Сергей Тепляков - Двуллер. Книга о ненависти
– А много у нас малолетних ссыкух стреляют своим папикам в голову из пистолета? – спросил Бесчетнов.
– Могла быть и не малолетка. Вдруг какая-нибудь дама замужняя… – пожал плечами Иванов.
– Это же чем так женщину надо обидеть? От недотраха что ли? – хмыкнул Бесчетнов.
– Э, орлы… – строго сказал Гранкин. – Полегче. Девушку вон в краску вогнали.
Наташа и правда сидела пунцовая, но не от смущения – она и не расслышала всех этих слов. Она просто вдруг подумала, что сейчас еще немного, и эти ребята, вот так, просто, сидя за столом и хлебая чай, перекидываясь словами, словно шариком от пинг-понга, раскроют это дело.
– Вы, Наташа, не обращайте внимания на эту молодежь… – проговорил Гранкин. – Что ваш Юра, что наш Иванов, это же почти солдафоны. Да и я рад бы слово хорошее сказать, да забыл их уже все. Поезди-ка от трупа к трупу…
Тут он вздохнул и погрузился в свои мысли. Иванов с Бесчетновым тихо, вполголоса, препирались, показывая друг другу что-то на фотографиях. «От трупа к трупу… – думала Наташа. – От трупа к трупу»…
Глава 8
Следующим она решила убить Крейца. Нашелся он просто – в феврале он потерял пистолет, а Бесчетнов вызнал это (именно ради таких новостей он звонил каждый вечер домой начальнику пресс-службы УВД, который, опасаясь прослушки, по рабочему телефону ничего о «залетчиках» из милиции не говорил). Бесчетнов хохотал: «Представьте, дурачишка, по пьянке пистолет на базаре возле ларька потерял!». Хотя потом, в заметке, он поставил просто инициал «К», но фамилию называл не раз, и Наташа, услышав ее, замерла – неужто все так просто?!
Крейц оказался лейтенантом в одном из РОВД. Уже из того, что за десять лет карьера его не сделала ни шагу, понятно было, что жизнь у Крейца не задалась. Бесчетнову сказали, что за постоянное пьянство Крейца уже не раз собирались и выгнать, но все держат, потому что если гнать его, так надо гнать и остальных, а с кем же тогда работать?
Бесчетнов написал про Крейца и забыл, а вот Наташа не забыла. Крейц фамилия была нечастая, да к тому же она помнила, как Кутузов описал его – высокий, худой, со впалыми щеками. Пару-тройку раз она выпрашивала у Бесчетнова задания – такие, чтобы надо было идти именно в этот РОВД. Там ходила по этажам, долго сидела в следовательских кабинетах. Скоро следователи и дознаватели привыкли к ней, как к своей. Большинство из них были женщины, считавшие своим долгом объяснить юной и наверняка неразумной журналистке, как жить. Разговаривали, как водится, о мужиках, за примерами далеко не ходили, так что скоро Наташа знала все не только про Крейца, но и про остальных мужчин РОВД, включая и его начальника полковника Илюхина.
Однажды вечером она видела в коридоре и Крейца. Он и правда был высокий и очень худой. Женщины уже объяснили ей, что Крейц ест мало и редко – все деньги «экономит» для выпивки. Он занимал у всех, ему давали по мелочи, не надеясь на отдачу. За утерю пистолета на него наложили какое-то взыскание и понизили в должности. Правда, судачили женщины в РОВД, Крейц мог про взыскание и не узнать – последние недели он не просыхал и на работу являлся уже хорошо выпивши. По аромату, шедшему от Крейца, ясно было, что пьет он коктейли из алюминиевых банок, и предпочитает приторное пойло со вкусом дыни.
Уже после 8 марта, придя в РОВД, Наташа узнала от одной из дознавательниц, что Илюхин сделал Крейцу последнее китайское предупреждение – потребовал завязать и дал на принятие решения неделю без содержания. Наташа тут же решила, что из этого отпуска Крейц в РОВД не вернется.
Она решила не тратить на него пулю. В сводках уже давно был целый раздел отравившихся поддельным алкоголем. От этого должен был умереть и Крейц. Вот только где купить такую бутылку, чтобы наверняка, Наташа не знала. Да еще ведь поди не продадут. Однако криминальные новости выручили ее: кто-то отравился метиловым спиртом, и Наташа ахнула – был у них дома метиловый спирт, был! Руслан после смерти отца, повзрослев, некоторое время все так же клеил авиамодели, только не пластмассовые, а те, которые летают на моторе. Топливом был как раз тот самый метиловый спирт, который нельзя пить – еще когда мать была жива, Руслан не раз говорил с сожалением, что вот, мол, поллитра спирта дома стоит, а можно только нюхать.
Конструирование преступления увлекло Наташу, она иногда смотрела на себя со стороны и сама удивлялась себе, но не ужасалась. Опыт с Карташовым показал, что главное не пропустить момент. Надеясь на это, Наташа на третий день отпуска Крейца пошла к нему домой.
