров, заболел? Это же Карасев. Какое тебе до него дело? – сказал Мухин. – Радуйся, что тебя никто не трогает.
– Я повторять не буду, – проговорил Глеб и поднял стул над головой. – Если на счет три рюкзак не окажется у Карасева, Семаку прилетит по кумполу, и не слабо. Раз, два…
– Он псих, по ходу, – с опаской сказал Семак, ища поддержки у Мухина.
– Псих, – согласился Глеб, – и справка имеется. Мне ничего не будет, а ты встретишь лето в больнице. Два с половиной… три!
Семак торопливо запустил рюкзаком в Карасева. Тот схватил его и прижал к себе, не веря, что все так быстро закончилось.
– Иди в коридор, – сказал ему Глеб и добавил, глядя на недоброжелательные лица одноклассников: – Кто его еще тронет – покалечу!
Юрасик в обнимку с рюкзаком исчез за дверью. Глеб опустил стул и тоже пошел к выходу, все так же крепко держа его за ножку.
– Ты смотри, Елизаров, – бросил ему вслед Мухин. – Мы этого так не оставим. Теперь ходи и оглядывайся.
– Ты завтра можешь очень пожалеть, что связался с нами, – подхватил Семак.
– Завтра? – Глеб остановился возле двери.
– Завтра, завтра, – подтвердил Загоркин.
– Ну завтра так завтра, – весело заметил Глеб и неожиданно захохотал.
Мухин и остальные переглянулись в недоумении.
– Чего тут смешного? – озадаченно поинтересовался Семак. – Чего он ржет?
– Ку-ку словил, вот чего, – сказал Мухин. – Похоже, он и правда свихнулся. Что с него взять, с придурка?
Одноклассники вслед за Мухиным медленно разбрелись по местам. А Глеб, продолжая смеяться, вышел в коридор. Взволнованный и смущенный Юрасик ждал его возле окна.
– Тебе, Юрок, надо что-то менять в своей жизни, – сказал ему Глеб. – Иначе ты до одиннадцатого класса будешь мишенью для всяких дураков вроде Мухина. Бросай шахматы и иди заниматься боксом. Ну, или борьбой для толстых людей. Как она там называется?
– Сумо, что ли?
– Во-во, сумо. В тебе же столько весу, как в трех Мухиных! Чего ты ему не врезал как следует? Его же по кускам потом собирали бы!
– Я не могу ударить человека, – смущенно признался Юрасик.
– Не можешь ударить? – Глеб почесал затылок. – Да, это проблема. Тогда в следующий раз знаешь что? Ты просто на него сядь!