Он жил в двенадцатиэтажном доме. Наташа понимала, что это хорошо – в таких домах почти все ездят на лифтах, так что вероятность столкнуться с кем-то на лестнице крайне мала. К тому же, в таких домах никто никого не знает за пределами своей площадки. Крейц жил на восьмом этаже. Наташа поехала к нему утром. Женщины в РОВД объяснили ей распорядок дня пьяниц: до обеда спят, после обеда ищут денег на опохмел. Так что утром Крейц должен был быть дома.
Она долго звонила в облезлую металлическую дверь на провонявшей мусоропроводом лестничной клетке. Наконец, за дверью послышались шаркающие шаги.
– Кто? – прохрипел голос.
«Сказать ему что ли – «смерть твоя пришла!»? – подумала Наташа с нервной веселостью. – Да ведь не поймет». Она громко, громче обычного, заговорила:
– Добрый день, я из газовой компании, мне нужно осмотреть вашу плиту.
За дверью наступила пауза, а потом голос сказал:
– Какая на хрен газовая компания? У меня электроплита.
– Вот именно, – сказала Наташа. – В том и дело, что дом будут переводить на газ. Это дешевле. Позвольте войти. Атомы уже какой день к вам ходим, а вас все нет. Из-за вас весь дом тормозится…
Крейц с трудом соображал за дверью, о чем идет разговор. Слова о том, что тормозится весь дом, кольнули его – в доме и так давно на него косились, бабки шипели ему вслед, домуправ подстерегал, чтобы потребовать оплатить долги. Остатками сознания он подумал, что надо открывать, а то будут потом еще и за это шпынять.
Замок щелкнул, дверь открылась, Наташа увидела перед собой высокого и худого, с землистым лицом и впалыми глазами, человека. Тут же из квартиры вырвались запахи, от которых Наташу шатнуло.
Она вошла и пошла на кухню – надо было выдерживать легенду. Крейц вошел следом, но сил у него было едва-едва, и он тут же сел на табуретку, обхватив голову руками.
– Делайте что нужно, только быстрей…
– проговорил он. Все тело у него ломило. Хотелось лечь. За эти десять лет он дважды завязывал. Один раз держался год, другой раз – два. Потом начинал снова. Последнее время было особенно тяжело. Он уже давно жил по какому-то странному распорядку: просыпался часов в пять утра и потом не мог уже заснуть, дожидаясь в полузабытьи того времени, когда можно будет пойти на работу – там, глядишь, и ссудит кто сотней рублей. До полудня он даже мог работать, но потом выпиваемые одна за одной банки коктейлей давали себя знать. В четыре часа он обычно был уже едва жив. Как он добирался домой, и сам не знал. Но в четыре-пять утра он просыпался снова, обшаривал карманы, убеждался, что они пусты, и начинал терпеливо ждать. Иногда ему казалось, что он уснул и тогда что-то страшное надвигалось на него, давило. Иногда подскакивало давление и он стоял у открытой форточки. Особенно тяжко было в выходные. Тогда занять было не у кого. Он часами медленно, очень медленно ходил по городу, в надежде встретить знакомых и перехватить денег. Иногда он видел и других людей, шедших так же, как он – медленно, очень медленно – и понимал, что это такие же как он бедолаги. Недавно он раздобыл денег на бутылку пива, зашел во двор, сел на скамейку и начал потихоньку ее пить. Через минуту дверь подъезда открылась и вышел лохматый мужик. Он сел на скамейку напротив и закурил. Они о чем-то говорили – о погоде, о жизни. Мужик все смотрел на бутылку и на то, как Крейц пьет. Крейц понял, что мужик тоже болеет с похмелья, хочет хоть глоток, но стыдится попросить. Но и Крейц знал, что больше у него денег нет, а этой бутылки для поправки здоровья и ему мало. Пива он мужику так и не предложил. Почему-то он помнил этого мужика и ему даже было перед ним стыдно, хотя уже давно не было стыдно ни перед кем.
– Болеешь что ли? – вдруг спросила девчонка.
Он мутно посмотрел на нее, не понимая внезапную перемену интонаций и переход на «ты». Наташа наитием понимала, что тон выбран верный. Она вытащила из сумки четвертинку и сказала:
– Вот у меня читок – могу подлечить.
Хотя Бесчетнов в редакции не раз рассказывал о своих пьянках, говорил, что бывал в запое и в таком состоянии не соображал ничего, пил все, что пахло водкой, как не траванулся, Наташа все же поразилась тому, что Крейца совсем не удивило это волшебное появление читка. И то, что она достала его из сумки рукой в перчатке, Крейц не заметил – не до того ему было.
Крейц схватился за читок, зубами сорвал пробку. Наташа подала ему стакан, жадно на все глядя. Крейц вылил в стакан почти все, но на мгновение остановился и опасливо спросил:
